Университет Флориды


Через сорок пять минут мы уже были в Флатирон Дистрикт и искали место на Двадцать пятой улице, чтобы припарковаться среди вереницы машин, которая выстроилась вдоль высокого двухэтажного клуба. Люди стояли в очереди за красными бархатными веревками-ограждениями, и все они жаждали попасть внутрь. Я видел рекламу этого клуба в журналах, но так близко к нему я подошел впервые.

— Да нас ни за что туда не пустят, — сказал я.

— Что ты все время думаешь только о…

— О плохом, да? Ладно, я понял тебя.

Гоби закинула свою огромную сумку на плечо, открыла дверь и боком вылезла из машины.

— Встретимся внутри.

— А что, если…

Но ее уже и след простыл. Я посидел с минуту, глядя сквозь ветровое стекло на огни большого города. Мимо проезжали такси, время от времени сигналя. К моему окну подошел парковщик. Он вырос рядом, словно привидение.

— Могу я вам чем-нибудь помочь, сэр?

— Припаркуйте мою машину в безопасном месте, пожалуйста, — сказал я, взял чек и вылез из машины.

Вот теперь я почувствовал, что облачен в смокинг — почувствовал это как никогда, но, похоже, никто не обратил внимания на мой прикид, кроме чувака на парковке, который махнул рукой в сторону клуба, словно отпуская меня. Возможно, он считал, что таких молодых людей в смогинге, взятом напрокат, не пускают в ночные клубы. Я сделал вид, что ничего не заметил, внимательно вглядываясь в толпу перед клубом и ища взглядом Гоби.

— Эй! — позвал меня вдруг тот охранник, что стоял на входе, и настойчиво поманил рукой, так что я не мог проигнорировать его.

Все люди в очереди вдруг уставились на меня. Покраснев и приготовившись к тому, что сейчас на меня наорут и пошлют куда подальше, я подошел к нему, но он отцепил веревку, пропуская меня внутрь, и распахнул передо мной двери клуба.

— Она ждет тебя внутри.

— Чего, чего?

— Твоя дама.

— А, спасибо.

— Кстати, подожди, — его рука тяжело опустилась мне на плечо, — у тебя документы есть?

— Да, сейчас.

Я дрожащими руками вытащил бумажник и достал водительские права. Он внимательно изучал дату рождения; я терпеливо ждал. Потом он взял меня за руку и приложил сверху печать с красными чернилами. На руке появилась надпись заглавными буквами: «НЕСОВЕРШЕННОЛЕТНИЙ».

— Алкоголь не пить. И за барной стойкой не сидеть.

— О’кей.

Я вошел внутрь.


Внутри все было совсем иначе: звуки, запахи, освещение, музыка. Люди, которые, казалось, принадлежат какой-то исключительной группе — взрослые, изысканные жители мира, — толпились у стойки бара. Я прошел под вереницей молчаливых образов на шестидюймовом плазменном экране на стене, транслирующем канал ESPN. С потолка свисали белоснежные кресла, ярко-желтые внутри. Они были похожи на гигантские вареные яйца, а внутри этих кресел сидели самые красивые женщины, каких я когда-либо видел. Они болтали в воздухе длинными ногами и потягивали напитки из высоких узких бокалов. Мужчины в костюмах, высокие парни в солнечных очках, похожие на игроков NBA, еще более роскошные женщины, а также одиночки и хиппи заполняли помещение с мраморными полами и лестницы. Постояв с минуту, я увидел Гоби за одним из дальних столиков и подошел, пытаясь понять, как же она там оказалась.

— Как тебе удалось все это… ну чтобы нас пропустили?

— Садись.

Она подтолкнула мне высокий стакан, почти не глядя на меня.

— Я заказала тебе пепси.

— Спасибо.

— Я сейчас вернусь.

— Гоби, подожди минуточку.

Но она уже ушла в направлении дамской комнаты. Я потягивал пепси, изо всех сил делая вид, что я пью «Курвуазье». Не знаю, как ей удалось протащить нас сюда и что мы будем делать дальше, но ко мне снова вернулась особая чуткость восприятия, когда все кажется одновременно и слишком ярким, и абсолютно реальным, и совершенно невозможным. А времени было половина десятого — и уже скоро десять, — и я решил, что, если бы я заплатил десять долларов за пепси и ушел отсюда поскорее, я смог бы еще успеть на репетицию в центре Нью-Йорка. Все еще могло бы получиться, не случись какая-нибудь фигня.

А Гоби между тем все не было и не было. Я вытащил из кармана мобильный и посмотрел на часы. В дверях появились лощеные парни с Уолл-стрит и принялись поглядывать на мой столик так, словно хотели занять его. Я обернулся, чтобы проверить, не идет ли Гоби, и увидел стройную девушку в маленьком черном платье и черных очках, закрывающих половину лица. Она медленно шла прямо ко мне, руки ее были свободно опущены, бедра равномерно покачивались, словно метроном, под плотно облегающей фигуру тканью. Красная помада на ее губах словно разрывала окружающий полумрак. Она бросила сумку на стол рядом с моим стаканом.

— Я передумала, — сказала она. — Я хочу уйти.

Я уставился на нее.

— Гоби?

— Скажи, чтобы подогнали машину.

Я продолжал таращиться на нее; мой мозг был не в состоянии переварить то, что видели мои глаза. Это была Гоби — и одновременно совсем не она. Неряшливый вид, плохая кожа, сальные волосы — все исчезло! Теперь все линии были четкими, чистыми, обтекаемыми и женственными. Она распустила волосы, и они падали легкими прядями шоколадного цвета с бликами. Красивое стройное тело, которое она прятала под вязаными юбками и свитерами, теперь было обтянуто узким платьем, подчеркивая все выпуклости и формы. Я практически слышал, как скрипит ткань, когда она вдыхает. Единственным сходством с прежней Гоби была серебряная цепочка с половинкой сердца, которая все еще висела у нее на шее.

— Да что с тобой?

Она приспустила солнечные очки на кончик носа, и я увидел, что глаза у нее зеленые, как изумруды.

— Что ты так уставился на меня?

— Извини. Вот это да…

— Я расплачусь. Жди меня снаружи.

Она взяла свою сумку и оглядела клуб. Потом бросила взгляд туда, где несколько парней в небрежных костюмах с псевдонеряшливыми стрижками зависали с подружками, на которых почти ничего не было надето. Все они выпивали.

— Когда подъедешь, не останавливайся у окна.

Я встал, оглянулся и чуть не врезался в стол, так как не мог оторвать от нее взгляд. Посмотрел, как она пересекает зал. Затем вышел и протянул паковщику свой билет. Когда он подогнал «Ягуар», Гоби все еще не было. Я сел за руль и подъехал настолько близко к входу в клуб, насколько у меня хватило смелости. Потом я вытащил из кармана мобильный и набрал номер единственного человека, который был в состоянии мне поверить. Последовало три гудка.

— Эй, Перри?

Я услышал шум и музыку на заднем плане.

— Привет, Чоу.

— Слышь, что случилось-то? Что за хрень там произошла с Видтакером и…

— Чоу, послушай, я в городе.

— Чего? В смысле, в Нью-Йорке?

— Да.

— Кру-у-уто!

— Нет, послушай. Мы в клубе «40/40».

— Да елки ж палки! — воскликнул Чоу, даже не пытаясь скрыть свой восторг. Он спокойно признавал, что он всего лишь восемнадцатилетний молоденький кореец, который слишком много времени проводит, слушая «Young Money» и играя в онлайн игру «World of Warcraft». — Все, Перри, считай, что ты мужик, ты больше, чем мужик, ты…

— Чоу, заткнись и послушай меня хоть секунду, — сказал я. — Я здесь с Гоби, она только что вышла из туалета и это… типа… вообще другая стала. Не знаю, такая теперь красотка…

— Подожди-ка, — сказал Чоу почти серьезно, — мы говорим об этой твоей студентке? О Гоби, которая чуть не убила тех парней на нашем балу?

— Подожди, — опешил я, — ты что говоришь?

— Ты что, не слышал? Про Шепа и Дина? Я как раз собирался тебе рассказать. После того как Видтакер толкнул тебя, Гоби вернулась и закончила драку за тебя. Она нокаутировала их, приятель. Их увезли на «скорой». Тут врачи с носилками бегали по залу. А ты где был в это время?

— Я…

Я резко оборвал себя. Я вспомнил, как она сказала, что пойдет поправить макияж. Попросила подогнать машину, а в это время она, значит… И тут вдруг центральное окно клуба разлетелось, брызгая стеклом в разные стороны. Оттуда что-то вылетело — тело грязноволосого парня в сером костюме; оно ударилось о капот «Ягуара» так, что его окровавленное, расплющенное лицо оказалось прямо напротив меня, всего в десяти дюймах. Оно было похоже на живую оплывающую свечу, которую прижали к стеклу — глаза широко открыты и безжизненны.

Я заорал во всю глотку, сдал назад и выронил телефон и начал уже открывать трясущимися руками дверцу машины, чтобы выбраться, но тут рядом появилась Гоби. Она скользнула на пассажирское сиденье и втянула меня обратно в салон.

— Я же просила тебя не останавливаться у окна, — сказала она.

7

Опишите критический момент в вашей жизни, когда думать и поступать привычным образом было невозможно. Какова была ваша реакция? Как это изменило ваш образ мыслей?

Рамапо колледж


И вот он я. Я кричу:

— Там мертвый мужик на капоте! О боже! Да какого же… На капоте машины моего отца валяется мертвый мужик!

Я почувствовал, как кто-то схватил меня за плечо. Схватил достаточно сильно и тряхнул, выводя меня из панического транса. Гоби сжимала мою руку чуть выше локтя, очень сильно. И когда я обернулся и посмотрел на нее, солнечных очков на ней уже не было. Она впилась в меня взглядом:

— Тебе нужно сдать назад, Перри, тогда тело сползет на землю.

Я скользнул взглядом по сумке, которую она держала на коленях. Огромной сумке. Единственном, что осталось от той девушки, которой Гоби была пятнадцать минут назад. Сумка была открыта. Я увидел, что в ней поверх одежды, рядом с «Блекберри», лежит пистолет.

— Ты сделала это? Ты пристрелила этого парня?!

— Сдай назад, Перри. — Ее голос звучал абсолютно спокойно. — Сдай назад, пока не приехала полиция.

Я все еще возился с ручкой, пытаясь вылезти из машины, но тут Гоби перекинула одну ногу в высоком сапоге через коробку передач, нажала на газ — и «Ягуар» рванул назад. Нас мотануло так, что я почувствовал, будто меня встряхнули, словно мешок с картошкой, а тело мертвого мужика соскользнуло с капота и исчезло из поля зрения. Гоби сильно вывернула руль, так что мы крутанулись между припаркованными рядом «Хаммером» и «Лексусом», ожидающими парковщика.

— А теперь, — сказала она, — давай, гони!

Я помотал головой, дергаясь, словно рыба, пойманная в сеть.

— Выпусти меня! Можешь забирать машину себе! Только выпусти меня!

Да куда же подевалась дверная ручка? Я выходил из этого «Ягуара» всего-то три-четыре раза за всю свою жизнь. И это включая те разы, когда мне хватало смелости пробраться в гараж и просто посидеть внутри машины, пока отец не видит.

Теперь мои дрожащие пальцы блуждали по двери, пытаясь найти ручку и открыть ее, как вдруг что-то тяжелое и горячее уперлось мне в правый бок. Я почувствовал запах нагретой стали и пороха.

— Помнишь, как ты помогал мне с презентацией в «пауэр пойнт» для урока по экономике мистера Уибберли? — сказала Гоби. — Ты тогда очень хорошо соображал, Перри. Сейчас ты соображаешь не так хорошо.

В ее голосе странно сочетались ласковые и наставительные нотки. Как будто она объясняла что-то очень простое кому-то очень глупому.

— Мне нельзя водить машину. Ты же сам знаешь.

— Да это же Нью-Йорк! Кому здесь нужна машина?

Она дотронулась до моей руки:

— Ты мне нужен.

Я посмотрел направо и налево. Снаружи, у дверей клуба, народ уже собирался около разбитого окна, рассматривая распростертое на земле тело. То тело, что несколько секунд назад лежало на капоте моей машины лицом в стекло. Некоторые люди начинали оглядываться на нас. Я чувствовал прижатый к своему боку пистолет, и на периферии моего сознания была мысль, которую я никак не мог уловить.

— Да кто ты такая вообще? Ты просто студентка из другой страны! Ты просто школьница!

— Мне двадцать четыре года.

— Что?

— Поехали.

Теперь пистолет упирался мне в висок.

— Последний раз предупреждаю, поехали.

Я тронулся с места и вырулил на улицу. Меня трясло: каждая часть моего тела вибрировала. Гоби протянула руку и включила «дворники»; они размазали кровь по стеклу наподобие двойной радуги. Она побрызгала стеклоомывателем и включила «дворники» снова. Стекло стало немного чище. Теперь я мог различить впереди огни Бродвея, мерцающие сквозь кровавые разводы на стекле. В зеркало заднего вида я заметил, что толпа перед клубом «40/40» с каждой секундой становится все больше и больше. Вдалеке послышался вой сирены.

— Поверить не могу. Неужели вся эта хрень происходит на самом деле?!