Сильвия Сарк - Гувернантка

Ветер, несшийся с Финского залива, был резким и холодным. Молодая женщина на борту парохода, который собирался причалить к мосту Святого Николая, подняла к лицу меховую муфту, и потеплее укуталась в пушистую шаль, почти скрывавшую ее новый капор. Она едва не задохнулась, когда холодный порыв ветра обжег ей щеки. Ледяной воздух бодрил и волновал, словно первое дыхание жизни, от которого захлебывается новорожденный.

«В каком-то смысле, — подумала девушка, — я и есть новорожденная. Я начинаю новую жизнь». Она поежилась. Перед ней раскинулся город с золотыми куполами, зелеными крышами соборов и домов и санями, скользящими по голубоватому снегу. На мгновение она замерла, очарованная волшебством открывшейся взгляду красоты. Морозный воздух, звон бубенцов, развевающиеся на ветру молочно-белые гривы лошадей, легко несущих сани вдоль Невы… Экипажи проносились по набережной, словно фантомы среди падающих хлопьев снега. Это был сказочный сон. Под бескрайним, словно замороженным небом, на фоне танцующих снежинок, картина городской жизни казалась заключенной в огромный кристаллический шар, наполненный чистейшим, прозрачным воздухом.

Перед ней предстал Санкт-Петербург, столица имперской России. Шел 1860 год. Двадцатилетняя Софи Джонсон, дочь английского адмирала, ныне покойного, прибыла в этот северный город на должность гувернантки при дочерях князя Петра Разимова, владеющего пятьюдесятью тысячами крепостных душ и несколькими поместьями в разных краях России.

Девушка стояла молча среди всеобщей суматохи. Могучая река, местами скованная льдом, вспенивалась и била кусками льда о борт парохода. Одетая в темно-зеленое пальто с тяжелой пелериной, отороченной коричневато-рыжим мехом, темно-зеленый бархатный капор, она была сама скромность и сдержанность. Зеленый цвет капора, оттенял ее зеленые глаза, разделенные, четким пробором волосы отсвечивали темным золотом. В уголках красиво очерченного рта угадывались твердость и решительность.

Софи улыбнулась, следуя по сходням за здоровенным, старавшимся сохранить равновесие матросом, который нес на плече ее сундук. В другой руке он держал саквояж. Софи во все глаза рассматривала пристань, пытаясь отыскать человека, который должен был встречать ее. Наконец она заметила заинтересованный взгляд высокого мужчины в меховой шапке и длинном сером пальто. Еще раз внимательно глянув на нее, он обернулся и что-то быстро сказал кучеру, закутанному в подбитый мехом кафтан. Кучер тут же принялся смотреть из-под нахлобученной на глаза шапки в ее сторону, стараясь удержать лошадей, которые фыркали паром и нетерпеливо перебирали копытами. Высокий мужчина направился прямо к Софи.

— Мисс Софи Джонсон?

— Да. — Девушка вдруг поняла, что ей трудно говорить. Этот чужой мир выглядел таким странным, таким не похожим на ее родной Ричмонд…

— А я — Эдвард Хенвелл. Учу английскому языку Алексиса Карловича, юного племянника князя.

— О! — воскликнула Софи с облегчением и добавила уже спокойно: — Мне не говорили, что у князя есть племянник.

— Он вряд ли подошел бы на роль вашего воспитанника, — улыбнулся Эдвард Хенвелл. — Вы увидите, что с вас довольно и двух девочек, уверяю, мисс Софи.

— У меня дома остались братья и сестры. — Софи старалась сдержать слезы. — Так что две маленькие девочки не принесут мне большого беспокойства.

— Разумеется, нет. Не то, что Алексис — энергия бьет в нем ключом. Он невероятно упрямый, но замечательный юноша. Князь в нем души не чает. Однако, Софи Ивановна, мы замерзнем, стоя здесь.

Он взял ее под локоток, и, перешагивая через булыжники, они направились к поджидавшей тройке. Софи взглянула украдкой на своего спутника. Высокий, девушка едва доставала ему до плеча, выразительное, энергичное лицо, густые темные брови, легкая ироничная улыбка.

— Ко мне будут обращаться на русский манер? — поинтересовалась она.

— О нет. Вас будут величать мисс Джонсон. Я позволил себе эту маленькую вольность, чтобы заставить вас улыбнуться. Вы выглядите немного печальной. От Англии до Петербурга путь неблизкий.

— От Англии до Петербурга путь и вправду неблизкий. Но я сама его выбрала, — твердо возразила Софи, желая пресечь дальнейшее проявление сочувствия.

Они подошли к экипажу, под кружащимися хлопьями снега лошади нетерпеливо переминались, трясли гривами. Бубенцы на их упряжи мелодично позвякивали.

— А вот и наша наставница, — сообщил Эдвард, — мадемуазель Альберт, французская гувернантка.

Из возка, высунулась женщина лет сорока пяти, закутанная в бесчисленные одежды и шали.

— Здравствуйте, мисс Джонсон, — произнесла она, на чистейшем английском с едва уловимым французским акцентом. Софи разглядела ее лицо землистого цвета и темные глаза. Над верхней губой пробивалась тонкая полоска темных волос. — Не тратьте зря время, — добавила мадемуазель Альберт, прерывая ответное приветствие Софи. — Забирайтесь поскорей внутрь. Лошади заждались, да и кучер Федор тоже.

Софи с помощью Эдварда Хенвелла устроилась на сиденье. Ее сундук и саквояж пристроили на возок. Федор взмахнул кнутом, и лошади понеслись. Быстрая езда, звон бубенцов, стук копыт и обжигающий мороз привели Софи в восторг.

Ехали молча. Мадемуазель Альберт закуталась в шали, Эдвард неотрывно смотрел вперед, не желая показаться назойливым. Ничто не мешало Софи погрузиться в воспоминания о суматошных днях, когда она, воспользовавшись подвернувшимся ей благодаря письму старинного друга их семьи, капитана Палмера, случаем, приняла решение ехать в Россию.

— При сложившихся обстоятельствах, мама, я могу зарабатывать на жизнь в любом месте, — заявила Софи матери. — Так почему бы не в Санкт-Петербурге?

— В России?! — воскликнула мать. — Это так далеко! К тому же я слышала, что тамошние жители сродни дикарям.

— Князь Разимов не похож на дикаря, — возразила Софи. — Капитан Палмер знаком с ним. Он рассказывал, что у него прекрасный дом, обставленный изящными вещами. К тому же маленькие девочки остались без матери. Они по возрасту как наши Джейн и Генриетта.

— Только они счастливее Джейн и Генриетты, — вздохнула мать. — Им никогда не придется зарабатывать на жизнь самим. Но пенсии отца не хватает, чтобы обучить и воспитать вас семерых. Наш долг — сделать для мальчиков все, что в наших силах, как завещал твой папа. Он, так надеялся на…

— Мама, мы должны смотреть в будущее, а не в прошлое. К тому же у нас есть замечательный дом в Ричмонде. Я скоро смогу сама позаботиться о себе, и Аделаида тоже.

Аделаиде, самой красивой из четырех сестер, стройной кудрявой блондинке с небесно-голубыми глазами, недавно исполнилось семнадцать. Она была помолвлена и собиралась выйти замуж этим летом. Софи не будет на ее свадьбе. «Я должна ехать. Сейчас или никогда», — сказала она себе.

— Ты всегда была самой смелой. Я бы ни за что не отважилась уезжать так далеко от дома. К тому же мама говорит, что там небезопасно, — заметила Аделаида.

— Чепуха! Хотя вряд ли я могу сказать, такое маме. Я буду получать приличное жалованье. Как оказалось, хорошие гувернантки-англичанки в России редкость. Я имею в виду настоящих леди с образованием, какое посчастливилось получить мне, пока еще был жив папа. Мне бы хотелось посмотреть на мир, прежде чем я выйду замуж. Хотя, конечно, и здесь, у нас, чудесно, среди зеленых полей и лесов.

— Может случиться, у тебя не будет возможности выйти замуж, — заметила Аделаида. — К сожалению, не в обычаях гувернанток заводить семью. Да и замкнутая ты, хотя Эдмунд говорит, что у тебя прекрасные глаза.

Софи с нежностью улыбнулась, вспомнив об Аделаиде; сестра будет жить в уютном домике под надежной защитой Эдмунда. «В то время как я, — подумала она, — в то время как я… Возможно, Аделаида права, и я никогда не стану общительной, и мне уготовано одиночество».

Ее вновь охватило волнение, ведь она ехала в дом одного из самых богатых аристократов Петербурга… Будущее виделось ей в радужном свете. Софи, которой раньше не приходилось покидать родные места, поражалась собственной смелости.

Эдвард Ханвелл глянул на ее спокойно-безмятежное, без единого признака смятения лицо и вспомнил о своей сестре Милли. Он попытался представить ее на месте мисс Джонсон. Но не смог. Милая его сердцу девочка не обладала решительностью мисс Джонсон. Однажды он послал сестре веер, купленный в Париже, и восторгу ее не было границ:

— Ты только подумай, дорогой Эдвард, какой путь проделал этот восхитительный веер! Из Парижа — в твою дикую Россию, а оттуда — ко мне в Дорсет!

Милли была уверена, что после того, как брат согласился служить в России, они потеряли его навсегда. От одной только мысли, что молодая девушка могла отправиться одна в холодную, чужую страну, Милли лишилась бы чувств.

Эдвард, взглянул на мадемуазель Альберт. Та, словно почувствовав его взгляд, обернулась. Их взгляды скрестились над головой Софи. В темных глазах француженки светилась враждебность. Но эта враждебность относилась не к нему, Эдвард знал, а к юной англичанке, сидящей между ними.

Особняк князя в Петербурге и в самом деле показался Софи настоящим дворцом. Позже, после нескольких попыток подсчитать, она пришла к выводу, что под одной крышей с князем проживают не меньше восьмидесяти человек — приближенных к семье родственников, приживалов, слуг, гувернанток и наставников, часть из которых была на службе, а часть на пенсии, продолжая доживать свой век под одним кровом с бывшим хозяином.

Парадная дверь, распахнутая настежь слугой в ливрее, словно приглашала в просторный холл с мраморными колоннами. Мадемуазель Альберт, опередив Софи и Эдварда, сразу показала себя властной. Перекинувшись парой слов со слугой, она велела Софи идти за ней. Отвесив глубокий поклон обеим дамам, Эдвард Хенвелл поспешил удалиться. Следуя за мадемуазель, Альберт по длинным, устланным богатыми коврами коридорам, Софи мельком успела заметить просторный салон в кремовых и золотых цветах с мерцающими канделябрами. Наконец мадемуазель Альберт остановилась перед одной из дверей и постучала. Лакей отворил дверь.

— Мадемуазель Альберт, мисс Джонсон, — объявил он, пропуская их внутрь.

Это был роскошный дамский будуар с зеркалом в резной раме, с обитой мягким бархатом и шелком мебелью и множеством маленьких столиков, на которых красовались дорогие безделушки и хрустальный туалетный прибор, украшенный эмалью и драгоценными камнями. Огромная, облицованная кафелем печь источала живительное тепло. Занавеси из дамасского шелка еще не задернули, и через окно виднелись золотые шпили и купола на фоне голубоватого сумеречного неба. На красном диване у окна сидела освещенная светом лампы рыжеволосая женщина. Она окинула Софи пристальным взглядом карих глаз, от которых не утаилось ни единой детали ее облика.

— Вы мисс Джонсон? Софи сделала реверанс.

— Надеюсь, мадемуазель Альберт, вы сообщили мисс Джонсон, кто я такая?

— Нет, Елена Петровна, у меня было так мало времени.

— Вы не успели сделать это по дороге сюда?

— Вы же знаете, Елена Петровна, Федор так гнал лошадей, что невозможно было дышать. Вы же знаете, холодный воздух губителен для моих легких…

— Хорошо. Что ж, мисс Джонсон, я принимаю и приветствую вас в этом доме, поскольку у князя нет жены. Я его кузина, а мистер Хенвелл — наставник моего сына Алексиса. В ваши обязанности будет входить обучение только дочерей князя, Татьяны и Екатерины. Французский язык они изучают под руководством мадемуазель Альберт, а немецкий — фрейлейн Браун. Князь выразил желание, чтобы английский его дочерей был безупречен.

— Как ваш, мадам, — искренне похвалила рыжеволосую женщину Софи.

— За это следует благодарить мою гувернантку-англичанку. Надеюсь, вы будете столь же старательны, — ответила высокомерно Елена Петровна.

— Я тоже надеюсь, мадам. — Софи вновь присела в реверансе.

— Проследите, чтобы мисс Джонсон со всем ознакомилась, — велела Елена Петровна. — Ведь она должна чувствовать себя здесь как дома. Вы прибыли к нам, — добавила она, обращаясь к Софи, — с самыми лестными рекомендациями. И я не сомневаюсь, что благодаря вашим заботам мои маленькие племянницы станут настоящими леди. Вы кажетесь девушкой умной и образованной. Хотя судьба преждевременно лишила вас отца, вы не должны позволять этому прискорбному факту омрачать вашу новую жизнь.

— Не думаю, что мне это грозит, мадам.

— Я считаю своей обязанностью напомнить, что Господь посылает нам испытания, которые мы должны принимать со смирением. А теперь, я думаю, мисс Джонсон утомлена с дороги. Вверяю ее вашим заботам, мадемуазель Альберт. Ей незачем видеть детей раньше завтрашнего утра. Это время понадобится вам, — добавила она, обращаясь к Софи, — чтобы привыкнуть к новой обстановке. Если вы в чем-нибудь будете испытывать нужду, вам что-нибудь понадобится, вам стоит только попросить, и все будет исполнено.