— Благодарю тебя, Лена. Ты свободна, — обратилась к служанке графиня Элеанор. — Спускайся вниз и найди себе занятие там.

— Слушаюсь, госпожа.

Шуршание льняных юбок, волна запаха, ощущение пустоты на стуле у изголовья. Ушла.

Перед ним возникло лицо дочери. Она улыбнулась отцу так, что его сердце растаяло. Молодец, дочка! Видать, на пользу пошли ей отцовские трепки, когда она была еще несмышленышем и сорванцом. Если бы только он мог говорить! Если бы…

Ее улыбка растаяла вдали.

— Элеанор, смотри, — с жалостью произнесла она, наклоняясь, чтобы вытереть его бесчувственные щеки рукавом своего халата. — Он плачет.

«Неужели я плачу?» — удивился Франсуа. Он не знал за собой такой сентиментальности.

Он мысленно улыбнулся, но губы, как и обычно, не дрогнули.

— Папа! Ты слышишь меня?

Франсуа моргнул один раз.

— Есть нечто очень важное, что я хотела бы обсудить с тобой.

Арлетта терпеливо ждала.

Отец мигнул.

— Я собираюсь еще раз выйти замуж. Только на этот раз я хочу, чтобы это был человек, которого я выберу сама. Папа, ты не возражаешь?

В голове немощного графа в этот миг пронесся рой мыслей. Прежде всего он подумал, что ее новый супруг должен добавить свои земли к их владениям и, само собой разумеется, укрепить их положение в обществе. Старые грехи забываются очень медленно, поэтому честь нового претендента должна быть безупречной — только тогда он сможет обеспечить и защитить права его дочери и внука. Но потом Франсуа подумал, что совсем скоро ему предстоит отправиться в ад, и на прощание он должен сделать дочери подарок. Что-нибудь такое, что бы показало его любовь к ней, его гордость за нее, такую, какой она стала теперь. Скованный безжалостной болезнью, граф не мог открыто выражать свои чувства. Но он мог уступить ее желанию, хоть один раз в жизни, он мог дать свое согласие и позволить ей выйти замуж по ее собственному выбору. Первый брак Арлетты, брак по принуждению, хоть он и удивил всех и каждого тем, что не оказался бесплодным, был, судя по всему, совсем нелегок. Граф Этьен вряд ли был благодарен молодой жене за то, что она своей настойчивостью буквально заставила его жениться на ней, и тем унизила в глазах всего христианского мира.

Сам того не осознавая, Франсуа желал, чтобы его дочь испытала в браке то же счастье, что и он сам за те несколько быстротечных лет жизни с первой женой. Так, и только так мог он показать ей, как сильно ее любит.

Однако интересно, кто же ее избранник.

Она прочитала немой вопрос в глазах отца.

— Папочка, человек, которого я хотела бы иметь своим мужем, ждет за дверью и хочет увидеть тебя. Ты разрешаешь ему войти?

Франсуа моргнул один раз.

Арлетта, улыбнувшись, поклонилась и исчезла из поля зрения.

— Заходи, Гвионн. Мой отец согласился повидаться с тобою, — зазвенел ее молодой счастливый голос. — Папа, этого доброго человека зовут Гвионн Леклерк. Вы можете помнить его по тому году, когда меня отослали на юг. Он тогда был оруженосцем у сэра Ральфа. С тех пор он сделался рыцарем, и я люблю его.

Над постелью склонился человек. Не очень красивый, но и не уродливый, с тонкими чертами лица и грубым шрамом через всю правую щеку — напоминание о сечах былых времен. Его холодные ярко-зеленые глаза обрамляли густые ресницы. Чувствительные губы изогнулись, но это была не улыбка. Скорее, гость испытывал какое-то странное напряжение. Франсуа чувствовал, что избранник его дочери заметно взволнован. На вид ему было около тридцати. Если судить по суровому выражению и решительному взгляду, такой человек достоин руки его дочери. Его покалеченное в бою лицо казалось слегка знакомым, но без вступления Арлетты он едва ли сумел бы припомнить воина, прослужившего в его замке без году неделю, да еще столько лет назад. Тогда он не очень интересовался такими пустяками.

— Гвионн, познакомься. Это мой отец, граф Франсуа де Ронсье, — сказала Арлетта, пунктуально соблюдавшая этикет. Незаметно для отца она подтолкнула рыцаря в бок. — Скажи что-нибудь, Гвионн. Задай вопрос.

Сэр Гвионн откашлялся.

— Господин граф, я пришел сюда просить у вас руки вашей дочери Арлетты для заключения законного брака. Я говорил с ней, и она сделала мне честь, согласившись на этот союз. Господин мой, можем ли мы создать семью?

— Папочка, пожалуйста! Умоляю тебя, скажи да!

Франсуа не колебался. Он мигнул один раз.

Арлетта бросилась ему на грудь и обняла его. Франсуа не мог вспомнить, когда она делала это в последний раз. Может, и никогда. Через пелену слез он смотрел на лучащееся счастьем лицо дочери.

— Можно, нас обвенчают завтра?

Он мигнул еще раз, но в этот момент вмешалась Элеанор.

— Арлетта, да ты голову от счастья потеряла. Зачем так торопиться? Браки в нормальных семьях не устраиваются за одни сутки, — укоризненно сказала она.

Арлетта выпрямилась. Что касается всяких простолюдинов, может, это и так, но ведь она — дочь графа и сама графиня. Если ее отец согласен, что может ей помешать?

— Послушай, Элеанор, — мягко возразила она. — Я очень хочу, чтобы мой отец присутствовал на этой церемонии. Не ты ли сама говорила, что он…

Она не решилась докончить фразу, да в этом и не было нужды. Каждый находящийся в комнате, включая и самого графа Франсуа, знал, что не долго оставалось ему мучиться на этом свете. Через несколько недель, а может, и через несколько дней Франсуа де Ронсье ждет встреча с суровым и неподкупным судией.

Отставив в сторону все сомнения, Элеанор вздохнула. До последнего момента она должна оставаться верной женой.

— Будь по-твоему, Арлетта. Раз твой отец согласен, я поговорю с отцом Йоссе. Но сама знаешь — кто в мае женится, тот весь век мается.

— Элеанор, при твоей набожности я никогда бы не подумала, что ты способна верить в глупые сказки, — горячо возразила Арлетта. Она склонилась над постелью отца. — Папа?

Франсуа мигнул, и снова оказался в объятиях любящей дочери.

Глава двадцать седьмая

Мул, одолженный на епископской конюшне, неторопливо трусил по каменистой дороге, покуда не дошел до места, где тропа начала подниматься вверх, через лес, к замку Хуэльгастель.

Едва копыта застучали по выбитой колее, мулу, очевидно, что-то пришло в голову, и он встал, как вкопанный, отказываясь двигаться дальше. Негромко ворча, что он уже не в тех летах, чтобы Господь посылал ему такие испытания, старый священник спешился и повел животное за собою на поводке.

Во дворе замка на глаза ему попался конюх, который сидел подле корыта с водой и от нечего делать покусывал соломинку. Отец Иан с большим облегчением вручил ему мула и объяснил, что держит путь из Локмариакера и хотел бы поговорить с отцом Йоссе. Тот ответил не сразу, покосившись на солнце, выглядывающее из-за снежно-белых облаков.

— Он, должно быть, теперь в часовне, — наконец ответствовал конюх, нехотя вытаскивая соломинку изо рта. — Сегодня у нас свадьба.

— Свадьба? Что еще за свадьба? — спросил отец Иан, стряхивая пыль со своей серой поношенной рясы.

— Маленькая госпожа выходит замуж.

— Маленькая госпожа?

— Арлетта Фавелл, дочь графа Франсуа. Она получила дозволение выйти замуж по второму разу. — Соломинка снова оказалась между зубами.

Непонятно почему, но отца Иана пробрала дрожь.

— А кто жених?

Конюх осклабился и ответил, не вынимая изо рта соломинки:

— Рыцарь из ее собственной свиты. Некий сэр Гвионн Леклерк.

Сердце отца Иана подскочило в груди. В первый раз после своего облачения в сан он выругался:

— Проклятье, только не это! Урод, ублюдок! Лживый, лицемерный, бессовестный развратник!

Конюх никогда не предполагал, что такой миролюбивый с виду сельский священник может так ругаться; даже соломинка выскочила из его рта. А отец Иан подхватил руками запыленные полы своей длинной рясы и побежал по двору так быстро, как только могли нести его подагрические ноги.


Домчавшись до часовни, отец Иан не стал останавливаться: ни для того, чтобы отдышаться, ни чтобы осмотреться, ни чтобы подумать о последствиях того, что он собирался сделать. Он проскочил через дверь быстрее, чем камень, пущенный из пращи Давида, когда тот поразил Голиафа.

Окинув полубезумным взглядом сводчатое помещение, где ряды святых с нимбами над головами важно вышагивали по стенам, он понял, что худшее уже свершилось.

Он опоздал.

Отец Йоссе стоял у алтаря под голубым, украшенным серебряными звездами балдахином, и с улыбкой смотрел на молодоженов, руки которых были соединены вместе. На пальчике невесты сверкало золотое кольцо. Отец Йоссе поднял руку для заключительного благословения.

Невеста была в скромном зеленом парчовом облачении, которое сужалось под самыми грудями, значительно выше талии, и была перепоясана в этом месте серебряным пояском. Еще на ней была перевязь, украшенная нашитыми на нее рядами бус. Она стояла простоволосая, и белые лилии, символ чистоты, были вплетены в ее рыжевато-золотистые волосы, которые были уложены в красивую прическу: длинные пряди обвивали голову, словно корона. Должно быть, это и есть та самая маленькая госпожа, о которой говорил конюх — Арлетта Фавелл. Она улыбалась. Отец Иан сразу узнал ее жениха, который на полголовы был выше невесты.

Народу было немного: три дамы под покрывалами, несколько служанок, дюжина рыцарей. Отец Иан сразу опознал среди них сэра Хамона и догадался, что высокий рыцарь с курчавыми волосами, который стоял рядом с ним, был его сыном, Джеханом. Недвижимого инвалида внесли на носилках и водрузили на специальное возвышение, заблаговременно сооруженное из скамеек. Судя по описанию, это и был сам господин граф де Ронсье. Не обращая внимания на всеобщее изумление, отец Иан бросился прямо к алтарю. Пусть он был всего лишь мелким приходским исповедником, ни разу не бывавшим в такой высокородной компании, но за свои годы он научился отличать правду от кривды. Во имя своей веры он должен сказать все!

— Остановитесь! Этому надо положить конец! — завопил он.

Все уставились на пришельца в немом изумлении. Раймонд Хереви побледнел, как полотно. Он выпустил руку невесты и на шаг отступил назад.

А невозмутимый отец Йоссе спокойно читал слова благословения.

— Этот брак не должен состояться! — кричал отец Иан так громко, что его голос было слышно по всему двору.

— Не должен? — Это заговорила высокая рыжеволосая женщина. Улыбка сошла с ее губ. — Что ты хочешь этим сказать, святой отец?

Наклонившись вперед, отец Йоссе сложил свои руки, прикрыв их широкими рукавами парадного облачения.

— Вы должны объясниться, брат мой. В высшей степени неблагочестиво врываться в дом Божий и прерывать одно из самых священных таинств.

— У меня есть на то достаточные основания, поверьте мне, — сурово заговорил отец Иан, с ужасом сознавая, что этот сводчатый мрачный зал был самым сердцем вражеского логова. — Вот этот молодой человек, — он указал на Раймонда Хереви, — не имеет никакого права жениться на этой женщине.

— Ты хочешь сказать, что они находятся в кровном родстве? — строго осведомился отец Йоссе, насупив седые брови. — Я не знаю ничего об этом, но если есть хоть малейшие подозрения на то, что настоящий брак кровосмесителен, мы, само собой разумеется, разберем твои претензии.

Арлетта обратила взгляд своих голубых, словно озера, глаз на жениха, готового от стыда провалиться сквозь пол.

— Гвионн!? О чем болтает этот старик? Что он хочет сказать? Неужели мы родственники? — она попыталась взять его за руку, но он энергичным движением отвел ее. — Гвионн!?

Судя по тону ее голоса и по замешательству, буквально написанному на ее лице, отец Иан понял, что маленькая госпожа не находилась в сговоре с Раймондом Хереви, а следовательно, была невинна. Старый священник подошел к ней, испытывая в сердце жалость.

— Госпожа, этот человек и на самом деле твой родственник. Он твой троюродный брат.

— Троюродный брат? — Золотистая головка обернулась к Раймонду Хереви. — Гвионн, что имеет в виду этот человек?

Раймонд уж совсем было собрался получить лавры победителя и вознаграждение за долгие годы борьбы и лишений. Перед ним наконец открывалась дорога к счастью. В тот момент, когда седой священник вихрем ворвался в дверь часовни, он понял, что его жизнь разлетается на куски. И его собственное счастье, и окончательная победа над его древним врагом, де Ронсье, ускользала из его рук. Он судорожно расхохотался, пытаясь превратить скандал в шутку и остановить надвигающуюся катастрофу.