– Подать вам завтрак? – спросил хаджиб.

– Да, и принеси арак.

– Атабек стоит ли пить арак в столь ранний час? – осторожно заметил хаджиб.

– Не твоего ума дело, – рассердился Узбек.

– Простите повелитель.

Хаджиб поклонился и вышел.

Узбек не любил арак. Его изготавливали в одной из местных деревень, где жили армяне. Деревня эта была вакфом армянской церкви. Католикос, с которым Узбеку пришлось беседовать в прошлом году и которому Узбек пожаловался на головную боль, узнав о причине, сказал, что в таких случаях помогает арак, выпитый натощак. Узбек попробовал и убедился в его правоте.

Дверь отворилась и в комнату вошла другая служанка, держа в руках поднос, на котором были изящный серебряный кувшин с такой же серебряной чашкой, свежеиспеченный хлеб, масло и козий сыр. Узбек, морщась и превозмогая отвращение, выпил одну чашку арака, потом с небольшим перерывом другую. Зависимый от вина организм немедленно отозвался на эту форму терапии. Стихли молоточки в висках, откатила слабость, и жизнь вдруг показалась не такой уж безысходной. Атабек почувствовал некоторый душевный подъем. Он поел хлеба с сыром и сказал служанке, указывая на арак: «Унеси, иначе я ее всю выпью, а до вечера еще далеко, да и делами надо заняться». Служанка унесла поднос. Вспомнив о делах, атабек позвонил в колокольчик, и велел вызвать к нему садра [51] Рабиба. Но дожидаться его он не стал, набросил на плечи легкий плащ и отправился гулять по крепостной стене. Солнце уже пробилось сквозь облака и снежная шапка, лежащая на вершине Арарата, начинала искрить. Легкий ветерок приятно обвевал его разгоряченное лицо. С высоты крепостных стен хорошо просматривалась равнина, лежащая перед ним. Азербайджан, с таким трудом доставшийся ему, был потерян. Но ему не в чем было себя винить, он сделал все, чтобы сохранить страну. Пять лет назад, после разгрома Хорезма, монгольские войска под командованием Джебе-нойона и Сюбэтей-багатура, совершив рейд через весь Хорасан и персидский Ирак, вторглись в Азербайджан. Узбек тогда предложил грузинскому царю Георгию Лаша, отцу Русуданы союз против монголов, но тот пренебрег этим и поплатился из-за своего высокомерия. Двадцатитысячный отряд монголов разгромил десятитысячное войско грузин возле Тифлиса. Георгий Лаша после выступил против монголов, собрав шестьдесят тысяч всадников на Котманском поле. Вначале он обратил монголов в бегство, но большой отряд, сидевший в засаде напал на грузин с тыла, и они были разгромлены. Встретив в Грузии лесные и горные дороги, труднопроходимые чащи, монголы не стали углубляться в страну. Повернули обратно в Азербайджан. И тогда были разрушены Марага, Байлакан, Ардабиль, Сараб, и Нахичеван. Нахичеваном владел Хамуш, его глухонемой сын, он вышел к ним с повинной и тогда монголы прекратили разбой и выдали ему деревянную пайцзу [52].

Услышав шаги за спиной, Узбек обернулся. К нему приближался садр Рабиб.

– Как ты меня нашел? – спросил Узбек.

– Трудно не заметить фигуру государя, – ответил вазир, – особенно, если он такого роста, как вы.

Узбек довольно улыбнулся. Он питал слабость к комплиментам, даже слыша их многократно, он не переставал получать от них удовольствие.

– Ты оправил еще письма к мамлюкам моего отца? – спросил Узбек.

– Да, атабек, но все сроки вышли, а они продолжают хранить молчание.

– А ведь они клялись Джахан-Пахлавану перед его смертью, что будут защищать его детей, – с горечью произнес Узбек. – Верно сказал поэт. «Обещания сияют, как мираж в пустыне безлюдной. И так изо дня в день и из месяца в месяц».

– Увы, мой господин, от бывших рабов и разбойников трудно ожидать верности и порядочности.

– Почему ты называешь их разбойниками?

– Потому что они таковы по своей природе и в этом качестве были необходимы вашему отцу, но они были его рабами. То есть разбойниками они и остались, но они не ваши рабы, их господин умер, – довольно резко сказал вазир.

Атабек удивленно взглянул на него.

– Мне неприятно это слышать.

– К сожалению, это правда.

– Что сейчас происходит? – после недолгого молчания спросил атабек.

– Где?

– Вообще, везде?

– Хорезмшах шаг за шагом захватывает вашу страну.

– Сегодня ты совсем не щадишь меня, Рабиб, – укоризненно сказал атабек.

Вазир опустил голову. Узбек долго молчал, глядя на равнину, затем с грустью произнес:

– Земля принадлежит Аллаху: Он дает ее в наследство кому пожелает и отнимает, когда пожелает. – Затем добавил: «Если Аллах пожелает чего-нибудь, то он подготавливает и причины». [53] Поэтому, – добавил Узбек, – давай-ка, проведем с пользой остаток дня. Пришли-ка ты мне танцовщиц и музыкантов и сам приходи, повеселимся, вина выпьем.

– Атабек позволит мне завершить начатые утром дела? – спросил вазир.

– Конечно, позволит, – согласился Узбек, – дело на безделье не меняют. Иди, занимайся и приходи, когда освободишься.

Вазир поклонился и ушел. Атабек задумчиво смотрел, как он спускается по крутой лестнице со стертыми за многие годы ступенями. Произнес вполголоса: «Как лют разбойник мой. Я – словно крепость, он метнул в нее огонь, и мой напрасен стон» [54]. Затем неторопливо прошелся по стене. У угловой бойницы стояли двое дозорных, которые поклонились при его появлении. Узбек вернулся в свою комнату. Через некоторое время появились танцовщицы. Их было трое, одна держала в руках бубен, другая чанг [55], третья танбур [56]. Но атабек уже не хотел веселья, печаль вновь овладела им. Вошел слуга, держа в руках огромный поднос с вином и снедью.

– Какой танец нам исполнить? – спросила девушка, держащая в руках бубен. Она была светловолоса и белолица.

– Ты славянка? – спросил Узбек.

– Да, повелитель.

– Не надо танцев, поиграйте мне немного, только в бубен не стучи – у меня болит голова, поставь его. Ты петь можешь?

– Да, повелитель, я хорошо пою. Еще я могу поиграть на чанге.

– Хорошо, поиграй.

Девушка поставила бубен, взяла чанг, кивнула товаркам и тронула струны, зазвучала музыка, девушка негромко запела. Узбек прислушался к словам, но язык был ему незнаком. Он сел на ковер, подоткнув подушки под бок. Чувствовал атабек себя скверно, отступившая после выпитого арака головная боль вновь вернулась. Он чувствовал необъяснимую тревогу, если только в его положении можно было употреблять слово «необъяснимую». Все было предельно ясно. Атабек поманил пальцем славянку, девушка замолчала, подошла к нему. Она была юна и красива. Он еще вчера обратил на нее внимание, хотел взять ее к себе на ложе, но выпил слишком много и потерял интерес. Словом, все было так, как описывал поэт.

И промежутки царь все делает короче

Меж кубками. И вот проходит четверть ночи

Когда же должен был почтителен и тих

К невесте царственной проследовать жених

Его лежащего без памяти и речи

К ней понесли рабы, подняв себе на плечи. [57]

– О чем ты поешь? – спросил он.

– О моей родине, – ответила рабыня.

– Твоя родина так же красива, как эта песня?

– Нет, она намного лучше.

Две оставшиеся девушки продолжали играть. Атабек отпустил их движением руки. Оставшись наедине с девушкой, приказал:

– Налей мне вина.

Рабыня послушно наполнила чашу.

– Повелитель желает, чтобы я попробовала? – спросила она.

– Для чего? – удивился Узбек.

– Чтобы убедиться, что оно не отравлено, – пояснила девушка.

Атабек засмеялся, это даже не пришло ему в голову, вряд ли сейчас кто-то захочет его устранить, он уже никому не мешает.

– Ну, попробуй, – сказал он, – мне даже приятней будет пить после тебя из этой чаши.

Рабыня подняла чашу и сделала несколько маленьких глотков. Атабек принял у нее из рук чашу и медленно осушил, а затем привлек к себе девушку.

С прекрасных уст печать уста царя сломали

Чтоб не ладони сласть, а губы принимали

Поцеловав уста, он вымолвил: «Вот мед!

Вот поцелуев край, куда наш путь ведет».

Произнеся про себя эти строки Низами, атабек вопреки сказанному девушку отпустил. Желание обладать ею оказалось умозрительным.

– Как тебя зовут? – спросил Узбек.

– Лада.

– Что бы тебе хотелось больше всего на свете? – неожиданно для самого себя спросил Узбек, – говори, я выполню любую твою просьбу.

– О чем может мечтать рабыня, – тихо ответила девушка, – о свободе и родном доме.

– Хорошо, – сказал Узбек, – ты получишь и то, и другое.

Девушка упала ему в ноги и обхватила колени.

– Налей лучше мне вина, – приказал атабек.

Рабыня наполнила чашу и поднесла ему с поклоном.

Атабек осушил и эту чашку.

– Господин, у вас еще болит голова? – спросила она. – Хотите, я помассирую вам ее? Вам станет легче.

– Хочу.

Девушка принялась массировать ему голову, и Узбек, в самом деле, почувствовал облегчение. Затем в ее руках откуда-то появился жесткий деревянный гребень, которым она стала расчесывать ему волосы. Когда же она начала растирать мочки и края ушей, атабек блаженно застонал и сказал: «Нет, пожалуй, я не отпущу тебя». Девушка замерла в испуге, но атабек дотронулся до ее бедра. – «Я шучу, – молвил он, – сказанного не воротишь». Девушка благодарно обняла его сзади, и атабек почувствовал желание, он повернулся и сорвал с нее тонкую прозрачную одежду.


Близость с рабыней доставила ему острое, почти болезненное наслаждение. После этого он отпустил девушку, а сам заснул. Спал недолго, проснувшись, позвонил в колокольчик. Вошел хаджиб.

– Принеси мне холодной воды», – сказал Узбек.

Хаджиб исполнил приказание и, дождавшись пока атабек жадно пьющий воду оторвется от кувшина, сказал: «Пока вы спали, два раза приходил садр Рабиб. Но я не позволил вас будить.

– Позови его, – распорядился Узбек.

Вазир появился быстро, словно он стоял под дверью.

– Что? – коротко спросил Узбек.

Вазир кашлянул:

– Вернулся посол от султана Джалал ад-Дина.

– И что же?

– Я позову его, он сам доложит о результатах своей миссии.

– Ты испытываешь мое терпение, говори, я думаю, что тебе уже все известно.

– Султан по-прежнему глух к вашим словам. Он не оставит за вами Нахичеван, но разрешил вам пока оставаться в этой крепости.

После долгой тягостной паузы, во время которой вазир избегал смотреть на атабека, вазир спросил:

– Позвать посла?

– Не надо, – глухо произнес атабек, – ты тоже можешь идти.

Вазир пошел было к дверям, но остановился. Атабек вопросительно посмотрел на него.

– Это еще не все, – запинаясь, сказал Рабиб, – ваша жена Малика-Хатун, хорезмшах женился на ней.

После гробового молчания Узбек спросил:

– Было ли это по согласию принцессы или против ее желания?

– По ее добровольному желанию и неоднократного с ее стороны сватовства. Она одарила свидетелей развода и оказала им милость.

Следующие слова атабека удивили садра.

– Здесь у меня сейчас была рабыня, – глухо сказал Узбек, – она славянка. Я дарю ей свободу, подготовь маншур. Ее зовут Лада.

– Слушаюсь.

– Можешь идти.

Атабек опустил голову на подушку, показал рукой вазиру, чтобы тот уходил. Вазир вышел из комнаты и столкнулся с устаздаром, стоявшим у двери. Тот сразу же принял позу гвардейца, словно он охранял покои. Вазир понял, что тот подслушивал.

– Ну, что он сказал? – нимало не смутившись, шепотом спросил устаздар.

– Ничего, – коротко ответил вазир.

– А что он делает сейчас?

– Лежит, кажется у него недомогание. Ты бы зашел, проведал.

Устаздар с готовностью кивнул и вошел к атабеку. Рабиб остался ждать его возвращения. Здоровье Узбека вызывало у него беспокойство. Устаздар вышел быстро.

– У него жар, – сказал он, – надо позвать врача.

– Врача нет, – хмуро сказал садр, – он сбежал пару дней назад.

– Видишь, все бегут от него, как от прокаженного, одни мы торчим здесь, как глупцы, – пожаловался устаздар. – Пошлю кого-нибудь в деревню, может, там, кто найдется человек сведущий в медицине.

Он, не торопясь, пошел по коридору. Вазир мрачно смотрел ему вслед. То, что устаздар, не боясь разоблачения, говорил такие вещи, было дурным знаком. Челядь всегда чувствует безошибочно начало конца своего господина. И бросает его раньше, чем этот конец наступает. Рабиб тяжело вздохнул. Укрыться в Алинджа-кала было ошибкой, рано или поздно руки султана дотянутся до казны, которая здесь хранилась. По его совету атабек хотел перебраться в Аламут [58]. Он когда-то был дружен с отцом нынешнего главы исмаилитов Ала ад-Дина. Но последний, боясь гнева хорезмшаха, отказал атабеку в гостеприимстве. А было время, когда старец горы, так всегда называли главу исмаилитов, целых полтора года гостил во владениях Узбека, и радушный хозяин ежедневно посылал ему тысячу динаров на текущие расходы. Где эти дни?! А может, надо было не бежать от Джалал ад-Дина, а покориться. Садру Рабибу довелось побывать в плену у хорезмшаха Мухаммада. Ничего плохого с ним не произошло. Узбек считался вассалом хорезмшаха и когда-то провозглашал хутбу с его именем. Но гарнизон хорезмийцев, выданный Узбеком на растерзание монголам, отрезал пути назад.