– А где Кабаль? – спросила я, оглядывая комнату в поисках белого волкодава.

Артур стал грустным.

– Саксы убили се в сражении на горе Бадон. Она спасла мне жизнь в Винчестере, – загрызла двоих в Бадоне, а сама погибла.

Его жалость тронула меня, и я поняла, как изменился Артур за этот последний год.

Когда убрали со стола, Паломид преподнес мне букетик цветов и произнес приветственную речь от имени Братства Круглого Стола. Это сделало еще более приятным мое возвращение, и я убедилась, что никто не собирается упоминать о моих недавних злоключениях.

Но после обеда, когда мы остались вдвоем в нашей комнате, между Артуром и мной возникла ужасная неловкость. Задумавшись, он медленно ходил по комнате за моей спиной, пока я расчесывала волосы. Я услышала, как зашуршал соломенный матрас, когда Артур сел на край кровати.

– Как ты себя чувствуешь? Нимю сказала, что ты долго… и тяжело болела. – Его тон был слишком небрежным, как будто он старался не показать, как это важно для него.

Я глубоко вздохнула и медленно повернулась к нему. Когда-то все равно придется сказать ему.

– Говорят, что многие женщины после этой болезни умирают… но если они выживают, то становятся бесплодны. Теперь, возможно, у нас никогда не будет детей.

Слова повисли в воздухе.

– Ты не забеременела от Маэлгона?

– Конечно, нет! – Тяжело болея, потеряв много крови, я и не думала о том, что это возможно. – Я бы сказала тебе, если бы это произошло, – добавила я, чтобы развеять все его сомнения.

– Хорошо.

Вздохнув, Артур откинулся на подушки, и я легла с ним рядом. Сама мысль о том, что жена верховного короля могла зачать от мужчины, укравшего ее, когда это не удавалось ее мужу, была оскорбительной. И это заставило меня задуматься о том, что раньше никогда не приходило мне в голову, потому что я всегда считала, что не беременею по своей собственной вине. Я бросила быстрый взгляд на мужа и подумала, не винил ли он себя.

Артур положил руку мне на плечо.

– Я уже давно говорил тебе, что вполне спокойно отношусь к тому, что у нас нет детей. Если тебе хочется воспитывать детей, их полно вокруг, и можно приглядывать за кем-то, не делая его частью нашей личной жизни.

Вот так. То, что казалось мне самым ужасным, было выслушано и воспринято с невозмутимостью. Я благодарно прижалась к нему, лениво теребя завязки его рубашки.

– Ты не знаешь, где сейчас Маэлгон? – спросил он.

Я покачала головой и сосредоточенно теребила завязку.

– Давай не будем говорить об этом. Я хочу забыть обо всем.

– Я не забуду об этом, пока этот человек не будет мертв. – В голосе Артура слышалась холодная ярость. – Я не могу позволить ему жить.

Я поняла, что Артур был готов защищать не только мое достоинство, под угрозой находилась и его личная честь. Я заглянула ему в лицо и увидела, что его исказил предсмертный крик, как в моем ночном кошмаре. Я прикрыла глаза, и ужасный образ исчез, но страх не оставлял меня.

Мне не хотелось рассказывать Артуру о моем видении, и я придумывала, что сказать мужу, чтобы сменить тему разговора.

– Мы не можем позволить себе личную месть, правда? Если ты убьешь Маэлгона, ты можешь поссориться с кумбрийцами, а из-за постоянной ирландской угрозы им нужно знать, что ты ценишь их преданность.

– А что они подумают, если я ничего не буду делать? Что я не могу защитить свою жену? Что я охладел к ней и стал равнодушным мужем? Или что ты поехала с ним по доброй воле, как уже поговаривают?

– Артур, как ты можешь говорить такое! – Потрясенная, я села на кровати и с подозрением смотрела на него. – Что поговаривают?

– Так, просто болтовня. Я, конечно, не верю в нее. – Он нахмурился и отвергался. – Но Моргана говорит, что есть какая-то служанка, которая утверждает, что ты сидела, вся разодетая в шелк, играла в шахматы и обругала своего кузена за то, что он пришел так поздно.

Мое лицо вспыхнуло от гнева, и мне едва удалось удержаться от проклятий в адрес моей золовки. Я представила, как торопится она к своему брату, чтобы внушить ему смертельную ненависть ко мне.

– И что же еще говорит Владычица Озера? – Я безуспешно пыталась, чтобы это прозвучало не очень язвительно.

– Что она заставила женщину поклясться, что та будет молчать, и что она делает все, чтобы не распространился этот слух. – Артур поднялся с кровати и ходил по комнате быстрыми шагами. – Она также пытается как-то извинить и сгладить вину Маэлгона. Может быть, потом она проведет какой-нибудь ритуал… хотя для большинства северных королей это не будет иметь значения.

Артур остановился у стола и невидящими глазами смотрел на предметы моего туалета. Неожиданно он сильно ударил кулаком по столу так, что подскочили зеркало и гребень. Несколько горшочков перевернулись, и их содержимое вылилось на стол.

– Ты знаешь, что я должен добиться окончательной победы, дело с саксами ждать не может. Но чем дольше Маэлгон останется безнаказанным, тем больше людей усомнится в моей мужской храбрости. А военачальники не пойдут за королем, в котором они сомневаются.

– Значит, тебе… нужно идти войной против своего же союзника?

Гнев, который вызвали у меня ухищрения Морганы, придал моему вопросу неожиданный сарказм, и Артур ответил таким же тоном.

– Этот союзник изнасиловал мою жену, – прорычал Артур и снова заходил по комнате.

Я тяжело дышала, не понимая, что происходит.

– Любимый, почему мы так сердимся!? – Я встала и, преградив ему путь, обняла его за шею. – Мы, несомненно, можем придумать для Маэлгона такую месть, которая позволит не потерять доверие королей на севере и не добавит еще одно убийство к той бойне, которая уже была. Но разве на сегодняшний вечер нельзя отложить все разговоры о делах, чтобы это было настоящее возвращение домой, как у всех мужей и жен?

Артур наклонил голову, и казалось, что он растерян так же, как и я. Проведя руками по моим ягодицам, он спросил нерешительно:

– А тебе можно спать со мной? Нимю думает, что тебе нужно время и что я должен дать тебе возможность самой захотеть этого.

Я мысленно поблагодарила Нимю.

– Ну… я не совсем уверена… – Я поднялась на носки и поцеловала его. – Но, если мы будем делать это медленно и осторожно, я смогу сказать, больно мне или нет.

Итак, мы легли вместе, но это было осторожное и сдержанное единение, потому что мы оба были скованы и отчуждены.

Потом Артур необычайно оживился и начал говорить, что последнюю победу над саксами нужно обратить в прочный мир.

– Поработить саксов? – спросила я, и на этот раз пришлось изумиться ему.

– Я ни одного человека не сделал рабом, – решительно возразил Артур. – Откуда ты это взяла?

– От гонца, который приезжал в монастырь. Он сказал, что ты увел саксов из их домов в кандалах.

– Отчасти он был прав, – признался мой муж. – Я заковал заложников в цепи, чтобы не попадались мне на глаза. И Синрик, сын Седрика, останется королевским заложником, чтобы другие саксы не объединились вокруг него. Но я не знаю, как поступить с остальными… нужно что-то предпринять, чтобы обезопасить себя от мятежей в будущем.

Голос у Артура был усталым, но он стал описывать поход, который только что выиграл, а я слушала внимательно, как самая примерная жена воина.

– На самом деле это была не одна битва, а множество, – объяснил Артур. – Я думаю, что саксы называют это сражением на горе Бадон, потому что она высится над городом Бадон. Мы зовем эту крепость Лиддингтон.

Все началось ранней весной, когда от Тиберия из Линкольна пришло известие, что на севере что-то затевается. Колгрин и его братья перестали приезжать торговать, хотя не было ни чумы, ни набегов, которыми можно было объяснить их отсутствие. Нимю и здравый смысл говорили Артуру, что надо собрать членов Круглого Стола, и, когда потеплело, все были в боевой готовности.

Потом Веха-швед предупредил, что саксонские ладьи видели в заливе Уош, а в окрестностях Сполдинга собираются их отряды. Наверное, Седрик хотел собрать подкрепления среди жителей болотистых равнин и вести их через болота к богатым домам среднего Логриса.

– Даже северные саксы услышали его призыв, подготовились к войне и стали продвигаться по морскому перевалу Икнилд, – объяснял Артур, – Было понятно, что Аэлль и Окта присоединятся к ним, потому что они шли на север, чтобы встретиться на перевале Горинг. Если бы они оказались в долине Темзы и уговорили других союзных саксов присоединиться к ним, их объединенные силы пошли бы прямо на Глостер. Они разделили бы британские земли на две части, что позволило бы саксам контролировать все основные римские дороги и порты на любом побережье королевства. Вот что сделал бы я на месте Седрика.

Артур послал Кадора и его сына Константина в Оксфорд, чтобы противостоять любому продвижению саксов по Темзе. Герайнт и его отряд поехали к крепостям на холмах вдоль реки Авон с приказом не давать южным саксам продвигаться на запад, но не мешать им, если они пойдут на север. Тем временем Артур разместил свой штаб в Лиддингтоне.

– Я изо всех сил старался, чтобы саксы вышли в долину Темзы, и они это сделали, – сказал он с гордостью.

Слушая мужа, я убеждалась, как он изменился, у него появились качества, которых не было заметно раньше.

Теперь, когда мечта становилась явью, он стал более решительным, восторженность пропала, а голос звучал твердо и уверенно, Артур действительно стал королем, который призван управлять судьбой Британии.

Кадор и Константин остановили саксов в Оксфорде и гнали их обратно по Темзе до Эбингдона, где наткнулись на новые войска, продвигавшиеся на запад. Именно здесь Артур прошел через проход Горинг и напал на саксов сзади.

– Сражение было ужасным. Кровавые схватки с маленькими отрядами и страшные битвы там, где у саксов были большие силы. Но как только Седрик и его сыновья были убиты, саксонское сопротивление сломалось. Вот тогда-то я и взял в плен его младшего сына.

– После того как мы их разбили, я повернул к Лиддингтону, чтобы найти Аэлля, который опоздал присоединиться к походу на перевал и захватил мой штаб, – продолжал Артур. – Пленных он не брал и убивал всех мужчин и юношей. Когда я узнал об этом, я послал за Герайнтом, чтобы он помог мне держать осаду, а на третий день я снова взял крепость штурмом. Я отплатил им кровопролитием, и саксы будут долго помнить о нем.

Я морщилась и закрывала глаза, когда Артур перебирал имена рыцарей, убитых или раненых, а когда он назвал имя Ульфина, я не сдержалась и заплакала.

– Он был замечательным человеком, – признался Артур, – а его сын Грифлет так же храбр и предан, как его отец. Любой король был бы счастлив иметь таких людей при дворе.

Я медленно кивала, вытирая слезы.

– Ладно, хватит говорить об этом, – сказал Артур, резко меняя тон. – Предстоит много дел. Люди сами хотят убедиться, что их королева здорова и полна сил, а торжественный въезд в Лондон – лучший способ удовлетворить их желание. Поэтому доставай свои самые красивые платья, Гвен, и все золото, которое можно найти в казне. Я собираюсь поразить всех – бриттов и саксов, кумбрийцев и пиктов – могуществом и величием Артура Пендрагона. И, – добавил он с озорной улыбкой, – я хочу, чтобы весь мир видел, что ты снова в безопасности и под моей защитой.

Артур поцеловал меня в затылок, я засмеялась, и мы, забыв предыдущую неловкость, вернулись к нашему обычному добродушному поддразниванию.

Наконец-то я была дома.

К саксонским заложникам относились по-разному. Артур взял одного человека из каждой семьи, и мы не могли содержать и кормить стольких людей.

– Всех их нужно убить, – ворчал Гавейн, – или продать в рабство, как они продают бриттов, которых захватывают.

– Да-да, – кивал Гахерис, поддерживая старшего брата.

– Повесить их на перекрестках, как делали римляне, – подхватил какой-то юноша, которого я не знала.

Его вызывающее ужас предложение было сделано так небрежно, что я решила рассмотреть его повнимательней.

Юноша был красив, но глаза его смотрели на мир дерзко, холодно оценивая его применительно к своим желаниям. Кем бы он ни был, он мне не нравился.

– Это Агравейн, – сказал мне Артур позже. – Третий сын Лота. Моргауза сама воспитала такую гадюку. – Это был первый раз, когда я услышала, чтобы Артур так говорил о своей старшей сестре, и это удивило меня.

– Но Гавейн же не гадюка, – возразила я.

– Да… но не благодаря своей матери. – Мы вдевали в уздечки украшения, которые я привезла из Мота, и Артур вдруг улыбнулся. – Гавейн бывает вспыльчивым и порывистым, но я могу доверить ему свою жизнь. Это то, что называют кельтской верностью.

Мне было интересно, знает ли Артур, что Моргауза отреклась от своего сына, но я не решилась заговорить о ней. Я натирала кусочек красной эмали до тех пор, пока он не заблестел, и вернулась к разговору о саксах.