Сергей Минцлов - Гусарский монастырь

Шагах в двадцати от нее Светицкий кашлянул; книжка опустилась, и открылось лицо Лени; на нем изобразилось удивление.

— Здравствуйте, Леонида Николаевна! — произнес, подходя, Светицкий.

Девушка поднялась ему навстречу.

— Вообразите, смешной какой случай со мной вышел? — продолжал гусар. — Охотился с товарищами и вот отбился от них, заблудился и неожиданно попал сюда!

Голос его звучал без фальши, и это еще более окрылило его.

— Как вы исцарапались сильно? — сказала Леня, указав на руки гусара; тот глянул на них и увидал, что они в крови.

— Пустяки! — весело ответил он. — Это я через лозняки у реки продирался. Зато вас вижу — вот и награда мне!

— Какая же это награда? — Леня была так далека от мысли, что Светицкий приехал ради нее, что ни на минуту не усомнилась в истине его слов. — Где же ваши товарищи девались, не послать ли за ними людей?

— Нет, нет, они сами выберутся! — торопливо ответил Светицкий. — Они хорошо знают места. Вы мне позволите отдохнуть немного здесь?

— Конечно, пожалуйста! Сейчас Людмила Марковна спит, а через полчасика я проведу вас к ней.

— Зачем же ее беспокоить? Не надо!

— Какое же это беспокойство?

— Право не надо: вы даже не говорите ей, что я здесь был!

Леня опять удивилась. Прямая и искренняя сама, она и в других не предполагала притворства и задних мыслей.

— Почему же?

— Да так… может быть, ей это не понравится… что-нибудь подумает!

— Что же она может подумать? Ведь вы же не с худыми намерениями к нам приехали: дом поджечь не хотите?

— О нет, нет! — воскликнул, улыбаясь, Светицкий.

— К чему же вам прятаться? Все равно Людмила Марковна узнает: лошадей же вам нужно будет дать в Рязань ехать?

— Зачем? У меня… — Гусар чуть не проговорился и осекся. — Я товарищей отыщу и с ними вернусь: там у нас свои лошади!

— Где же?

— А там… — Гусар неопределенно показал куда-то рукой и почувствовал, что кровь густою волною начинает подыматься из-под воротника к щекам его. Он отвернулся.

Леня приметила смущение Светицкого и, не понимая, в чем дело, замолчала.

— Здорова ли Людмила Марковна? — озабоченно осведомился он.

— Все по-прежнему; ноги у нее очень болят!

— В Рязань не собираетесь переехать?

— О нет, здесь так хорошо!

— Это грустно…

— Почему грустно?

— Для меня грустно… — пояснил гусар. — Значит, и на сцене вас больше не увидим?

Леня улыбнулась:

— Какой же теперь театр! А вы любите его?

— Очень. Как вы были хороши в Эсмеральде, Леонида Николаевна! Многие плакали, когда вы говорили в последнем акте. Так хотелось броситься на сцену, что-нибудь сделать и спасти вас! Жаль только, что пьеса была дубовая! — повторил он слова Возницына. — Знаете, как ее у нас назвали, — «Поленья любви»!

Леня тихо засмеялась.

— Всем нельзя быть Шекспирами, Дмитрий Назарович. Вы читали Шекспира?

Светицкий должен был сознаться, что только слышал о нем.

— Вот его играть, должно быть, великое наслаждение!… Как хорошо, что существуют на свете такие гении: с ними так светло жить! — добавила Леня.

— Вы много читаете? — спросил гусар.

— Да. Книги — мои друзья.

— А живых друзей у вас много?

Леня подняла на него глаза.

— Откуда же они у меня могут быть? Мы ведь здесь, как в монастыре, живем.

— А если бы я попросил вас меня считать своим другом? — горячо сказал он. — Настоящим — на жизнь и на смерть?

— Будемте друзьями, я рада! — просто ответила Леня, протягивая ему руку.

Светицкий почтительно поцеловал ее и опустился на одно колено.

— Если так, посвятите меня в ваши рыцари!

— Что же я должна для этого сделать? — смущенно смеясь, спросила Леня. — Знаете, мы с вами сейчас точно на сцене…

— Дайте мне вот эту ленточку… — Он указал на голубой бант, приколотый на груди девушки. — Это будет мой цвет с нынешнего дня!

Леня сняла бант и подала его гусару. Тот прижал его к губам.

— Встаньте же, рыцарь, — произнесла она, — и пойдемте в дом. Людмила Марковна, наверное, уже ждет меня!

— Нет, разрешите мне не ходить!

Светицкий поднялся на ноги.

— Да отчего? Какой вы странный! — воскликнула Леня.

— Позволите? И не сердитесь? И не говорите Людмиле Марковне, что я был…

— Право, можно подумать, что у нас свиданье здесь с вами происходило…

— Пусть это будет нашей маленькой тайной, — продолжал Светицкий, — ведь у друзей всегда бывают какие-нибудь тайны! И разрешите завтра мне опять прийти сюда в это время?

— Да ведь вы же в Рязани живете, далеко!

— Ничего, можно приехать!

— Слушайте… все это так непонятно… — произнесла Леня, и в голосе ее послышались легкая тревога и волнение. — Зачем вам это нужно?

Ответ был на губах Светицкого, но он не решился произнести его.

— Мы же друзья… — сказал он. — Я места себе не нахожу дома! А вы мне книг дайте: я ничего не читал, ничего не знаю. Друзья помогают друг другу. Хорошо?

Леня молча протянула руку, и Светицкий опять поцеловал ее. Лицо Лени подернулось на этот раз краской.

— А теперь прощайте, я должна уйти!… — И она почти побежала в дом, а когда оглянулась от балкона — увидала, что Светицкий все еще стоит и смотрит ей вслед с дальнего конца аллеи.

— Я уж посылать за тобой собиралась! — встретили на балконе Леню слова Людмилы Марковны. Она уже проснулась и, видимо, была в хорошем настроении. — Где гуляла?

— Читала в аллее…

Что-то не совсем обычное почудилось Пентауровой в коротком ответе и в голосе Лени. Старуха последила глазами за девушкой и убедилась, что что-то произошло.

— Поди ближе… — проронила она.

Леня подошла к креслу. Щеки ее начали алеть.

— Да не в пол гляди, а на меня… Теперь сказывай, что было?

— Право, ничего… Светицкий приезжал… — ответила Леня.

— Светицкий?… Гусар, что ли?

— Да.

— Зачем? Где он?

— Уехал.

— Зачем приезжал?

— Да не приезжал… — И Леня рассказала, как встретилась с ним в саду и о чем они говорили.

— Чудно… — выслушав, произнесла Людмила Марковна и закрыла глаза. Думы охватили ее, думы, все чаще и чаще начинавшие роиться в голове ее.

С первых же слов она угадала, для кого и зачем приезжал молодой гусар; обратила она подозрительное внимание на него еще на похоронах сына, но Светицкий был так почтителен и скромен, что даже понравился ей, чего удостаивались очень немногие.

И вот теперь свиданье… С другой стороны она ясно понимала, что все это в порядке вещей, и девушку от таких разговоров и встреч уберечь нельзя. Но вот именно с этого-то места дум черствое для всех сердце Людмилы Марковны начинало больно сжиматься: с какими намерениями будут ухаживать за ее Леней? Что ждет ее в недалеком будущем, после ее смерти? Вольную она ей добыла, но ведь это еще далеко не все! Леня умней и воспитанней всех известных ей барышень, но она крестьянка. На какую же партию может рассчитывать она? Какие встречи ждут ее в жизни, какие речи после ее смерти будут вести с «девкою» наглые люди?

— Завтра, сказал, опять приедет? — проговорила, открывая глаза, Пентаурова.

— Да.

— Приведи его ко мне. Не хочу, чтоб люди болтать стали всякий вздор, поняла?

— Поняла… — ответила совсем смущенная Лени: она и в самом деле прозрела многое из происшедшего.

Ни во весь остальной день, ни на следующий Пентаурова о Светицком не обмолвилась ни словом и только в конце обеда бросила приживалкам:

— Гостя жду. К двум часам кофей чтоб был!

Как всегда, с помощью Лени перебралась она из-за стола на свое кресло и вытянула ноги. Леня побыла на балконе, кинула несколько взглядов на Людмилу Марковну, засыпавшую с обычным строгим выражением лица, и неслышною поступью спустилась с балкона и медленно, словно в раздумье — идти ли, направилась к аллее.

Темные глаза старухи открылись, как два провала, и провожали стройную белую фигуру девушки до тех пор, пока та не скрылась среди зелени.

Светицкий давно ждал, стоя на повороте, и, завидев идущую Леню, бросился к ней с радостным лицом.

— Вот и вы! Но какая строгая, сердитая?… Отчего?

— И не сердитая, и не строгая… — ответила Леня. — Но зачем вы обманули меня вчера, Дмитрий Назарович?

— Я? Каким образом? — пробормотал Светицкий.

— Зачем вы приезжали вчера?

Взгляды их встретились.

— Чтобы вас видеть… — тихо, но твердо проговорил он.

— Вот видите… — Леня покачала головой. — И совсем это ненужно!…

— Мне лучше знать, нужно это или ненужно! Вам, конечно, все равно, а мне нет!

— Милый Дмитрий Назарович, — вдруг таким тоном сказала Леня, что сердце у Светицкого вздрогнуло, — давайте забудем все это лишнее и останемся просто друзьями. Ведь вы хотели моей дружбы?

— Лишнего ничего не было…

— Вы пошутили со мной — и довольно, правда?

— И не думал шутить.

— Значит, вы хотели обидеть меня?

— Вас?! Разве обижают… — Он запнулся, отвернулся и договорил глухим голосом: — Тем, что любят?

Леня закрыла лицо руками и вдруг заплакала.

— Ну вот, ну вот!… — совсем по-детски произнесла она сквозь слезы.

— Я без вас не могу жить, Леонида Николаевна, — сказал Светицкий, — я не виноват в этом! О чем же вы плачете? — Он осторожно взял ее руки и открыл лицо ее. Она овладела собой.

— Я дворовая девушка, Дмитрий Назарович, — ответила она, — со мной можно шутить и с любовью!

— Неправда! — крикнул чуть не на всю аллею Светицкий, и лицо его исказилось таким гневом, что Леня в испуге отступила назад. — Мне все равно, кто вы, для меня вы выше всех в мире, я знать ничего не хочу; поймите же, я люблю вас! — в исступлении закончил он, падая на колени. — Будьте моей женой, Леня!

— Что вы, опомнитесь?! — в смятении произнесла она. — Я вам не пара… Это у вас пройдет, забудется… Встаньте же!…

— Нет, не пройдет, не забудется! — с какой- го угрозой сказал, вставая, Светицкий. — Некому и забывать завтра будет!… Прощайте! — И он повернулся, чтобы уйти.

— Постойте! — вскрикнула Леня, протягивая ему вслед обе руки. — Куда вы?

— Здесь делать мне нечего… — мрачно отозвался гусар. — Это вы надо мной шутите и издеваетесь! Я в последний раз спрашиваю: хотите быть моей женой?

Леня подошла к нему и взяла его за руку.

— Вы меня любите? — спросила она.

— Да! — тоном убийцы ответил Светицкий.

— И значит исполните мою просьбу?

— Да.

— Подождем говорить об этом!

Светицкий сделал нетерпеливое движение, но Леня не дала ему заговорить:

— Если вы меня действительно любите, вы это сделаете! Я ведь вам не отказываю, я хочу только, чтобы вы успокоились и обдумали все…

— Думать мне нечего: я давно все обдумал! — прервал Светицкий.

— Все-таки подождем немного: у вас будет время еще больше вдуматься и решить не так опрометчиво все. Дайте и мне время поверить в сказку, что мне рассказала эта аллея?

— Иными словами, вы мне не верите, Леонида Николаевна? — угрюмо проронил Светицкий.

— Верю! — воскликнула Леня. — Но ведь это все так неожиданно, такое большое, огромное… Не будем больше ни словом вспоминать о том, что говорилось сейчас, хорошо? Забудем на время!

Светицкий молчал. Леня заглянула ему в лицо и взяла за руку.

— Поймите меня, Дмитрий Назарович: вы человек свободный — орел с крыльями, а я маленькая куропатка. Вы можете взмыть и улететь далеко в любое время, и я ничего не скажу и не подумаю о вас дурного: ведь так оно и быть должно! Горя не будет и не надо его, правда? Я останусь со своей сказкой, со своим светлым лучом, который вы бросили на мою жизнь — серенькую и незаметную! Он будет светить мне, пока я жива! Смотрите — ведь впрямь прилетела жар-птица и озарила весь сад. Сейчас — все сказка: вы Иван-царевич с ковра-самолета, а я чернавка-замарашка. Дайте же мне погрезить этою сказкой, не нарушайте ее хоть недолго, хорошо?

Она с таким чувством, с таким вдохновением, осиявшим ее лицо, сказала эти слова, что у Светицкого перехватило дыханье. Ему хотелось упасть к ногам ее, удариться головой о дерево, схватить ее на руки и унести неизвестно куда, изрубить тысячу неведомых врагов — все он мог сделать под звуки этого волшебного голоса, лившегося в самое сердце!

— Хорошо! — проговорил он, прижимая горячие губы к руке Лени.

— Вот и прекрасно! — сказала она. — Я знала, что вы милый!

— Но ведь мы же будем видеться? — с тревогой спросил он. — И вы позволите мне наедине называть вас Леней?

Она с улыбкой кивнула головой.

— А меня зовите Митей. Я Митя для вас — да?

— Да. А теперь идемте в дом.

— Извольте: с вами хоть к черту на рога! — радостно воскликнул Светицкий.

— Ого, какой вы сегодня храбрый? Знаете, ведь я сказала вчера Людмиле Марковне, что вы здесь были!