Если Бог счел нужным послать его дяде сына и наследника, он примирится с этим. Теперь, когда наступило время осмыслить положение, он понял, что испытывает не только разочарование. Луи чувствовал еще и облегчение. Он был рад, что в последний момент его родственник все же ухитрился зачать наследника. По правде сказать, Луи был вполне доволен своим нынешним положением, ему хватает той земли, той усадьбы, что уже ему принадлежат. Большего ему и не нужно.

Заметив на себе пристальный взгляд голубых глаз графского кастеляна, Луи решил, что пора расставить все точки над «i».

— Извините резкость моей супруги, сэр Жилль, — сказал он. — Ее уже давно мучает демон честолюбия. Ее, но не меня. Мне ничего этого не надо.

Голубые глаза кастеляна сузились в щелочки.

Положение сэра Жилля было ясным. Всегда бывали трудности юридического порядка, если наследник рождался после смерти отца. Будучи кастеляном графа Этьена, он был обязан поддерживать графиню и ее сына, если племянник покойного вознамерится доставить им какие-либо сложности.

— Вы хотите сказать, что не будете выступать против того, чтобы новорожденный унаследовал покойному графу? — вежливо осведомился кастелян.

— Я — нет, — ответил Луи.

Лицо сэра Жилля просветлело.

— Можно дать вам небольшой совет?

— Да, выслушаю с радостью.

— Приглядывайте за своей женой, Фавелл.

Луи кивнул.

— Само собой. До некоторых пор я считал, что ее можно выпускать гулять без поводка, но скоро понял, что он ей необходим — очень крепкий и очень короткий.

— Рад, что мы с вами поняли друг друга, — сэр Жилль дружески похлопал собеседника по плечу.

— Вы передадите наши общие поздравления и привет госпоже графине, леди Арлетте?

— Само собой разумеется, сэр Луи.

Племянник покойного графа откланялся и последовал за своей женой в гостиную.


Отец Теобальд настоял, чтобы сына Арлетты крестили в трехдневный срок. Ему дали имя Люсьен Роберт — в честь святого, в день которого он появился на свет, и в честь деда Арлетты.

Роженица посвятила все свои усилия заботам о ребенке. Подошло Рождество, и хотя Арлетта спускалась в зал, пока Люсьен спал, и пыталась принимать участие в торжествах, они казались ей ненастоящими и проходили словно во сне.

Она продолжала сама кормить ребенка, но частенько обязанности требовали ее присутствия в других местах, и Клеменсия доставила для Люсьена няньку из Домма. Она обмывала ребенка, меняла его пеленки, бодрствовала над ним, когда тот спал — никогда еще на благословенной земле Франции не тряслись так над маленьким красным комочком. Но кормилицей она не была. Хотя многие и поднимали брови в удивлении, Арлетта продолжала кормить свое дитя сама.


Во время кормлений к подруге приходила поболтать Клеменсия.

— Арлетта, тебе пора в церковь.

Она и сама знала это. Оставшись в живых после родов, она, по законам того времени, должна была заказать в часовне благодарственные службы и принести Богу дары, а в Его отсутствие — Его прелатам на земле. Она собиралась выделить на это средства, тем более, что христианская мораль, вслед за иудейской, объявляла рожениц нечистыми, и мужья не могли вступать в интимные отношения со своими женами, пока те не прошли ритуального очищения, как то предписывала Библия.

Арлетта скорчила сердитую гримасу.

— Мне всегда казалось оскорбительным, что слуги Божьи сначала требуют от нас, чтобы мы плодились и размножались, а после того, как мы в страшных муках выполняем Божеский завет, они объявляют нас существами нечистыми. К тому же у меня нет мужа, который заявлял бы свои права на развлечение.

— И тем не менее. По каноническому закону, пришла пора. Теперь Рождество прошло, и сэр Жилль хотел побеседовать с тобою относительно твоего будущего мужа. Он просит, чтобы ты назначила ему время для обсуждения этого вопроса.

— Будущего мужа? — Арлетта провела минувшие пять недель исключительно в заботах о новорожденном, и даже мысль о повторном браке не приходила ей в голову. Было слишком рано думать об этом.

— Я знаю, что уже двое знатных господ закидывали удочки в наш пруд, — продолжала Клеменсия. — Разве он не говорил тебе?

— Да. Но я тогда не приняла это всерьез.

Арлетта посмотрела на ребенка, сосущего ее грудь, и нежно погладила рыже-золотую головку. Она очень любила наблюдать, как умиротворенно сосал ее малыш, как уверен он был в своих правах на материнское молоко. Он был так беспомощен и беззащитен. Так доверчив. Ей нравилось эта чувственная невинность розового ротика, хватающего ее за сосок, нежное чувство поднималось в ней. Эти прикосновения наполняли ее теплотой. Подумать только: большинство аристократок Франции доверяют своих детей кормилицам, вместо того чтобы испытывать это наслаждение самим.

— Куда мне спешить? — промурлыкала графиня. — Я вообще пока не уверена, что захочу выйти замуж еще раз.

— Ты не хочешь брать себе второго мужа? — засмеялась Клеменсия. — Не будь такой наивной, подруга моя. Какое значение имеет в этом деле то, чего ты хочешь и чего не хочешь? Ты теперь графская вдова, а он, — Клеменсия указала пальцем на розово-красный комочек, — нуждается в покровителе и защитнике. Они не позволят тебе долго оставаться незамужней. Ты и сама знаешь это. Земли Фавеллов не маленькие: герцог Ричард хочет быть уверен, что ты не выберешь себе кого-нибудь, кто не будет покорен его власти. И лучший способ завоевать признательность твоего сеньора — выйти за одного из его вассалов.

Арлетта нахмурилась, ибо почему-то перед ее мысленным взором предстало обезображенное шрамом лицо Гвионна.

— Если я и выйду замуж снова, Клеменсия, то — клянусь и адом и раем — только за человека, которого выберу сама.

Клеменсия опустилась на край ее постели и осторожно потрогала крохотную ножку Люсьена, которую мальчик выпростал из пеленок. Она вздохнула.

— Они никогда не позволят тебе выбрать мужа по твоему собственному желанию, ты и сама это знаешь. У сэра Жилля есть уже два послания с брачными предложениями, и оба претендента получили благословение господина герцога.

— Сколько им лет? — спросила Арлетта только для того, чтобы поддержать разговор. В действительности это ее совсем не интересовало.

— Одного из них зовут Балдуин Девиль, ему сорок пять. Другой еще старше.

— Это просто старики. — Арлетта отмела женихов одним широким движением руки, пока Люсьен заканчивал с одной ее грудью. — Ни тот, ни другой мне и задаром не нужны.

— Но Арлетта…

Но Арлетта вспоминала сейчас высокого, стройного Гвионна. Настоящий отец ее ребенка был молод и прекрасен, пусть и со шрамом.

— Если уж мне так обязательно замуж, я найду помоложе.

— Сэр Жилль склоняется на сторону сэра Балдуина, — сообщила Клеменсия. — Тебе непросто будет убедить его в обратном.

Арлетта пристально поглядела на подругу.

— Это он серьезно?

— Несомненно. И если бы ты не сидела дни и ночи с Люсьеном, то сама бы это почувствовала.

— На это я не пойду никогда, ты знаешь. Я никогда не возьму в мужья человека, который мне безразличен. Один раз я попробовала, и чего мне все это стоило?

Клеменсия беспомощно развела руками.

— Я не вижу способа, как ты можешь избежать этого брака. Если сам герцог Ричард рекомендует этого человека…

Люсьен уснул у груди Арлетты, его головка свесилась вниз, из ротика стекало молоко. Арлетта подобрала полы своего халата и обтерла ему губки муслиновой материей. Задумавшись, она смотрела на потрескивающие в очаге дрова.

— Клеменсия! — вдруг воскликнула она.

Подруга, хорошо изучившая свою госпожу, знала, что такой тон у нее обычно обозначает волнение. Она вопросительно посмотрела на нее.

— Да?

— Пора домой.

Клеменсия моргнула.

— Домой?! Ты имеешь в виду, в Бретань?

— Вот именно. Не смотри на меня с таким удивлением. Я не видела своего отца вот уже посчитай сколько лет.

— Твой отец так болен, что не узнает тебя.

— Я это понимаю. В последнем письме Элеанор было сказано, что его состояние еще ухудшилось. Он долго не протянет. Мне хочется, чтобы он взглянул на своего внука, прежде чем душа его переселится в ад.

— Сэру Жиллю это не понравится.

— У него нет прав не отпустить меня. Да мы и ненадолго.

— А как же женихи?

Арлетта улыбнулась.

— Им просто придется немного подождать, пока я не вернусь обратно. Когда возвращусь из Бретани, я рассмотрю их предложения, но никак не раньше.

— Может быть, ты сама сообщишь сэру Жиллю о своем решении, — замялась Клеменсия. — Мне кажется, будет лучше, если он услышит об этом из твоих уст.

— Естественно. А ты пока займись подготовкой очистительных служб.

По ее тону Клеменсия поняла, что разговор закончен.

— Арлетта, ты опять от меня что-то скрываешь.

Графиня широко раскрыла глаза.

— Скрываю? Да о чем ты говоришь? Я просто хочу повидаться с отцом. Разве это не естественное желание?

Клеменсия помнила, как Франсуа де Ронсье воспитывал свою дочь, поэтому ей показалось не только неестественным, а вообще чудом, что Арлетту потянуло в старый мрачный Хуэльгастель. Но вслух она ничего не сказала и, еще раз взглянув на подругу, отправилась на поиски отца Теобальда: заказать службы, которые очистят Арлетту.


Весь январь Арлетта уклонялась от обсуждения своего повторного брака, туманно обещая всерьез заняться этим весной, когда Люсьен немного окрепнет.

В феврале в ворота замка влетел всадник на взмыленном коне, доставивший Арлетте послание от Элеанор де Ронсье. В письме содержались важные новости, которые только укрепили ее желание поскорее увидеться со своими родственниками.


В день святого Хилария года 1196-го.

Дорогая дочь, пред Господом я подруга твоя любезная есмь.

Хотя горе грудь мне теснит, что не могу я утешить тебя вестями отрадными о здравии отца твоего, но сердце мое этим письмом облегчилось.

Епископ града Ванна прибыл намедни в нашу обитель службу Господню исправить, и с собою эпистолу судебную принес. Решение по делу о вине отца твоего в гибели Джеффри, герцога нашего, в суде выслушано. Слава Богу, оно гласит, что явных доказательств вины отца твоего нет.

Ведомо, что дело начато было со слов одного мужа. Муж тот не очень знатен, лишь рыцарского звания. И суд порешил, что слово графа, пусть и немощен он ныне, более весомо, нежели навет простого рыцаря. Думаю, что и бабка твоя к решению суда касательство имела. В суде говорила она с усердием великим за сына своего, словно в дни молодости своей возвратившись.

Теперь можем мы в замок наш родовой вернуться, ибо вина с отца твоего снята.

А ты, дорогая дочь, вновь наследница Хуэльгастеля.

Надежду я питала, что отец твой, узнав о своем оправдании, исцелится от болезни своей. Но все осталось по-прежнему; ни рукою, ни ногою шелохнуть он не может. И выходит, что остается ему уповать лишь на Господа нашего.

Пишешь ты, сэр Жилль, мужа твоего управитель, хочет, чтобы выбрала ты себе нового супруга. Бабка твоя тебе передает, чтобы на сей раз ты супруга себе искала получше, не злодея либо еретика какого. Снова напомнить тебе желаю, что Люсьен, сын твой, со временем и господином Хуэльгастеля станет. И любой муж, коего возьмешь, ему защитником быть должен.

Бабка твоя тебя самолично узреть желает, и я тоже.

Более шестидесяти зим ей ныне от роду, но духом она все так же несгибаема. Лишь только узнав об окончании дела в суде, сразу же вещи свои принялась собирать, чтобы скорее на родину возвратиться. Дом ее в Хуэльгастеле, и все годы эти проведенные среди стен монастырских, была она беспокойна, словно львица за прутьями клетки.

А вот мне жаль расставаться с домом святой Анны.

Хоть скорбела я по супругу моему, но мир в Господе обрела здесь. Дни в обители текут незаметно, без радостей, без тревог, без треволнений, и это по душе мне.

Также хочу я тебе сообщить, что в годы столь долгой нашей отлучки замком и подворьем управлял сэр Хамон ле Мойн, похвально и честно, и имение господина своего сохранил и приумножил. Жаль, что стар он становится; говорит, память его слабеет, и не хочет больше отправлять службу хозяйскую.

Жена его, Дениза, которую ты должна помнить, тоже за замком и двором приглядывала. Но осенью минувшей Господь взял ее душу, и теперь сэр Хамон вдовец. Сын его старший, по имени Джехан, вернувшись с границы, помогает пока отцу в его службе. Теперь он рыцарский оруженосец.