— Их сиятельство так добры…

— Скажите, мисс Джонсон, во время ваших прогулок дети не забывают кланяться знакомым, которых вы встречаете?

— Алексис Карлович отдает честь всем встречным, — улыбнулась Софи. — Особенно если у них превосходные лошади.

— Дети всегда должны помнить правила этикета, особенно по отношению к графине Ланской, которая очень стара и почти слепа и выказывает им так много доброты.

— Их манеры, надеюсь, вряд ли оставляют желать лучшего.

— Особенно в отношении лошадей, — улыбнулась Елена Петровна. — Насколько мне известно, у Анны Егоровны замечательные лошади.

— Вы правы. Но в последнее время мы ее не встречали.

— К разочарованию Алексиса, несомненно. А теперь мне пора. Думаю, князь ждет меня.


Софи увидела князя. Он спускался по лестнице, одетый в военную форму. Ордена на его груди сверкнули бриллиантовым блеском, когда он прошел под канделябром. Задержавшись у подножия лестницы, он кивнул издали, и направился в покои Елены Петровны.

И снова Софи, следуя по коридорам и галереям к своей комнате, чувствовала присутствие князя. Словно их связывала тонкая, невидимая нить, которая не оборвалась, даже когда девушка закрыла дверь своей комнаты. «На меня действует его величественный вид и властность, — подумала она. — Человек, владеющий пятьюдесятью тысячами душ, не может не производить впечатления».

— Он властен над жизнями крепостных, — сказал однажды мистер Хенвелл.

— Но он хочет дать им волю, — возразила тогда Софи.

— Это правда. Но в такой стране, как Россия, подобное намерение опасно. Против него могут выступить грозные силы.

«Не этого ли я страшусь? — спрашивала себя Софи. — Не того ли, что живу в стране, где один человек может владеть тысячами других?» Но уравновешенная натура девушки защищала ее от подобных мыслей и переживаний. Кроме того, ей хватало забот с княжнами.


«Князь очень красив, — дразнила она в письме Аделаиду. — Боюсь, бедный Эдмунд остался бы незамеченным, встреть ты князя».

Глаза затуманились, когда Софи представила себе сестру, возмущенно трясущую кудряшками. «Я не променяла бы Эдмунда на всех князей на свете!» — воскликнула бы она. Как далек безмятежный, покойный мир ее родного дома! Но девушка не тосковала о нем сейчас. Несмотря на свой ответ Елене Петровне, Софи постепенно, незаметно для себя, начинала любить чужую страну, в которой оказалась по воле случая.


Софи устроилась в садовой беседке и погрузилась с головой в русскую грамматику.

Сидящий рядом Эдвард Хенвелл любовался ее очаровательной фигуркой в темно-синем платье с белой шемизеткой (как сказала бы Милли) и высоким воротом, отороченным узким кружевом. Шляпка из тосканской соломки с темно-синей лентой очень шла ей. День для раннего лета выдался жарким, и Софи наслаждалась солнцем. Девочки были заняты чтением с мадемуазель Альберт. Фрейлейн Браун, пристроившись поодаль, под липой, с кружевом в руках, время от времени поглядывала на парочку в беседке.

— Закрывайте вашу книгу, мисс Софи, — велел мистер Хенвелл. — Вам скоро проводить урок английской истории. Почему вы не позволяете себе побыть хоть немного праздной?

— Я не люблю праздность.

— А я, наоборот, обожаю.

Губы его растянулись в полунасмешливой улыбке, так раздражавшей Софи. Она закрыла книгу и холодно заметила:

— По-моему, вы весьма усердный человек. В противном случае вы вряд ли надолго задержались бы на службе у князя. Несмотря на всю его доброту, он требовательный хозяин.

— Вы так наблюдательны, мисс Софи.

— Я бы предпочла, чтобы ко мне обращались «мисс Джонсон».

— Почему вы так суровы со мной?

— Видимо, потому, что мне не нравится фамильярность.

Мистер Хенвелл улыбнулся:

— Вы очаровательны, когда сердитесь, мисс Джонсон. Однако оторвитесь на минутку от вашей русской грамматики. Уверен, у Маши теперь нет проблем, при объяснении с вами.

— Мы можем немного поговорить. Я очень благодарна вам, мистер Хенвелл. Вы прекрасный учитель.

— А вы удивительная ученица. Нет, пожалуйста, не возражайте. Я только хотел сообщить вам, что завтра вы займете мое место в Петергофе.

— В Петергофе? Мне не давали такого указания. Петергоф где-то за пределами Петербурга, верно?

— Да. Каждое лето Елена Петровна снимает там дачу. Зачастую туда на летний отдых приезжает двор и весь высший свет.

— Но что я буду там делать?

— Это лишь на один день. Князь хотел взять Алексиса, но он приглашен к графине Ланской — к ней приехал внук. Так что вы будете находиться при девочках. Они едут с князем.

К ним подошла фрейлейн Браун.

— Вы говорите о Петергофе? — Она широко улыбнулась. — Я тоже еду туда. Я сама хотела известить вас об изменении планов, но, как вижу, мистер Хенвелл опередил меня. О, я не стану бранить его за этот маленький триумф! — Губы немки изогнулись в жеманной улыбке, а Софи едва смогла подавить раздражение. Она вспомнила слова князя: «В доме, где полно женщин…» Он ничего больше не сказал, но Софи его прекрасно поняла.

— Я, буду рада побывать в Петергофе, — отозвалась, наконец, Софи.

— О, там чудесно! Вы будете просто очарованы! — воскликнула фрейлейн Браун. Сидеть у моря и любоваться игрой фонтанов! Вам такое и не снилось!

Софи знала, что Петергофский дворец с его парками, озерами, водопадами и мраморными статуями, построен по подобию Версальского. В эти жаркие, солнечные, наполненные ароматами лета дни и ночи светское общество прогуливалось по тенистым аллеям, наслаждаясь приятной музыкой и любуясь на фонтаны.

— Елена Петровна сняла там дачу, — сообщил мистер Хенвелл.

Фрейлейн Браун хотела что-то сказать, но в саду появились девочки.

— А вот и наши юные княжны, — просияла фрейлейн. — Вам пора идти, мисс Джонсон.

Екатерина бросилась к Софи:

— Завтра мы едем в Петергоф с папá! А урока сейчас не будет: мадемуазель Альберт пожелала вас видеть.


Мадемуазель Альберт казалась раздраженной. Она окинула Софи холодным взглядом.

Сядьте, мисс Джонсон. — Француженка скользнула взглядом по стройной фигурке и, очевидно, осталась недовольна увиденным. — Нам необходимо обсудить планы на лето.

Софи ждала. Она чувствовала враждебность мадемуазель Альберт и, поскольку не могла понять причину, старалась не придавать значения.

— Князь намерен провести лето в одном из своих имений, и, естественно, дети поедут с ним в сопровождении гувернанток и наставников. Елена Петровна останется на даче в Петергофе. Завтра вы и фрейлейн Браун будете сопровождать туда детей.

Софи промолчала, что знает об этом.

— Теряюсь в догадках, почему я не могу исполнять эту обязанность вместе с фрейлейн Браун. Может, у вас есть объяснение, мисс Джонсон?

— У меня? Но что здесь объяснять? Я стараюсь добросовестно исполнять свои обязанности, вот и все.

— Дети настаивали на вашем присутствии.

— Это мило с их стороны.

— Но не с вашей, мисс Джонсон! Прибегать к уловкам, чтобы добиться привязанности детей!

— Вы глубоко заблуждаетесь! — горячо возразила Софи. — Я не заслуживаю подобного упрека! Они — послушные девочки, с прилежанием и охотой впитывающие знания. Но я всего лишь гувернантка. Дети почти не нуждаются в строгости, и, если они счастливы в моем обществе, разве это не то, чего мы все желаем? Елена Петровна лично выразила мне свою похвалу, и желание, чтобы я осталась здесь на двойной срок. Еще на четыре года.

Глаза мадемуазель Альберт превратились в две узкие щелки. Они изучали Софи еще пару секунд.

— Я старше вас, — произнесла она, наконец, — и намного опытнее. В таком большом доме крайне важно соблюдать равновесие. Детям не должно позволяться питать большую привязанность к одной гувернантке, чем к другой. Не сомневаюсь, вы не станете возражать против справедливости этого утверждения.

— Уверяю, мадемуазель Альберт, вы ошибаетесь. Я здесь новенькая. Дети лишены матери, поэтому их привязанность, несомненно, отдана той, кого они знают с самого рождения. То есть вам. Вы для них — олицетворение порядка и постоянства. И вы всегда будете с ними, тогда как я — нет. Мне больно думать, что я должна была заставить детей не любить себя, — Софи едва заметно усмехнулась, — дабы упрочить ваше положение в их сердцах.

— Ваши слова не лишены благоразумия, мисс Джонсон. Но если бы вы пожили с мое, вы бы знали, что в жизни бывают ситуации, не поддающиеся объяснению.

Мадемуазель резко замолчала, потом продолжила давать Софи инструкции на завтрашний день.

Софи пришла в бурный восторг от Петергофского дворца. Построенный по приказу Петра Великого на южном берегу Финского залива как царская летняя резиденция, он действительно походил на Версальский дворец. После того как они побывали на расположенной поблизости даче Елены Петровны, где отобедали, компания отравилась на прогулку в Петергофский парк. Елена Петровна хлопотала, обустраивая дачу, наполненную ласковым теплом солнца и ее собственной веселостью.

— Она не любит деревенской жизни, — пояснила Софи фрейлейн Браун. — Тихая жизнь в поместье — не для нее. Здесь, она будет видеться со своими друзьями и наслаждаться красотами Петергофа.

Софи тоже считала, что это как нельзя лучше подходит любящей общество и развлечения Елене Петровне, которая привезла с собой свои самые роскошные платья, чтобы во всеоружии встретить золотое лето, распахнувшее ей свои объятия.

После обеда князь и его кузина отправились прогуляться по саду.

— Все это чепуха, мой дорогой Петр, — говорила по-французски Елена Петровна. — Вряд ли можно найти более снисходительного барина, чем вы. Боюсь, ваша снисходительность и есть причина всех этих разговоров о вольности крепостным. Не вольность им нужна, а твердая рука.

— Боюсь, милая Елена Петровна, мы никогда не достигнем согласия в этом вопросе. Наши взгляды противоположны. Я верю в свободу для крепостных. Вы считаете, что менять ничего нельзя. Но я предвижу самые мрачные последствия, если мои взгляды не разделят остальные.

— А я предвижу самые мрачные последствия, если это произойдет, — засмеялась Елена Петровна. — Довольно, мой дорогой Петр. Порядок вещей в этом мире предрешен, так что не стоит пытаться изменить его. Одни рождены править, другие — служить. Да, кстати, я как следует, не поблагодарила вас за подарок. Упряжка лошадей, что вы мне подарили, будет самой великолепной в Петербурге.

Даже у балерины Анны Егоровны нет таких, — добавила она с невинным видом, — а ведь поговаривают, будто ее содержит самый богатый человек в России.

— Вот как, — сухо заметил князь. — Рад, что доставил вам радость.

— Алексис будет просто в восторге. Я слышала от англичанки, мисс… — Елена помахала белым пальчиком в знак нетерпения и рассмеялась, — мисс Джонсон, я забыла ее имя… так вот, мисс Джонсон говорила мне, что он отдает честь лошадям, когда выезжает на прогулку. Теперь при встрече с экипажем балерины он будет ощущать превосходство! — Она искоса глянула на князя и, беззаботно засмеявшись, добавила: — Он так быстро растет. Я опасаюсь, что в скором времени мальчик перейдет исключительно под ваше влияние. Но он нуждается в отеческой руке. Смогу ли я когда-нибудь отплатить вам за вашу безмерную заботу и ласку, оказанную ему? Только вы сумеете направить его на верный путь и научите, как должным образом распорядиться вашим наследством. Не сомневаюсь, Алексис будет преданным сыном такому щедрому отцу, как вы.

— А если я снова женюсь, дорогая Елена?

Не выказав ни малейшего недовольства, Елена с легкостью ответила:

— Не думаю, что вы захотите снова жениться, Петр. Не больше, чем я. Жизнь приносит нам удовлетворение в том виде, в каком она есть, и каждый из нас наслаждается ею, как умеет. Я не желаю других детей, а вы, слава богу, любите Алексиса, как собственного сына. Разве я не права?

Князь устремил взгляд куда-то вдаль, и Елена Петровна не смогла прочесть выражение его глаз.

— Вы правы, моя дорогая. Я никогда не женюсь, — тяжело вздохнул князь.

От его слов сердце Елены Петровны радостно забилось.


Перед Петродворцом от террасы к террасе, журча, сбегали потоки воды, устремляясь от водопада к водопаду и дальше — в Финский залив. Над всем этим великолепием возвышался величественный дворец со сверкающей на солнце серебристой крышей. От подобной красоты дети, хоть и привыкшие к роскоши, пришли в бурный восторг. Куда ни кинь взгляд, везде, до самого моря, простирались сады с многочисленными статуями, прохладные аллеи и колоннады. Воздух наполняло журчание ниспадающих каскадами фонтанов, отбрасывавших радужные брызги на золотые статуи.

— Я же говорила вам, мисс Джонсон, здесь просто чудесно! Вы согласны? — щебетала фрейлейн Браун.