Войдя в белоснежную гостиную, Рейвен мрачно отметила ее сходство с внутренним пространством холодильника. Дом и вправду был лишен тепла, эмоциональной окраски. Это было совершенно стерильное хранилище для великолепного ледяного изваяния.

Слегка поежившись от бьющей в глаза белизны комнаты, Рейвен перевела взгляд на буйство красок за окном. Лужайка перед окнами радовала изумрудной зеленью густой, ровно подстриженной травы. За этим ревностно следили работники фирмы, услугами которой Рейвен пользовалась с момента переезда в этот дом. Но вот цветочные клумбы портили все впечатление, зияя пятнами буйно разросшихся сорняков вместо благоухающих цветов. Когда-то Рейвен нанимала садовника, но он вскоре уволился. Она же – не стала искать другого, наивно полагая, что вскоре выйдет замуж и переедет жить к Майклу Эндрюсу в Беверли-Хиллз...

Теперь, когда эта надежда окончательно рухнула, Рейвен всерьез задумалась о том, чтобы снова нанять садовника, пока соседи не начали жаловаться на ее безразличное отношение к содержанию своего дома и газона перед ним.

Эта мысль, как и все мысли об изменившемся будущем, угнетала ее. В который раз ей предстояло начать все заново! Но теперь уже не было в ней удивительного чувства чего-то нового и неизведанного, не было ожидания чего-то хорошего, светлого, не было волнительного ощущения нового старта. Всякий раз, когда надежды на создание нового союза с любящим и любимым мужчиной рушились, Рейвен была вынуждена начинать все заново. С каждым разом делать это становилось все труднее и больнее, потому что она все больше убеждалась в том, что ни один мужчина на свете не станет ее любить...

Рейвен очень хотелось измениться, превратиться из холодного льда в теплую женственность, стать мягкой и податливой. Бог свидетель, она приложила к этому немало усилий, но с каждой новой неудачей становилась все более замкнутой, отстраненной и легко ранимой.

Встряхнув головой, Рейвен постаралась отогнать от себя мрачные мысли о своей женской несостоятельности и тут же почувствовала на своих плечах иной груз, груз многолетней усталости...

Ее сердце, заключенное в ледяную броню, устало биться вопреки всем напастям. Ее блестящий ум был притуплен тремя бессонными ночами бесконечных переживаний по поводу недавнего разрыва с Майклом.

Рейвен хотелось прямо с порога броситься в постель и уснуть крепким сном до самого утра. Однако она была слишком дисциплинированна, чтобы поддаться такому желанию. Именно жесткая самодисциплина позволила ей пробиться в высшие профессиональные круги и добиться устойчивого положения в обществе.

Наступили душистые вечерние сумерки. Рейвен вспомнила, что из-за раннего телефонного звонка не успела сделать свою обычную утреннюю пробежку. Значит, она сделает это прямо сейчас, несмотря на всю свою усталость. Несмотря на то, что бегать трусцой по оживленным улицам, когда мозг был слишком занят мрачными и болезненными размышлениями, было далеко не безопасно. Несмотря на то, что из памяти всплывали мучительные картины далекого прошлого...

«...Тебя зовут Рейвен? Но ведь это отвратительная птица смерти! Все равно что канюк или, того хуже, гриф!»

«А что это за гадость? Чем это вымазаны твои костлявые ноги, птица-стервятник? Это вазелин?! Или кулинарный жир?!»

«Зачем тебе эта дрянь, пугало ты несчастное?! Разве у тебя нет чулок? Разве твоя мамочка не может тебе купить теплые чулки? Конечно, может! Ты же знаешь, она была бы просто сказочной богачкой, если бы брала плату за свои... услуги...»

Обычная пробежка Рейвен была протяженностью в пять миль, и все эти пять миль рядом с ней бежали мучительные воспоминания детства. Она слышала давние издевательства жестоких одноклассников, видела их презрительные лица...


Если бы Николас Голт не притормозил на повороте, если бы не его мгновенная реакция, он непременно сбил бы ее своим грузовиком!

Отчаянно завизжали тормоза, и Нику все же удалось остановить машину в нескольких дюймах от того места, где хромированная сталь его радиатора безжалостно подмяла бы под себя черноволосую молодую женщину, выбежавшую на дорогу в спортивном костюме для бега. В испуге и смятении незнакомка резко отпрянула назад и... упала на четвереньки, проехавшись голыми коленями и ладонями по жесткому асфальту:

Выскочив из кабины, Ник вне себя от ярости стремительно направился к незадачливой бегунье. Из-за ее неосторожности он сам чуть не стал убийцей!

С тех пор как Ник стал в одиночку воспитывать двух своих горячо любимых дочерей, он дал себе клятву никогда не произносить вслух грязных ругательств. Эта клятва нарушалась им крайне редко, да и то почти всегда по вине так называемой матери его бесценных девочек, его бывшей жены по имени Дендра.

Но теперь, когда в крови бушевал адреналин, с его языка были готовы сорваться самые отборные и изощренные ругательства в адрес идиотки, по вине которой чуть не произошла трагедия!

Женщина, чуть не ставшая жертвой собственной беспечности, все еще стояла на коленях посреди улицы. Ее голова была наклонена вниз, поэтому Ник не разглядел лица незнакомки и подумал, что она, должно быть, тупо уставилась на асфальт, все еще пребывая в шоке от произошедшего.

Наверняка она станет винить не свою неосторожность, а Ника, и ему стало противно от одной этой Мысли. Его взгляд невольно задержался на ее дорогом спортивном костюме. Розово-голубой ансамбль из шорт, футболки, носков и головной повязки стоил никак не меньше нескольких сотен долларов.

Ник хорошо знал богатых, занятых только собой женщин. Они заботились только о том, чтобы хорошо выглядеть и на все случаи жизни иметь самую модную и дорогую одежду от лучших кутюрье. Они никогда не считали себя виноватыми, даже если это было чистой правдой.

К ярости Ника постепенно стало примешиваться глубокое презрение и даже отвращение. Он с у довольствием предвкушал тот момент, когда скажет ей наконец все, что думает, не стесняясь в выражениях!

Подойдя к виновнице чудом предотвращенной аварии, он молча склонился над ней, ожидая, когда женщина взглянет на него, но она продолжала смотреть куда-то вниз – очевидно, надеясь тем самым вызвать у него сочувствие и смягчить его праведный гнев.

«Ну же! Посмотри на меня! Имей хоть чуточку собственного достоинства!» – мысленно приказал ей Ник.

Словно подчиняясь этой неслышной команде, женщина медленно подняла голову, и... разгневанный до предела Ник не смог вымолвить ни единого слова.

Он был ослеплен не только броской красотой незнакомки, потому что очень хорошо знал истинную цену зачастую скрывавшимся под ней эгоизму и корыстному расчету. Конечно, он не мог не заметить полных чувственных губ, высоких скул и манящей шелковистости блестящих иссиня черных густых волос. Но не это остановило поток гневных слов, готовых сорваться с его губ.

Ника поразили глаза. Они были редкого сапфирового цвета, не просто голубые, словно морозное зимнее небо. И еще больше его поразило выражение этих чудесных глаз. В них не было уверенности, не было... жизни!

Глядя на красивую молодую женщину в дорогом спортивном костюме, Ник вполне обоснованно ожидал увидеть в ее глазах гневный блеск и услышать несправедливые обвинения в свой адрес. Но вместо этого встретил готовность и покорность выслушать самые грубые ругательства, словно она привыкла именно к такому обращению, словно она действительно заслуживала только такого обращения с собой!

Ника потрясло и встревожило то, что женщина, казалось, и вправду была готова безропотно погибнуть под колесами его грузовика.

Ник присел на корточки, чтобы его лицо оказалось на одном уровне с ее лицом, но незнакомка тут же вскочила на ноги, словно отпущенная пружина.

Рейвен инстинктивно испугалась молчаливого гнева подошедшего к ней высокого сильного мужчины' водителя злосчастного грузовика, под колеса которого она чуть не попала, опрометчиво выбежав на дорогу. Его тяжелая нижняя челюсть вздрагивала от видимых усилий сдержать бранные слова, которых она вполне заслуживала. В серо-стальных глазах полыхала ярость, смешанная с презрением. У него были такие же черные волосы, как и у самой Рейвен, и когда он молча наклонился над ней, она почувствовала в нем силу и ярость пантеры, готовой к нападению.

Заметив страх в глазах незнакомки, Ник сначала не мог взять в толк, почему она его так испугалась. Неужели она решила, что он сейчас ударит ее? Что и говорить, он хотел как следует наказать легкомысленную красотку, но напрочь забыл о своих первоначальных намерениях, как только увидел ее прелестные печальные глаза.

– Как вы себя чувствуете? – мягко спросил он. – С вами все в порядке?

Его деликатный вопрос стал полной неожиданностью для Рейвен.

– Простите меня, – прошептала она, – я задумалась и...

«Над чем можно так задуматься, чтобы оказаться прямо перед машиной?» – подумал Ник. В его голове тут же появилось много новых вопросов, на которые он бы желал получить ответ. Неужели этой красавице действительно захотелось закончить жизнь под колесами грузовика? А если бы Ник не успел затормозить?'

Мягко, но решительно протянув руку, Ник повернул ладони незнакомки вверх и увидел обширные, алые от крови ссадины, резко контрастировавшие с белоснежной ухоженной кожей. Так вот почему она так долго стояла на коленях, склонив голову! Она разглядывала не асфальтовое покрытие дороги, а собственные израненные ладони, изо всех сил стараясь не закричать.

«Кто же ты такая? – с интересом взглянул на нее Ник. – Одета как богачка, но привычно ждешь от мужчины грубости. Умеешь сдерживать крики боли, но, похоже, сама бросилась под колеса!»

Не зная имени молодой женщины, Ник мысленно окрестил ее Белоснежкой за ее атласную кожу безупречной белизны.

– Давайте я отвезу вас в больницу! – предложил он.

– Ах, нет, спасибо, я...

– Вы хотите сказать, что с вами все в порядке? – понимающе кивнул Ник. – Увы, это не так!

– Нет-нет! Не нужно везти меня в больницу! Я сама справлюсь с этими ссадинами! – торопливо запротестовала Белоснежка.

– Ну хорошо, пусть будет по-вашему, – пожал плечами Ник.

Возможно, ей действительно не требуется профессиональная медицинская помощь. Из-за обильного кровотечения нельзя было сразу оценить серьезность травмы.

– Тогда я отвезу вас домой, – решительно сказал он.

Рейвен ничего не оставалось делать, кроме как принять его предложение. Она чувствовала, что повредила не только ладони, но и голые коленки, ссадины на которых были не менее кровавыми и болезненными. Конечно, раны были не настолько серьезными, чтобы она не могла пешком вернуться домой, но вынужденная прогулка в таком виде вызвала бы ненужное внимание прохожих.

«...Что это течет по твоим кривым ножкам, птица смерти? Неужто кровь?..»

– Спасибо, – тихо сказала она.

Только теперь Ник разглядел огромные ссадины на ее коленях и сочувственно поморщился. Взглянув на незнакомку, он вдруг увидел в ее глазах ожидание оскорбительных насмешек с его стороны и снова удивился этому.

– У вас дома найдутся стерильные бинты? – мягко и одновременно ободряюще улыбнулся он Белоснежке.

В ответ она виновато покачала головой, и блестящие иссиня-черные локоны смешно запрыгали вокруг ее лица.

– Ничего страшного, – заверил ее Ник – тут неподалеку есть аптека. Первым делом мы купим там все, что потребуется для обработки ран.

Ник подвел ее к пассажирской стороне кабины и Рейвен увидела в кузове грузовика роскошное великолепие пышных розовых кустов всех мыслимых цветов и оттенков. От роз шел чудесный пьянящий аромат. Кузов был настолько плотно заставлен цветочными горшками, что при резком торможении ни один из них не упал и не разбился.

– Я очень рада, что ваши цветы не пострадали, – тихо проговорила Рейвен, прежде чем сесть в кабину.

Глава 3

– Вы что же, переехали в этот дом совсем недавно? – поинтересовался Ник, останавливая свой грузовик перед домом Рейвен в Брентвуде.

Его вопрос был вполне логичным, поскольку выдвинутое им предположение многое бы объяснило ее не тронутую загаром кожу, словно она только что приехала оттуда, где очень мало солнца, и ее беспечное поведение на оживленных улицах Лос-Анджелеса, и, конечно, множество картонных коробок на крыльце дома.

Рейвен смотрела на эти коробки с удивлением и печалью. Их привезли во время ее отсутствия, но она сразу поняла, от кого они. Это Майкл сложил в них всю ее одежду и прочие пожитки, оставленные Рейвен в его доме при поспешном бегстве от жестоких слов всего три дня назад, и отослал ей домой...