— А вы сильный человек, — заметил Лешка.

— Ой, да ладно вам, — замахал руками Анатолий, — это вы преувеличиваете. Как раз наоборот — неудачник и размазня. Я ведь, по совести говоря, мог успеть этого подонка кончить до того, как его от меня спрятали. Но все колебался, взвешивал, размышлял. В итоге дотянул до предела и опоздал. И даже какое-то облегчение в тот момент почувствовал оттого, что никого убивать не придется. А потом посмотрел на себя со стороны — и так мерзко стало, не передать…

Анатолий все говорил, говорил, а я поймал себя на том, что отлично понимаю его, несмотря на то что я солдат и со смертью знаком не понаслышке. Как писал полушутя, полувсерьез Роберт Бернс:

Я славлю мира торжество,

Довольство и достаток.

Создать приятней одного,

Чем истребить десяток[2].

Лишать жизни другого — противно человеческой натуре, какие бы высокие цели при этом ни преследовались. Тем более если такой целью становится месть. Месть всегда бесплодна, а восстановленная во имя ее справедливость — иллюзорна. И наверное, даже неплохо, что у Анатолия все вышло так, как вышло: возмездие сорвалось, зато у детишек Богом забытого северного поселка появился учитель. Зря он, конечно, на себе крест поставил, но тут уж ничего не попишешь: каждый волен сам выбирать свою судьбу. И если он решил, что больше у него никогда не будет семьи — что ж, его право. Хотя и грустно по большому счету — молодой ведь еще мужик.

Еще минут через десять мы распрощались с Анатолием и отправились на маяк.

— Чего такой понурый? — спросил меня Лешка.

Я не стал таиться и откровенно рассказал о том, какие мысли посетили меня во время разговора с учителем. Реакция Лешки была предсказуемой:

— Речь идет о жизни людей! И если ради этого требуется развесить тонны лапши на ушах — мы это сделаем! Честное слово, Стас, я тебя не понимаю!

— Ладно, забей. Просто накатило — и все. Я и сам не хуже тебя все это знаю, — оборвал я приятеля.

Как выяснилось, пока мы отсутствовали, Величко и ребята времени зря не теряли, изображая для отвода глаз бурную деятельность вокруг траулера. Ремонтную бригаду отпустили по домам: мол, раз вы ничего не можете, мы сами без вас все починим и сами в море выйдем. Разумеется, те не преминули повертеть за спинами у наших пальцем у виска: разбитое навигационное оборудование ремонту не подлежало, только замене, а уж плыть, не зная фарватера и не имея на борту лоции… Теперь точно по всему поселку весть покатится, как сильно мы отсюда уехать хотим, а вкупе с нашими «рассказками» у Кедрова все уверятся в том, что мы напуганы до печенок и к активным действиям не готовы. Вот и славно.

Спать сегодня решили лечь пораньше. Мы планировали отправиться на разведку на рассвете, с первыми проблесками зари, а как долго нам придется пробыть на ногах, не знал никто. Поэтому стоило как следует отдохнуть перед дальней дорогой.

Однако незадолго до ужина у нас нежданно-негаданно образовались гости.

Прибежавший на маяк староста и его приятель выглядели так, словно только что побывали на экскурсии в преисподней. Перебивая друг друга и яростно жестикулируя, они принялись лопотать что-то на своем наречии, так что Лешке и мне стоило больших усилий хоть как-то успокоить их и выведать, что же произошло.

Как выяснилось, они только что воочию видели Тварь — буквально в ста метрах от места гибели девушки, у самых скал вблизи берега. Мужики были перепуганы до нервной икоты и, похоже, сами не поняли, как остались живы. Куда и откуда направлялась Тварь, мы из их сбивчивых пояснений так и не поняли, поэтому, напоив перепуганных бедолаг чаем, отправили их домой, пока окончательно не стемнело. Выйдя с маяка, мужики задали такого стрекача, что подозреваю, в поселке они очутились буквально через пару минут после старта.

— И что на сей раз забыла здесь сия милая зверушка? Сдается мне, старосту она прекрасно заметила, да только виду не подала.

— А тут и думать нечего: очередная акция устрашения. А то вдруг мы передумаем драпать из поселка? Нам-то на глаза ей попадаться боязно, в следующий раз можем и не промахнуться. Значит, надо кого-то из местных качественно попугать, чтоб они непременно прибежали и нам нажаловались. Что, собственно говоря, и произошло. Ладно, пускай куражится и безнаказанностью упивается! Недолго ей осталось.

— Значит, завтра мы во что бы то ни стало должны найти ее логово — или схрон, без разницы. В противном случае вся наша конспирация летит коту под хвост. Ведь предупрежден — значит, опасен, сам знаешь.

— Вот-вот. Так что хватит ля-ля разводить, пошли-ка спать. Завтра у нас и впрямь трудный день…


…Стас замолчал, вглядываясь в окно.

— Никак, станция? Ну наконец-то! Ты пойдешь?

— Конечно! — засобиралась Сашка. — У меня такое ощущение, что я сейчас готова слона сожрать, причем с бивнями и хвостом!

— Надеюсь, мы обнаружим на перроне нечто более съедобное, чем слоновий хвост, — отозвался Станислав. — Кстати, проверь, как там наша попутчица поживает?

Сашка склонилась над Полиной.

— Дрыхнет без задних ног. Слушай, а она не слишком сильно головой ударилась? Что-то она долго в себя не приходит.

— Никак, соскучилась по ее обществу? Да ладно, не сверкай глазищами, шучу я. Нет, я думаю, что с Полиной все в порядке.

— А почему она тогда до сих пор не очнулась?

— Полагаю, она плавно перешла из отключки в обычный пьяный сон. Не забывай, сколько в ней пива плещется, таким количеством и здорового мужика с ног свалить запросто.

— Но как можно спать после удара? — не поняла Сашка.

— Как нечего делать, — заверил ее Стас. — У меня буквально недавно случай был, еду на машине, смотрю — авария. Иномарка с трассы сошла и вокруг фонарного столба намоталась. Я на всякий случай остановился, вдруг какая помощь нужна, у меня фельдшерское образование как-никак, да и аптечка всегда с собой. Гляжу — мужик водитель на руле висит, спрашиваю у народа, что вокруг собрался, — готов, что ли, клиент? Они мне в ответ, мол, нет, дрыхнет, скотина пьяная! Подхожу — и правда! Лежит на руле, чавкает во сне и слюни пускает. А от самого перегаром разит — будь здоров! Во время удара сознание потерял, а затем просто заснул — и даже не понял, что с ним произошло. Вот и с Полиной, думаю, ровно то же самое. Полагаю, она так до самого утра проваляется.

— Заодно и протрезвеет, ей полезно, — хмыкнула Сашка, без малейшего сочувствия глядя на бледное лицо Полины, и потянулась за дубленкой.

Сонный проводник открыл им дверь и сбросил вниз железную лесенку. Буркнул, что стоянка восемь минут, но сам на перрон спускаться не торопился.

— Слушай, а морозец-то крепчает! — заметила Сашка, когда Стас помог ей сойти вниз. — Не удивлюсь, если Москва — нас первым снегом встретит!

— Вполне возможно. Зима-то уже не за горами. Ты, кстати, как — не мерзнешь?

— Пока нет. У меня дубленка теплая. А вот сапожки придется по приезде прятать до весны и доставать зимние ботинки, а то уже почти не греют. Приходится все время джигу отплясывать, чтобы пальцы на ногах не заледенели.

— Минут десять продержишься? — озабоченно поинтересовался Станислав.

— Да конечно же!

— Ну, тогда пойдем искать провиант!

— Идем!..

Увы, единственная работающая на перроне торговая палатка по ассортименту оказалась еще беднее, чем на предыдущей станции.

— Как считаешь, если затолкать в рот десять клубничных жвачек за раз, желудок успокоится хоть на чуть-чуть или нет? — задумчиво спросила Сашка, разглядывая полупустую зарешеченную витрину.

— Полагаю, твой желудок быстро распознает обман и грязно выскажет все, что о тебе думает. Лучше уж чипсы возьми, и то меньше вреда.

— Да здесь даже чипсы фальшивые!

— То есть?

— Они не из поджаренных ломтиков картофеля, а из крахмального теста налеплены. Видишь — сбоку надпись «новый вкус по новой технологии»? Я уже пару раз с ними накалывалась, в третий — не хочу.

— Однако, — покачал головой Стас. — А что скажешь по поводу сухариков? — ткнул он пальцем в разноцветный пакетик за стеклом.

— Это не сухарики, а семечки, к тому же неочищенные. Извини, не люблю. Понимаешь, я их нормально грызть так и не научилась, у меня постоянно кожура от них в зубах застревает, а я потом мучаюсь ее доставать.

— Ох ты, и вправду семечки! Пардон, обознался. Что же тогда нам остается?

— А ничего! Разве что по примеру Полины жидкими калориями подзаправиться.

— Уволь, я пас!

— Не пьешь пиво?

— Пью, но, боюсь, после сегодняшнего вечера вряд ли притронусь к нему раньше чем через неделю. Неприятные ассоциации, знаешь ли.

— Понимаю, — вздохнула Сашка. — В таком случае могу нас с тобой поздравить: мы в пролете. Интересно, куда это все лоточницы подевались? Или они больше по ночам не работают? Раньше ведь, сколько себя помню, здесь постоянно рыбой торговали, пирожками, вареной курицей. А сейчас пусто, хоть шаром покати!

— Полагаю, что их просто шуганули отсюда. Пришли люди в сером и доступно разъяснили, что частная торговля с рук запрещена.

— Почему это? Кому лоточники мешали?

— Ну, точно я тебе сказать не могу, но пара предположений имеется. Первое — борьба с терроризмом, второе — профилактика пищевых отравлений у пассажиров.

— Ты считаешь, что если мы съедим эти паленые чипсы из палатки, у нас меньше шансов заработать язву с гастритом, чем после вареной картошки с соленым огурчиком, которую мы купили бы у местных бабушек?

— Я ничего такого не считаю. Между прочим, не забывай, я ведь тоже голодный остался, хотя с превеликим удовольствием сожрал бы что-нибудь домашнее и горячее. Не поверишь, я бы сейчас даже от самого завалящего хот-дога не отказался!

— Я тоже. Только никто нам его с тобой здесь не продаст, можешь и не мечтать, — мрачно заключила Сашка, оглядев стылый пустынный перрон.

— Хочешь, я на станцию метнусь? Вдруг повезет, и там что-то работает? — предложил Стас, глядя на хмурое Сашкино лицо.

— Еще чего не хватало! Хочешь, чтобы я нервничала и гадала, опоздаешь ты на поезд или нет? Ладно, перебьемся, в конце концов, подумаешь — без ужина остались!

— Ну, я еще и мимо обеда пролетел, — криво улыбнулся Стас. — Как-то не до того было, решил, что в пути перекушу.

— Сочувствую, — развела руками Сашка.

— Ну что, возвращаемся тогда в вагон?

— Ага, здесь ловить нечего.

Проводник посторонился, впуская их внутрь, выглянул, убедился, что больше никто из его пассажиров по перрону не курсирует, и с чувством выполненного долга поднял лесенку.

— Может быть, на следующей станции нам все-таки повезет, — тихо ободрила Сашка Стаса.

— Не думаю, — мотнул он головой. — Обычно если начинают порядок наводить и лоточников гонять, так сразу по всему направлению.

— Вот бы того, кто это все придумал, самого посадить на поезд и оставить без продуктов, чтоб помучился, как мы с тобой!

— Обычно те, кто принимает подобные решения, на поездах не ездят, — улыбнувшись, сообщил ей Стас. — А если и путешествуют по железной дороге, то в специальных литерных составах. Остальные им не по рангу.

Сашка пробормотала в ответ сквозь зубы замысловатое ругательство.

Открыв дверь в купе, Стас вдруг отшатнулся.

— Что такое? — обеспокоенно спросила его Сашка.

— Сама посмотри. Только нос зажми на всякий случай.

Последовав его совету, Сашка заглянула внутрь и пришла в ужас. Полина мирно дрыхла на своей полке, скинув с себя одеяло и повернувшись на правый бок, а пол купе, стол и частично Сашкина кровать были усеяны дурно пахнущими кусочками рвоты и лужицами желчи.

— Твою мать! — с чувством произнесла Сашка, еле сдерживаясь, чтоб не расплакаться. — И что мне теперь делать? Здесь же не то что спать — сидеть невозможно! И ведь не проветришь, так до утра и будет благоухать! Удружила нам Полина, нечего сказать! Мало она нам нервов попортила, так еще и ночлега лишила!

— Да, оставаться здесь нельзя, — подтвердил Станислав, что-то прикидывающий про себя. — Вот что, у тебя много вещей?

— Да нет, две сумки всего, — отозвалась Сашка, сокрушенно глядя на свою постель, безнадежно испорченную Полиной. — Вот эта, что у меня в руках, ну и большая дорожная. А что?

— Собирайся!

— И куда мы пойдем?

— Это моя забота. Давай пакуйся!

Сашка пожала плечами и принялась укладывать вещи.

Мерзкий запах становился все непереносимее, и когда Сашка закончила сборы, ей казалось, что она успела пропитаться им насквозь, и теперь только полная смена одежды и горячий душ избавят ее от напоминаний об этом кошмарном амбре.