Но действительно ли такие совпадения были возможны? Если так, то почему? Конечно, она была взволнована таким удивительным поворотом событий, но в то же самое время это обстоятельство слегка пугало ее. Для нее это граничило с чем-то сверхъестественным, вызывавшим чувство неловкости. В реальном мире вряд ли случалось что-то подобное. Или случалось? Она давно прекратила верить в то, что нельзя объяснить, или, по крайней мере, думала, что не верила.

С самого начала, как только она попала в ряды КГБ, в нее неумолимо вколачивали, что отвлеченные мысли не только бесполезны для государства, но и опасны. Наверно поэтому, в их стране было не так много ненадежных граждан: писателей, поэтов, художников и т.п.? Эти жалкие мечтатели вечно скулили о таких понятиях как красота, правда ... и свобода. Для Валентины Алексеевой единственной правдой была власть. Она или была у вас или вы подчинялись кому-либо еще. Эту тяжелую правду она познала задолго до своего вступления в 1947 году в ряды КГБ. Когда нацистские танки ворвались в ее деревню летом '41, они быстро и безжалостно провели этот урок у нее на дому.

Ее мать. Ее мать верила в красоту, справедливость ... и Бога. Любительница музыки и поэзии, она старалась, привить те же самые чувства и своей самой младшей дочери. И, несмотря на тяжелую жизнь в годы тоталитарного режима она всегда полагала, что жизнь прекрасна, и люди в основном хорошие. Помимо этого она считала, что любовь была самым большим подарком Бога человеческому роду. Ее вера не покинула ее до самого последнего мгновения, пока немцы не убили ее.

Тщательно заперев за собой дверь, Валентина зашла в небольшую спаленку и направилась к старому комоду. В нем было три ящика. Опустившись на колени, она вытянула самый нижний. Из-под единственного приличного свитера, аккуратно сложенного в самом дальнем правом углу, она вытащила тонкую небольшую книжицу, не намного больше, чем ее собственная рука. Когда-то книгу неудачно свернули, и теперь, прямо посередине зеленой обложки, пролегала глубокая складка. От времени углы книги сильно пообтрепались и из них во все стороны торчали волокна. Это был сборник стихотворений, написанных различными дореволюционными поэтами. Вообще говоря, стихи в нем в своем большинстве были легковесны и посредственны. Валентина честно признавалась, что никогда не любила их. Однако не они делали эту изодранную небольшую книгу настолько бесценной для нее.

В 1940 году ее мать подарила ей этот сборник на день рождения, когда ей исполнилось двенадцать. Чтобы купить небольшую книжку, она должна была в течение многих месяцев, постоянно откладывать небольшую сумму из скудных денег, которые получала от продажи собственных яиц и сыра. Слегка дрожащими руками, Валентина открыла книгу. На переднем форзаце остались слова, которые были очень давно написаны ее матерью:

Моей маленькой, дорогой Синеглазке на её 12-летие. Моя девочка, может быть твое сердце навсегда, останется таким же светлым как эти стихи и возможно тогда Бог оставит его в твоей груди навечно.

С любовью, Мама

"О, мама! " - тихо всхлипнула она. Прошло очень много времени, с тех пор как Валентина разрешала себе вспоминать о той нежной женщине, которая так часто пела ей колыбельные, когда она была ребенком. - "Я так скучаю без тебя и папы", - печально прошептала она. Прочитав надпись впервые за пятнадцать лет, Валентина почувствовала, как накатила на нее давнишняя, хорошо знакомая грусть. Слезы навернулись на глаза, и она крепко зажмурилась, пытаясь сдержаться и не расплакаться.

"Моя девочка".

Они все покинули ее. Все. Ее мать и отец, ее брат, две старших сестры - все ушли от нее навсегда, сметенные с лица земли опаляющими ветрами войны тем апокалипсическим летом 1941 года. Для Валентины, это было также последнее лето, когда такие понятия, как доверие, доброта и безоговорочная любовь были кое-чем другим, чем пустые слова. Теперь все, что осталось у нее от ее прежней жизни это потрепанный маленький сборник плохих стихов. Хотя книга была и навсегда останется ее самым бережно хранимым сокровищем, она не касалась ее еще с войны. Исключением были лишь случаи, когда она переезжала, и приходилось каждый раз паковать и ее вместе с вещами или класть в новое место на очередной срок. Воспоминания, которые неизбежно вызывала книга, всегда были слишком болезненны для нее.

Но сегодня произошло кое-что, что обладало достаточной властью, чтобы заставить ее столкнуться со старыми воспоминаниями. И виновата в этом была Рэйчел Кларк, в этом она была уверена. Перевернув книгу, Валентина колебалась секунду, прежде чем медленно открыла ее с обратной стороны. И там она нашла это.

"Невероятно", - прошептала она.

Это было причиной, почему она набралась смелости и взяла в руки небольшую книгу.

Она опустила ее на колени, изумленно рассматривая рисунки: сначала тот, что был на одной странице форзаца, а затем на другой. Через несколько мгновений она поняла, что ее жизнь изменилась. Но как? – спрашивала она себя. - И зачем? Что мне делать?

Не найдя ответа, Валентина поднялась на ноги и начала снимать с себя форму. Раздевшись, она избавилась от заколки, которая сильно стягивала волосы, и несколько раз взмахнула головой. Длинные черные пряди рассыпались по плечам. Когда она была ребенком, они с матерью провели много счастливых минут вместе, в то время как женщина расчесывала красивые волосы своей дочери. После смерти ее семьи Валентина коротко подстриглась, и только после окончания войны отпустила их вновь.

Валентина вошла в маленький душ, продолжая обдумывать свой курс действий, и начала намыливать сухощавое тело, встав под слабую струйку воды, которая никогда не была достаточно теплой. Ее мозг все еще работал над создавшейся ситуацией, когда она вышла и начала обтираться грубым полотенцем. Относительно Рэйчел проблема была уже решена. Теперь ее больше волновал вопрос "почему", а не "как".

Как только Валентина вытерлась досуха, она надела свой старый поношенный халат и подошла к маленькому зеркалу, висевшему на стене. Стоя перед ним, она тщательно расчесала влажные волосы, мысленно все еще слыша голос матери, беззлобно ругающую ее за то, что она вертится и мешает ей закончить ее расчесывать.

Только урчание в животе напомнило ей, что она не ела весь день. Как и следовало ожидать, майор Алексеева не очень любила готовить. В большинстве случаев ее пищу составляли всевозможные консервы, и сегодняшний вечер ничем не отличался от остальных. Разогретая банка супа и ломоть хлеба – вот и все из чего состоял ее ужин. Бедная Рэйчел, - подумала она, пережевывая безвкусный хлеб, - она должно быть сейчас ужасно голодна. Хорошо, это будет исправлено достаточно скоро, - поклялась она себе. Именно так Валентина думала о девушке теперь: не "Кларк", не "американка" и конечно не "заключенная", а "Рэйчел".

Скудная трапеза закончилась, и она поглядела на часы на стене. Стрелки показывали 6:30. Это будет длинная ночь, - подумала она. - Нужно попытаться немного отдохнуть. - Поднявшись со стула, она отправилась в спальню и растянулась на кровати.

Покидая управление, она отдала приказ, чтобы ей позвонили ровно в 8:30. Мысли снова вернулись к Рэйчел. Все это - не случайное совпадение, - сказала она себе. - Что-то здесь происходит. Но что? И что все это значит? - Когда она начала засыпать, ее посетила мысль, что возможно именно ей предстояло разгадать эту загадку. Возможно, судьба предоставляла ей второй шанс? Шанс начать новую жизнь? Я не знаю, - подумала она сонно. - Я не знаю. Не......

Наконец она заснула и из глубин ее мозга, оставляя под собой воспоминания о войне, о ее любимой семье, и обо всем том горе, что она принесла в жизнь большого числа людей, к ней вернулось то, что она давно перестала видеть. Впервые, с тех пор как ей было тринадцать лет, к ней вернулся тот "Сон".

Валентину разбудил приглушенный звук звонящего телефона. Скатившись с кровати, она на негнущихся ногах направилась к надоедавшему своим трезвоном аппарату.

"Алексеева", - произнесла она в трубку.

"Сейчас - 8:30, товарищ майор", - сдержанный тоном ответили с другого конца.

"Очень хорошо". - Валентина собиралась повесить трубку, но внезапно вновь поднесла ее к уху. - "Беск! " - позвала она.

"Да, товарищ майор? "

"Я хочу, чтобы к моему приезду два бутерброда и бутылка яблочного сока ожидали меня в допросной №2. Скажите Спрингеру, что это - для меня".

"Будет сделано, товарищ майор".

Опустив трубку на рычаг, Алексеева вернулась в спальню и снова подошла к старому комоду. У нее был очень скудный гардероб. Слишком много преимуществ несла с собой серая форма КГБ, которую она носила. Но сегодня она не собиралась пользоваться этим. Вытянув верхний ящик, Валентина достала темные брюки и, подняв в руках, осмотрела. Хотя она очень давно не надевала их, у нее не было сомнений, что они будут ей впору. С тех пор как она вступила в ряды КГБ, одиннадцать лет назад, она едва ли набрала больше килограмма.

Рассматривая их, она подумала, что такая модница как Рэйчел вероятно скривилась бы, если бы ей предложили одеть, что-то столь заурядное. Однако у майора КГБ, обладающего намного большей властью, не было другого выбора. Это было лучшее из ее собственного гардероба. К брюкам она выбрала серый свитер с высоким воротником. Тот самый, что прикрывал книгу. Объемный, большой свитер идеально подходил для ее целей.

Выскользнув из халата, она, первым делом, надела его, прикрывая им упругую, небольшую грудь, а затем шагнула в старые брюки, натянув их на длинные, стройные ноги. Помимо тех ботинок, что полагались к форме, у нее была еще одну пара черных туфель, которые она и надела прямо на свои казенные носки. Покончив с одеждой, она была готова - почти. По привычке взяв заколку, она намеревалась как обычно собрать свои волосы, но, помедлив, положила ее назад. Нет не сегодня, - решила она. Интуиция ей подсказывала, что было важно, чтобы Рэйчел увидела ее именно такой. Я должна знать, - подумала она.

Обыскав свою оставшуюся не у дел форму, она вынула небольшой бумажник, в котором держала свое удостоверение, и затолкала его в задний карман брюк. Опустив небольшой сборник стихов в бумажный пакет, ей осталось сделать только одно перед уходом. И Валентина достала из-под подушки девяти миллиметровый немецкий Люгер. Этот пистолет был у нее с четырнадцатилетнего возраста, когда она сняла его со своего самого первого немца, убитого ею во время войны. Валентина засунула пистолет за пояс штанов и прикрыла сверху свитером. Вот теперь она была готова. Прихватив бумажный пакет, она направилась к выходу, сняв по пути дверной ключ с гвоздя, на котором тот обычно висел.

Чтобы добраться от ее квартиры до окружного управления требовалось пройти три квартала, но благодаря своим широким шагам Валентина проделала этот путь за очень короткое время. Быстро взбежав по тем же самым ступеням, по которым с возраставшим чувством тревоги поднималась и доставленная сюда днем раньше Рэйчел, Алексеева вошла внутрь. Вскоре она стояла у двери комнаты для допросов №2. Это была дверь, через которую она очень много раз проходила за свои три с половиной года службы в Берлине. Но сегодня ее задача была совершенно другой. Вместо того чтобы использовать комнату в обычных целях, как катализатор боли и страданий, она надеялась, что этой ночью она сможет получить здесь ответы на некоторые очень важные вопросы. Вопросы, которые не имели абсолютно никакого отношения к государственной безопасности.

Повернув дверную ручку, она чрезвычайно рассердилась, найдя, что дверь заперта. "Спрингер! " – раздраженно крикнула Алексеева. - "Открой эту проклятую дверь сейчас же! "

Через секунду она услышала тяжелую поступь своего подчиненного, спешащего исправить создавшуюся ситуацию. Из-за двери до Валентины донеслись его извинения: " Я прошу прощения, товарищ майор, я запер ее по ошибке". - Открыв двери, Спрингер продолжал оправдываться: "Я надеюсь, вы…" - Когда он увидел майора, его глаза чуть не вылезли из орбит, а челюсть заметно опустилась к полу. Спрингер никогда не видел Алексееву в таком виде. Фактически он должен был несколько раз моргнуть, чтобы узнать ее. Иисус Христос! - подумал он несказанно восхищенный преображением. – Да она красавица!

"В чем дело, Спрингер? " – строго спросила Алексеева. - "Вам плохо? " - Изучение человеческих реакций было основным элементом ее профессии. Ей был очень хорошо знаком эффект, который она произвела на него.

"Что? Ах, нет, товарищ майор. Со мной все нормально".

"Я надеюсь, вы выполнили мои инструкции", - холодно спросила она.

"Так точно", - отрапортовал он.

"Очень хорошо. Вы свободны, Спрингер. Можете идти домой". - Он направлялся к двери, когда она остановила его. - " Подождите! Дайте мне ключ к наручникам. Возможно, мне захочется сделать некоторую... " - коварная ухмылка, заигравшая на ее губах, была лучшей в ее репертуаре, - " ... корректировку в местоположении заключенной сегодня вечером".