«О-о-о, Логан, не уходи, пожалуйста, с таким настроением». Но я не произнесла этих слов. Я не помешала ему хлопнуть дверью. Том бросился вслед за Логаном, чтобы помочь ему миновать чащу, где он мог бы заблудиться, и довести его до хорошо заметной части тропинки, где он уж точно сможет пройти, несмотря на свои темные очки.

– Ну ты себя и вела с Логаном! – вернувшись, заявил с порога Том. – Честное слово, мне было жалко его, когда он поднимался по дороге, почти слепой, чтобы встретиться с такой язвой, которая врет ему в лицо, лепит что в голову взбредет… Ты же знаешь, у нас ничего нет, а он мог бы помочь.

– Том, ты хочешь, чтобы все узнали, что у нашего отца… сам знаешь что.

– Нет… Но разве мы обязаны говорить ему про папу?

– Мы должны как-то объяснить, почему его нет здесь, верно? Я полагаю, Логан подозревает, что отец приходит и уходит и более-менее помогает нам с едой.

– Да, думаю, тут ты права, – согласился Том, вновь возвращаясь к диалектному произношению, что с ним бывало в моменты душевного расстройства или голода. – Опять за удочки, ловушки – скрести пальцы на счастье.

И Том выскочил на улицу в поисках еды. Куры-несушки у нас долго не жили: кухонный котелок требовал их преждевременной смерти.

После ухода Сары жизнь стала не просто в тысячу раз сложнее, но невыносимо трудной. Отец домой не приезжал. А это означало полное отсутствие денег на еду. Керосина осталось так мало, что пришлось перейти на свечи.

Часы тянулись для меня как отрезки вечности. Жизнь возобновлялась с возвращением из школы Тома вместе с Фанни и Кейтом, а иногда и с Нашей Джейн. Я хотела убедить себя, что дедушка не в счет, что я могу ходить в школу, когда Наша Джейн здорова, а дедушка сам о себе позаботится. Но мне то и дело приходилось присматривать за ним и наблюдать, каким он стал потерянным без бабушки.

– Ты иди, – сказал однажды дедушка, после того как я прибралась в домике и стала думать, что же нам поесть сегодня вечером. Был канун Дня благодарения. – Ты мне не нужна. Я обойдусь сам.

Может, он и обошелся бы, но на следующий день снова простудилась Наша Джейн.

– Есть хочется, – плакала она, бегая за мной и хватая за одежду.

– Сейчас, моя сладкая. Иди еще полежи в постельке, а я быстро приготовлю супчик.

Как легко и каким уверенным голосом я произносила это, хотя в доме не было ничего, кроме нескольких сухих бисквитов, оставшихся от завтрака, и полчашки муки. Эх, жалко, что я не составила дневной рацион после ухода Сары. И почему я подумала, что отец будет все время объявляться словно по мановению волшебной палочки, как только наши запасы иссякнут?

Интересно, где он теперь?

– Том, а в темноте можно ловить рыбу? – спросила я.

Он отвлекся от чтения и вздрогнул:

– Ты хочешь, чтобы я пошел сейчас, ночью, ловить рыбу?

– Можешь заодно и силки на кроликов проверить.

– Я уже проверял их, когда шел из школы. Хоть бы один. Я так хорошо замаскировал их, что ночью и не найду.

– Вот почему надо сходить половить рыбу, – прошептала я ему на ухо, – а то в доме не осталось ничего, кроме пары бисквитов, и, если повезет, я наскребу из банки немного сала, чтобы сделать подливку.

Я говорила шепотом, чтобы Наша Джейн и Кейт не услышали, иначе поднялся бы такой плач и гвалт, что выдержать это невозможно! Желудок Нашей Джейн требовал пищу или болел, она тогда начинала плакать, и тут ничего нельзя было поделать.

Том поднялся и, сняв со стены ружье, зарядил его на крупного зверя:

– Сезон на оленя открылся. Может, подстрелю что-нибудь.

– Ты хочешь сказать, что нам нечего будет кушать, если ты не подстрелишь оленя?! – воскликнула Фанни. – Господи, да мы же умрем с голода, если будем зависеть от твоей стрельбы!

Том направился к двери, бросив вначале долгий уничтожающий взгляд на Фанни, потом улыбнулся мне:

– Давай делай свою подливку. Через полчаса я вернусь с мясом. Я везучий.

– А если нет?

– Я не вернусь домой, пока не принесу чего-нибудь.

– Да-а, – сказала Фанни, перевернулась на спину и стала рассматривать себя в дешевое зеркальце, – думаю, мы больше не увидим Тома.

Том хлопнул дверью и исчез.

Рыбная ловля и охота стали нашим обычным и ежедневным занятием. Я часть своего времени расходовала, чтобы расставить и проверить силки и удочки и сменить наживки. Том изготовлял различные ловушки на кроликов и белок. Мы уже давно начали собирать грибы. Бабушка научила нас, как отличать съедобные грибы от ядовитых. Собирали мы и ягоды, обдирая до крови руки о колючки, дикую фасоль и горох, выкапывали репу, которую можно было найти на окраинах Уиннерроу. Случалось, что и воровали шпинат, салат, листовую капусту на удаленных от домов огородах. Когда пришла настоящая зима, ягоды прекратились, горох и фасоль повысохли и замерзли, кролики и белки попрятались в местах зимовки, их не привлекали наши ловушки, потому что у нас не было приличной приманки. Заготовленные грибы были нам слабым подспорьем в холодные зимние вечера. Остальные наши запасы пришли практически к нулю…

– Хевен, – заныла Фанни, – сделай что-нибудь. Мы что, всю ночь будем сидеть и ждать, пока Том не придет? Да еще с пустыми руками? У тебя где-то припрятаны фасоль и горох, я знаю.

– Фанни, если бы ты почаще помогала, то, может быть, у нас и были бы запасы фасоли и бобов. А сейчас у меня ничего нет, кроме сала на стенках и пары сухих бисквитов. – Все это я произнесла предельно тихо, чтобы чуткие уши Нашей Джейн и Кейта ничего не уловили.

Наш разговор услышал дедушка. Он повернул ко мне голову и произнес:

– В коптильне сажали картошку.

– На прошлой неделе съели, дедушка.

Тут подняла крик Наша Джейн:

– Есть хочу! Мне больно! Так животик болит… Хевли, когда будем есть?

– Сейчас, – сказала я и, подхватив ее на руки, посадила за стол – на ее стул, сиденье которого было утолщено парой дощечек, чтобы Наша Джейн могла сидеть повыше. Я поцеловала ее в шейку и потрепала за волосы. – Иди, Кейт. Вы с Нашей Джейн будете сегодня вечером есть первыми.

– Почему это они будут есть первыми? А я что? – заревела Фанни. – Я что, не член этой семьи?

– Фанни, ты вполне можешь подождать, когда вернется Том.

– Я успею сто раз состариться и умереть, пока он что-нибудь подстрелит!

– Вот неверующая.

Тем временем я разогрела остатки перетопленного сала, потом отдельно смешала воду с мукой и тщательно размешала эту массу до исчезновения комков, потом выложила ее в горячее сало, добавила соли и перца и снова размешала, пока не разошлись комки. Попробовала, добавила еще соли и помешала. Пока я варила, Наша Джейн и Кейт не сводили голодных глаз со сковороды. Дедушка с закрытыми глазами покачивался в своем кресле, вцепившись высохшими руками в подлокотники. Сегодня на еду он не рассчитывал. Если больше всех страдали от голода Наша Джейн и Кейт, то следующим был, конечно, дедушка, который терял вес так быстро, что я без слез не могла смотреть на него.

– Энни, бывало, какой вкусный пирог с голубикой делала, – словно про себя произнес дедушка.

Глаза его были по-прежнему закрыты, губы подрагивали.

– У тебя только два бисквита на шестерых? – спросила Фанни. – И что ты собираешься делать? Дашь каждому по крошке?

– Нет. Кейт и Наша Джейн получат по половинке, половинку получит дедушка, а мы – ты, я и Том – разделим оставшуюся половинку на троих.

– Я же говорила – по крошке! Так и знала! Зачем дедушке всю половинку?!

Дедушка замотал головой:

– Хевен, детка, я не голоден. Отдай мою половинку Фанни.

– Нет! Я и так утром отдала ей, как ты сказал. Фанни получит свою порцию или вообще ничего до завтра не получит, если Том не принесет мяса.

– Буду я еще ждать Тома! – недовольно воскликнула Фанни и плюхнулась на стул, стоявший у стола. – Я сейчас хочу! Я в три раза больше Нашей Джейн. Зачем ей вся половинка?!

Я медленно возилась с приготовлением еды и делала это намеренно, а не потому, что там было много работы. Сегодня вернулись домой две кошки, черная и белая. Обе запрыгнули на полку, где стояли кастрюли и сковороды, и оттуда смотрели на меня голодными глазами в надежде разжиться чем-нибудь. Они были такие же голодные, как и мы. А я, глядя на них, подумала: а не едят ли кошек?

Потом взглянула на любимую охотничью собаку отца. Она тоже вернулась вместе с кошками. О, как же это ужасно – даже подумать о том, чтобы съесть любимое животное, живущее с тобой под одной крышей.

Только я успела справиться с этими мыслями, как рядом возникла Фанни.

Показывая на любимую отцовскую собаку, стала нашептывать мне:

– Старый, а сколько мяса. – Голос ее звучал напряженно. – Я бы поела мясца. Давай, Хевен, ты сможешь перерезать ему горло, как свиньям делают. Ради Нашей Джейн, ради Кейта, ради дедушки… Да все будут…

В этот момент Снэппер открыл сонные глаза и бросил на меня свой умный взгляд. Собаке было шестнадцать лет. Почти слепая, она тем не менее находила себе пропитание и всегда возвращалась домой, имея ухоженный и упитанный вид.

Я посмотрела на хнычущих от голода Нашу Джейн и Кейта.

– Лучше уж собака погибнет, чем мы, – уговаривала меня Фанни. – Нужно только тюкнуть его по голове – и все.

С этими словами Фанни подала мне топорик, которым мы кололи дрова на растопку «старой дымилы». И сейчас она продолжала коптить, отчего у нас слезились глаза.

– Ну, давай же, у тебя получится, – подначивала Фанни, подталкивая к Снэпперу. – Вначале возьми его, а потом – раз!

Внезапно Снэппер вскочил, словно почувствовав мое намерение, и кинулся к двери. У Фанни вырвался крик досады, и она бросилась за собакой. В этот момент дверь отворилась, и Снэппер исчез в ночи.

Широко улыбаясь, вошел Том с ружьем на одном плече и мешком на другом. В мешке что-то лежало.

Улыбка мигом исчезла с его лица, как только он увидел у меня в руках топор, а в моих глазах – выражение стыда и вины.

– Ты хотела убить Снэппера? – недоверчиво спросил он. – А я думал, ты любишь эту собаку.

– А я и люблю, – всхлипнув, ответила я.

– Значит, ты не верила, что я добуду что-нибудь? – обиженно спросил он. – А я всю дорогу несся как угорелый и туда и обратно. – Он бросил на стол мешок с добычей. – Там две курицы. Конечно, Рейс Макги удивится, кто это стрелял у него в курятнике. Если он узнает, оторвет мне голову, но я умру хотя бы с полным желудком.

В этот вечер мы хорошо поели, уничтожив полную курицу, а другую оставив на завтра. Но через день мы столкнулись с той же проблемой: в доме не было ни крошки. Том сказал шепотом, что, мол, не надо унывать, было бы желание, а придумать что-нибудь можно.

– Сейчас надо забыть честь и совесть – и красть, – предложил он. – Оленей нет, я ни одного не видел. Даже какого-нибудь енота – и того не видел. Я бы и сову подстрелил – так молчат… Каждый вечер, поближе к сумеркам, когда народ в Уиннерроу рассаживается за столы ужинать, ты, я и Фанни будем спускаться в долину и стараться стянуть что сможем.

– Отличная мысль! – радостно воскликнула Фанни. – А у них ружья на стенах не висят?

– Не знаю, посмотрим, – ответил Том.

В сумерки следующего дня мы со страхом отправились на добычу. Но в животах у нас еще была курица, и она придавала нам смелость. Оделись мы во все темное, лица вымазали копотью.

Наконец добрались до расположенной на отшибе фермы. Там жил самый злой и жадный человек на земле. Плохо то, что у него было пятеро громил-сынков и четыре не менее огромные дочери. Да и жена у него была такая, что поставь с ней рядом Сару, то Сара стала бы казаться худенькой девочкой.

Фанни, Том и я спрятались за густым кустарником и елями и выжидали, пока семейство располагалось на кухне за столом. Шум они при этом подняли такой, что он с запасом перекрыл бы любые звуки с нашей стороны. Во дворе у них, как и у нас, было полно собак, кошек и котят.

– Возьми на себя собак, успокой их, – произнес Том сдавленным шепотом. – А мы с Фанни сделаем набег на курятник без ружья. – Он обратился к Фанни: – Ты хватай по паре кур в каждую руку, и я четыре возьму. Этого нам хватит на какое-то время.

– А они не будут клеваться? – спросила Фанни.

– Нет, куры они и есть куры. Они особенно не сопротивляются, только кудахчут.

На меня Том возложил задачу отвлекать собак, ужаснее которых я никогда не видела. Я умела обращаться с животными, они меня слушались. Но одна собака была такая здоровая, как теленок. И глаза злющие – так и съела бы меня. С собой я взяла пакет с куриными косточками.

Семейство Маклерой с тем же невообразимым шумом продолжало ужинать. Я бросила псу куриную ножку, приговаривая ласковым голосом:

– Хорошая собака. Я тебе ничего не сделаю – и ты меня не трогай. Съешь куриную ножку. Ешь-ешь.

Пес с отвращением обнюхал высохшую желтую лапку и зарычал. Это оказалось сигналом для других собак, а их было еще штук семь-восемь, и все они охраняли свинарник, курятник и прочие сооружения с живностью. И вот вся эта стая бросилась ко мне! С лаем, рычанием, оскалив свои пасти. Таких острых зубов я, кажется, никогда не видела.