Это был великолепный ритуал, вызывающий трогательное, захватывающее чувство женского единения, и, когда я повалилась на траву, мои фрейлины засыпали меня цветами, сорванными с дерева. Нежные, как перышки, с крохотными красными пятнышками у основания каждого лепестка, с маленькими золотыми коронками в середине, они лежали у меня на коленях, запутались в волосах, покрыли траву. Их было так много, что, когда я села на Тень, мне пришлось собрать их все в подол своего плаща.

Все это время наши сопровождающие не слезали с лошадей и стояли, чутко охраняя нас и наши обряды. Красота утра опьянила нас, когда мы ехали обратно, и мы наполнили майский воздух песнями и смехом. И даже нервозность Грифлета не могла испортить нашего настроения.

Разбойники налетели на нас там, где тропа уходит от ручья и пересекается с дорогой.

Ехавший впереди Увейн едва успел прокричать предупреждение об опасности, как разбойники уже окружили нас.

– Езжай за помощью! – приказал ему Грифлет, а женщины завизжали.

Взлетает, выхваченный из ножен меч главного псаря, его лошадь бросается через тропу, когда он пытается защитить меня. Трое разбойников окружают его, безжалостная рука поднимает оружие и наносит удар, клинок со свистом рассекает воздух. Тень бросается в сторону, испугавшись шума, и, кажется, что все происходит медленно. Вокруг меня крики и мелькание красок, Грифлет, падающий с лошади с окровавленной головой и открытым ртом. Его молодое тело плывет в воздухе, падая на землю под копыта лошадей. Рыдания, проклятия и хруст ломающихся костей наваливаются на меня, мешаясь с ароматом цветков боярышника, все еще сжимаемых мною в руке.

Бешено молотя ногами, падает чья-то лошадь. На минуту натиск нападавших остановлен, потому что они вынуждены разворачиваться. Открывается проход, и я припадаю к спине лошади и кричу на Тень, чтобы она скакала туда, но испуганное животное бросается вбок. Я бесполезно жалею, что подо мной не Быстроногая. Даже жеребец моего отца, несмотря на свой нрав, был бы лучше этой глупой кобылы.

В суматохе рукопашной Энида героически борется с каким-то сильным воином, который хочет расправиться со мной. От ее храбрости мне вдруг становится стыдно. Я хотела развернуться и убежать, когда другие рискуют ради меня своими жизнями. Мой страх переходит в ярость, и я бью разбойника кнутом до тех пор, пока он не оставляет мою фрейлину и не бросается на меня.

– Отпусти моих людей, – потребовала я, зло глядя на человека. Мой голос был громким и яростным. – Я верховная королева Британии и приказываю тебе отозвать своих людей.

– Как приятно знать, что мы захватили того, кого нужно, – насмешливо произнес разбойник, хватаясь за уздечку Тени. Лицо его было наполовину скрыто шлемом, но на его плече сверкал новенький значок Маэлгона.

– Когда об этом узнает мой кузен, – заорала я, перекрикивая шум, – он заплатит тебе за такую наглость.

– А он и платит, – негодяй закинул голову и рассмеялся. – Найдите ее во что бы то ни стало… таков был его приказ.

Эти слова вновь и вновь эхом отдавались в моей голове, пока разбойник тянул Тень в сторону от боя, уводя нас с тропы в лес.

– Добыча у меня, – проревел он своим товарищам.

Молясь всем известным мне богам, я тянула поводья, пытаясь освободиться, пока моя бедная лошадь не попятилась назад и не стала яростно рваться в сторону.

– Кончай, – зарычал разбойник, угрожающе поднимая кулак. – Я все равно привезу тебя к своему господину, даже если мне придется ударить тебя.

Мне не приходилось сомневаться, что он это сделает. Остальные его люди уже ушли с тропы и окружили нас. Человек, пленивший меня, выхватил у меня поводья, и мы ехали в лес.

Ошеломленная, я горбилась в седле. Жестокая атака была позади. Последнее, что я слышала, это был голос пажа, выкрикивающего имя Грифлета, а потом завеса деревьев отрезала меня от, всего, что было связано с реальной жизнью, и я осталась одна со своим кошмаром.

Собранные майские цветы все еще были у меня в руках, и я стала разбрасывать их на дорогу. Я не оглядывалась назад и не видела, висят ли они на кустах или падают на землю, но надеялась, что цветы укажут дорогу тому, кто пойдет меня искать.

Мы ехали молча, и я перестала ориентироваться. Бандиты явно знали, где мы находимся, но, если бы даже мне удалось ускользнуть, я бы заблудилась и легко попала в их руки снова.

Наконец мы доехали до лагеря, где нас с грубым весельем и непристойными жестами встретили двое мужчин. Слушая их, я поняла, что не только саксы способны на насилие и мародерство. Я смотрела на них властным взглядом, думая о том, что королевское достоинство слабое утешение, когда от тебя требуются быстрые действия, способные отвратить грядущие события.

Разбойники разрешили мне спуститься, но едва успели связать мне руки за спиной, как Тень внезапно вырвалась и помчалась через лес. Они разразились проклятиями, но никто не попытался догнать ее. Мне завязали глаза, и, прежде чем тряпка затянулась плотно, я плюнула в бандита, стоящего передо мной.

В отместку кто-то ударил меня. Удар пришелся по плечу и больно отозвался в суставе.

Из-под повязки я видела башмаки человека, стоящего передо мной, и с яростью и силой, о которой я и не подозревала, быстро и высоко ударила его коленом.

Вопль боли, последовавший за этим, говорил о том, что цель достигнута.

– Мерзавка, – прорычал другой, сбивая меня с ног ударом по ребрам и расстегивая свой ремень. – Я научу тебя, как надо вести себя, научу.

– Нет, не смей! – вмешался предводитель, пока я лежала, задыхаясь от острой боли. – Маэлгон приказал, чтобы мы ее не трогали. Мы должны привезти ее к нему здоровой. – Хихиканье было грубо оборвано. – Я хочу получить деньги, которые он обещал, и отрежу руку, ухо или что-нибудь еще у любого, кто подойдет к королеве. Понятно?

Послышалось шарканье ног, потом меня завернули во что-то, как гусеницу в кокон. Приложив некоторые усилия, они взвалили меня на спину лошади, голова моя свисала с одного бока, ноги с другого. В удушающей тесноте тряпки и со звоном в ушах я еле дышала и следить, куда мы едем, никак не могла. Время, которое двигалось так медленно во время схватки, теперь совершенно остановилось. Не было никакой возможности определить, сколько мы ехали. С одной стороны, я была рада, что мы двигались не быстрее пешехода. Если бы я была на рыси, это было бы еще ужаснее. Но это означало, что путешествие продлится намного дольше, и определить время совершенно невозможно.

Сначала я молилась богам, которых могла вспомнить, но, когда уже не могла больше взывать к силам божьим, мне в голову стали приходить другие мысли: а вдруг Грифлет убит, сколько времени потребуется Увейну, чтобы привести людей на поиски, разглядел ли кто-нибудь на разбойниках значок Маэлгона?

Похоже, что мой кузен совершил бессмысленный поступок. Может быть, он надеялся получить за меня выкуп, или вспомнил старый обычай: кто завоюет королеву – тот завоюет королевство.

Я не думала, чтобы это было так, потому что Артура люди любили, и вряд ли они приняли бы Маэлгона вместо него.

Не было никаких остановок для еды, ночлега или отдыха, а просто бесконечная езда в неизвестном мне направлении. Я не могу сказать, спала я, или теряла сознание, но помню, что меня мучила жажда и сильная боль. Мой гнев давно испарился, его место заняла тревога, и я пыталась представить, что меня ждет. Было ясно, что королевским приказом или просто физической силой свободы я не добьюсь. Что бы ни случилось, я не должна терять головы.

Мы ехали, не приближаясь к поселениям, и по пути нам никто не встретился. Потом была остановка, какой-то разговор, и копыта лошадей гулко застучали по деревянному настилу.

– Расстилайте ковер для ее светлости, – крикнул кто-то, когда мы остановились. – Мы привезли ее.

На плече разбойника меня принесли в какую-то комнату и положили, совсем не нежно, на пол. На меня повеяло свежим воздухом, когда развернули мое покрывало, а по глазам, привыкшим к темноте, больно ударил свет фонаря. Я зажмурила глаза и попыталась оценить обстановку.

– С ней все в порядке? – спросила какая-то женщина. Твоя жизнь будет стоить немногого, если она ранена.

– Конечно, она не ранена, – проворчал разбойник. – Спроси ее сама. Она скажет, что вреда ей мы не причинили. Ей нужно только умыться.

Он схватил меня за плечо и стал трясти, я громко застонала от боли и открыла глаза.

– Ну вот, что я тебе говорил, – сказал он.

Сейчас я в первый раз могла ясно рассмотреть его лицо с длинным шрамом, доходившим до подбородка. У многих мужчин есть такие отметины, но я вспомнила описание человека, который подсыпал яд в кубок во время праздника в Каэрлеоне. Я внимательно рассматривала его лицо, думая, что было бы хорошо, если бы я его запомнила.

– Я пошел, – пробормотал он, выпрямляясь. – Скажи королю, чтобы прислал мне золото вечером.

Женщина кивнула и, когда разбойник вышел за дверь, плотно задвинула засов на римском замке, прежде чем повернулась ко мне.

– Давай-ка посмотрим на гордую королеву, – насмешливо сказала она, протягивая руку к спутанным прядям волос, закрывающих мне лицо.

Ее руки были мозолисты и грубы, более привычны к тяжелому труду, чем к работе с иглой в королевских покоях, и я подумала, что при дворе ее не знают.

– Прошу тебя, матушка, – попросила я, хватая се руку и называя ее самым уважительным словом, какое только могла придумать, – скажи, где я?

– А ты не знаешь? – она замерла и посмотрела на меня более внимательно. Я молилась, чтобы вызвать у нее сочувствие, но она только рассмеялась. – Давай назовем это просто любовным гнездышком его светлости, – самодовольно усмехнулась она.

– Маэлгона? – Я взяла у нее из рук гребень и попыталась сама расчесать волосы.

– Конечно, Маэлгона. А кого же еще?

Я кивнула, придя в бешенство от того, что мои подозрения подтвердились, и ругала его про себя на чем свет стоит.

Старуха наливала воду в лохань и выжимала новую губку. Я поняла, что мою тюрьму устроили с удобствами.

– Он собирается держать меня как политического заложника, или будет просить выкуп? – Я прилагала усилия, чтобы мой голос звучал ровно.

– Думаю, это решать тебе и его светлости, – надуто ответила она, снимая с меня грязное платье.

Настояв на том, чтобы я села в оловянную лохань, она начала мыть мне плечи.

Вода была чуть теплой, но я подозревала, что причиной дрожи, охватившей меня, была не вода, а новый приступ ярости.

Когда женщина вымыла меня и натерла душистыми мазями, она принесла какое-то голубое платье и разложила его передо мной.

– Шелк, – сказала она, кладя его так, чтобы материя блестела при свете лампы. – Даже жена верховного короля не всегда носит шелк.

Меня подмывало сказать, что я бы надела даже мешковину, если бы это помогло мне выбраться отсюда, но осторожность заставила меня придержать язык, и я молча надела платье. К нему она дала расшитый пояс и нитку жемчуга. Надев мне на голову диадему, украшенную камнями, моя тюремщица отступила назад, чтобы полюбоваться своей работой.

Она пробормотала «очень красиво» и стала расставлять стол и стулья около жаровни. Для меня оставили поднос с холодной сдой, и, усадив меня за стол, она стала убирать в комнате и взбивать подушки на кровати. Аппетита у меня не было, хотя я ела очень давно. Но я ковыряла куриную ножку и, делая вид, что наблюдаю за старухой, рассматривала свою тюрьму.

Комната была хорошо обставлена, пол застлан свежим тростником, а у кровати аккуратно лежал толстый шерстяной ковер. Комната явно предназначалась для веселого времяпрепровождения, но убежать из нее было трудно. Окна были узкими с прочно запертыми ставнями. Здесь была только одна дверь, но она была прочной и посажена в крепкий деревянный косяк. Спрятаться было негде.

У одной стены стоял деревянный сундук, но мне показалось, что он слишком мал, чтобы им можно было воспользоваться. Жаровня, столик для игр и стулья – вот и вся мебель. И кровать. Я торопливо отвела от нее глаза, не желая верить, что Маэлгон может обесчестить меня.

Маэлгон, конечно, не надеялся, что меня можно угрозами заставить лечь с ним в постель или подкупить красивой одеждой и невообразимой роскошью.

Может быть, все это было уловкой для того, чтобы вывести меня из себя, но какой смысл в том, чтобы проявлять физическое насилие, а потом окружать таким вниманием?

Скоро я оставила попытки делать какие-то предположения и решила, что, может быть, я смогу заставить моего врага обнаружить свои намерения, используя его же тактику.

– Чего мы ждем? – раздраженно спросила я матрону.

– Его светлость, – ответила она.

Я встала, посмотрела на угли жаровни, потом медленно прошла по комнате, пока женщина убирала со стола.

– Как ты думаешь, здесь есть чем заняться?