Но я даже не подозревала, как же было приятно в этом нехитром убеждении ошибиться.

Когда я подошла к углу здания станции, с той стороны, где она не освещалась вообще, и тени ветвистых деревьев низко нависали над землей, касаясь выбеленной стены, я с сомнением подумала, что, раз уж химик не уточнил, с какой именно стороны его ждать, то это скорее всего здесь. А я раньше и не обращала внимания, что это место — ну прямо мечта маньяка-насильника! Темное, укромное…

Я чуть спустила с плеча сумку и нащупала шокер. И вдруг кто-то резко схватил меня за предплечье…

Отскочив, я выставила перед собой электрошокер, как будто это был самый настоящий меч-кладенец и попятилась назад. Но, услышав смех Дмитрия Николаевича, залилась краской и, обиженно опустив свое орудие самозащиты, хмыкнула.

— Очень смешно! Прямо уржаться можно!

Несмотря на мое негодование, химик и не думал мне что-то отвечать, тем более просить прощения. Он все смеялся и смеялся, пока наконец не успокоился. А потом, уверенно шагнув ко мне, заставил меня отступить назад, пока моя спина не коснулась выбеленной стены. «Пальто испорчу», — как-то вяло подумала я, но потом отбросила все мысли, видя перед собой только его пронзительные голубые глаза, которые смотрели на меня практически с жадностью…

— Ну привет, Дмитриева, — выдохнул он и, прижав меня к стене, впился в мои губы требовательным и грубым поцелуем.

Разум унесся куда-то далеко, оставив чувства разбираться со всем этим в одиночестве. Я слышала только рваное дыхание Лебедева, когда он прерывал поцелуй, и свое биение сердца, набатом отдающее в висках. Руки химика ловко расстегнули пуговицы пальто.

— Как же невыносимо быть в этой чертовой школе рядом с тобой… — горячо прошептал он и опустил поцелуй на мою шею, чуть потянув меня, чтобы я наклонила голову. — … И играть в твоего преподавателя…

Я почувствовала его теплые ладони, коснувшиеся моей спины и аккуратно стиснувшие бок. А как мне тяжело, Дмитрий Николаевич, изображать святую простоту и наивность, когда внутри меня все переворачивается, стоит мне только услышать ваш голос…

Внезапно я вскрикнула и вздрогнула, когда химик, забывшись и не рассчитав силы, сжал мой бок там, где сам же его зашивал когда-то. Он резко отпрянул.

— Прости, я… — он медленно отошел на полшага, будто заставив с трудом себя это сделать.

— Ничего, ничего… — я наклонилась, уперев руки в колени, стараясь выдыхать медленно, чтобы унять боль.

— В порядке? — обеспокоенно и виновато поинтересовался Дмитрий Николаевич. — Давай, посмотрю.

— Не надо, все в порядке, правда, — я выставила перед собой руку и, к моему удивлению, он не стал со мной спорить. Видать и правда, чувствует себя виноватым…

— Я вообще хотел тебе показать, как шокер работает, — он усмехнулся, видимо вспомнив, как я комично решила им воспользоваться, и, достав из кармана пачку сигарет, закурил, вернув свой лукаво-циничный взгляд.

— Так чего не показали? — с упреком спросила я, а потом рассмеялась.

— Задумался, — подмигнул мне химик и с удовольствием затянулся.

— Ну-ну, — тихо проговорила я, не удержавшись все-таки от хитрой улыбки.

========== Глава 19. Об ответственности и разбитых стеклах. ==========

— Сто девятая, вызов получили? — слышится искаженный голос диспетчера из кабины водителя.

— Да, едем, — коротко ответил Пятачок.

Ответа не последовало. Все пребывали в отвратительном расположении духа после предыдущего вызова: очередной пьяница, решивший свести счеты с жизнью, мотался по оживленному перекрестку, то и дело норовя угодить под машину. Показательная попытка суицида — полбеды. Свидетелей этого действа было море, и каждый второй посчитал своим долгом вызвать бригаду скорой помощи. Естественно, варианты развития событий у свидетелей были разные, от сумасшедшей бабы, бросающейся под колеса, до не дышащего молодого человека, лежащего у обочины.

У диспетчеров голова шла кругом! А так как это был еще и перекресток, то и адрес называли разный! Так что когда мы мчались к «не дышащему молодому человеку», на месте уже стояли две кареты скорой помощи. Благо, с других станций, так что мне было позволено выйти из машины.

Что меня больше всего удивило, так это то, каким же чудом обошлось без аварий! Восемь полос шоссе пересекали четыре полосы широкой улицы, и машины двигались по этому перекрестку на высокой скорости, матеря из окошка пьяного идиота, который, играя со смертью, ловко лавировал между ними. Со стороны казалось, что он уже давно передумал умирать и теперь просто забавляется.

Четвертыми приехали «дураки». Они-то и сумели изловить этого красавца. Здоровенные дядьки, под стать нашему Пяточку, тащили за меховой воротник пьянчужку, который почти сразу же безвольно обмяк в их руках, покорившись судьбе-злодейке.

Я же наблюдала за всей этой картиной рядом со своей бригадой, которая флегматично дымила, облокотившись о машину, пока Серега не решил осмотреть на всякий случай пациента.

Убедившись, что молодой человек здоров, как бык, и действительно мертвецки пьян, все три бригады сдали свои разнообразные вызовы, касающиеся одного и того же человека, психиатрической бригаде и, ругая на чем свет стоит и этого пьяного урода, и зевак-прохожих, разъехались по станциям.

— Ладно, главное, что машины не побились, — Серега, как всегда постарался смотреть на это все с позитивом, правда, выражение его лица было все таким же расстроенным.

— Не грусти, Сережа, все же хорошо? — попыталась я поддержать врача, но тот только вспылил.

— Да ничего хорошего! — вскрикнул он, а я, пожалев, что раскрыла рот, невольно отпрянула. Лебедев, сидящий спереди, на пару секунд обернулся к нам. Стеглов, поняв, что напугал меня, немного смягчился: — Прости. Просто, понимаешь… Сколько мы на этого придурка потратили?

— Два с половиной часа, — посмотрев на свои часы и подсчитав в уме, ответила я.

— Два с половиной, — кивнул Серега. — Два с половиной часа одна реанимационная бригада была занята абсолютно бестолковым делом! Смекаешь?

— Мы могли быть кому-то нужны, — осенило меня. А потом тоже пробрала злость. А что, если мы сейчас приедем на место, но для кого-то будет уже поздно?

— Всякое бывает, — задумчиво проговорил Дмитрий Николаевич, глядя на дорогу.

Какое-то время мы ехали молча, каждый погрузившись в свои размышления. Краем глаза я заметила, как Стеглов попросту задремал, откинувшись на спинку кресла. И когда он подтвердил мою догадку, негромко захрапев, я увидела, как Лебедев, обернувшись, слегка улыбнулся, глядя на спящего друга.

— Советую к нему присоединиться, — тихо предложил он.

— Было бы неплохо, но боюсь, я не засну сейчас, — ответила я, снова возвращаясь к мысли о бестолково проведенном времени на вызове этого пьяницы.

— Смотри, — проговорил химик. — Завтра нам в школу идти, — он подмигнул, а я залилась краской, потому что Пятачок, сидящий рядом с Лебедевым, усмехнулся и пробасил:

— Вы бы слышали себя со стороны!

— Пятачок, — я неожиданно вспомнила один вопрос, который мучил меня с момента нашего с водителем знакомства и сейчас, похоже, самое время озвучить его. — А почему именно Пятачок?

Если честно, я перебрала в своей голове массу вариантов ответов, но ни один не удовлетворял моего любопытства и, на мой взгляд, попросту не подходил. Правда сейчас, когда я спросила, мне в голову неожиданно пришла мысль, что, возможно, это что-то очень личное, и, наверное, не стоило вот так вот в лоб… Хотя, со стороны это было бы нелепо: «Меня прозвали Пятачок. И это очень личное»…

— Почему Пятачок? — слышу, как он снова улыбнулся.

— Потому что у него есть дома ружье! — ответил химик, и они оба громко рассмеялись. А я, не сумев скрыть своего удивления, тоже невольно присоединилась к ним, разбудив своим смехом Серегу.

— Что за веселье? Что я пропустил? — потирая глаза, сонно спросил он.

— Дмитриевой только что открылась великая тайна мироздания! — довольным голосом ответил Дмитрий Николаевич, хитро взглянув на меня. Я тут же отвела взгляд.

— Эк тебя на пафос-то пробило! — усмехнулся Стеглов. — Что за тайна?

— Тайна имени нашего Пятачка! — сказал химик, а наш водитель снова рассмеялся, теперь уже вместе с Серегой.

— Кстати! — внезапно осенило меня. — Пятачок, а как тебя зовут?!

После этого вопроса, все трое мужчин так рассмеялись, что я даже перестала слышать нашу мигалку.

— Боюсь, лапонька, если он скажет тебе свое имя, ему придется тебя убить! — тоном бывалого знатока заверил меня Стеглов. — Ладно, мужики, что-то мы развеселились.

На следующем вызове мне было велено оставаться в машине. И уговаривать Дмитрия Николаевича об обратном, пожалуй, бесполезно, взгляд Лебедева был вполне красноречивым. Если я попробую выйти из машины вслед за ними, то, скорее всего, меня поймают, скрутят, повалят на мокрый асфальт и, связав, засунут обратно в реанимобиль.

Пока Дмитрия Николаевича и Сереги не было, Пятачок рассказал мне, что, оказывается, сюда они приезжают уже не в первый раз. И даже не во второй, и не в третий… Та квартира, куда они направились, является практически притоном. Скорую вызвали к мужчине, сорока лет, повод — потеря сознания. Наш водитель был практически уверен, что виноваты в этом обмороке, скорее всего, наркотики. И, как оказалось в итоге, он был прав.

По какой-то причине в доме по всему стояку отключили электричество, так что очень скоро «больного» привели к машине, предварительно порекомендовав мне отойти подальше. Кстати, больной был вовсе не в обмороке, но старательно изображал на своем лице нечеловеческие страдания, еле волоча ноги.

Пациент во врачебной помощи не нуждался. В помощи наркологов — да, и еще как! Но не в реанимационной бригаде. Вообще, услышав дальнейший диалог, я была, мягко говоря, удивлена.

— Промедол дайте мне, — в наглую попросил он.

— Больше тебе ничего не дать? — не церемонясь, ответил химик.

— Морфина дай! Братан! Ну пожалей! Ну плохо мне! — глаза наркомана бегали, а свои слова он подкреплял активной и неестественной жестикуляцией.

— Я тебе не братан, — зло бросил химик, закатывая ему рукав, чтобы измерить давление.

— Дружище! — наркоман решил попытаться уговорить Стеглова. — Ну дайте морфин!

— Нормальный ты такой! — усмехнулся Серега. — И куда я препарат этот спишу? — он закончил осмотр и кивнул Лебедеву. — Ментов давай.

Еще какое-то время мы ждали полицию, которой этот вызов и передали. Разглядев мой силуэт, наш пациент попытался и у меня выклянчить что-нибудь из наркотических веществ, но я отошла подальше, чтобы скрыться около кабины водителя от его глаз. Признаться, он меня немного пугал, и я едва ли понимала, как себя следует вести с такими экземплярами, как он. Но потом мы просто благополучно поехали на станцию, ни разу больше не вспомнив этого наглого обдолбанного наркомана.

Доехать до «дома», к сожалению, нам в этот раз было не суждено. Нас развернули на очередной вызов: девушка, четырнадцать лет, судороги, потеря сознания.

Увидев, куда мы прибыли, я сразу поняла, что знаю это место. Один из новомодных клубов, недавно открывшихся в городе, куда меня как-то пытались затащить мои одноклассники во время их очередной пьянки по поводу дня рождения Егорки Захарцева, нашего заядлого тусовщика. Он всех уверял, что даже несмотря на наш возраст, все смогут беспрепятственно пройти в клуб, типа у него там все «на мази». Мы с Аней не любители подобных тусовок, так что благополучно отправились домой, спать, в ту ночь.

Сейчас около входа было намного больше народу, чем тогда. Похоже, что из клуба вывалились все, кому не лень, чтобы запечатлеть судороги девушки на камеры своих смартфонов. Честно говоря, все это зрелище выглядело немного жутко: девушки, облаченные в свои лучшие наряды, высокие парни в дорогих рубашках, вытянув вперед одну руку, снимали, как здоровенный охранник пытается оказать первую помощь трясущейся в судорогах девушке.

— Разошлись, не мешаем работать! — рявкнул во все горло Пятачок, и молодежь частично разбрелась, кто обратно, в клуб, а кто — ловить такси, чтобы убраться отсюда. Конечно же, некоторые неравнодушные зрители остались, все еще продолжая снимать. Лебедев тут же раскрыл чемодан, достал шприц, сломал край большой ампулы и стал набирать лекарство.

— Как долго приступ? — услышала я голос Сереги.

— Долго, я не засекал, один, потом еще… — ответил охранник, сидя рядом на корточках.

— Смотри, это же Дмитрий Николаевич! — раздался сбоку знакомый голос, и я тут же спряталась за спиной Пятачка. Благо, наш водитель был счастливым обладателем широченной спины и смекалистого ума в придачу: он, развернувшись, помог мне незаметно добраться до машины.