Анна Рейн - Холодная

— Как они? — спросил Теодор у врача. Доктор Стивенсон отвел барона чуть в сторону.

— Леди в полном порядке. Но девочка… Семь месяцев, милорд, слишком малый срок, чтобы младенец выжил. Она слишком слабая, слишком маленькая. Я не могу наверняка утверждать, что все окончится благополучно.

Сердце Теодора ухнуло и куда-то провалилось. В груди образовалась пустота. Он посмотрел на кровать, где Эмма под руководством экономки впервые пыталась кормить ребенка грудью. Жена его все еще плакала, но она так смотрела на дочь, что нельзя было усомниться в ее безграничной любви к ребенку.

— Но она… может выжить?

— Есть подобные случаи, — ответил врач. Во взгляде барона была такая боль, что врач сам был не рад, что эта леди не соврала и действительно родила преждевременно. Несколько раз он наблюдал, как рождались абсолютно в срок нормальные, здоровые дети, которых в угоду приличиям называли преждевременно родившимися. Потом они оказывались не нужны ни отцу, ни матери. А этим двум, которые могли бы стать превосходными родителями, вскоре, может быть, придется испытать боль потери.

Теодор сел рядом с Эммой. Ему было больно смотреть на крошечное маленькое создание, зная, что… Он должен верить, что девочка выживет. Он нерешительно коснулся лысенькой головки ребенка, заснувшего на руках у матери.

— Она… прелестна, — сказал он.

— Да, — дрожащим голосом отозвалась Эмма. Она подняла голову и посмотрела ему прямо в глаза. — Теодор, это твой ребенок. Я знаю, в это сложно поверить, но это твоя дочь. Я клянусь. Просто она родилась… много раньше, — голос Эммы сорвался и она вновь посмотрела на младенца.

— Я верю, Эмма. Верю.

Он погладил ее по голове.

Она нерешительно посмотрела на него и сочла, что он так говорит, просто чтобы успокоить ее.

— Как ты хочешь ее назвать? — спросил Теодор.

Эмма захотела назвать дочь именем его матери, но вдруг обнаружила, что она не знает его. В честь его тетушки Жюстины? Это было бы странно. Уж никак не в честь матери самой Эммы.

— Джульетта, — сказала она, выбрав это имя потому, что у нее не было ни одной знакомой Джульетты и потому, что оно было немного похоже на имя тетушки Теодора.

— Это имя моей матери, — удивился он.

— Правда? — в свою очередь удивилась она.

— А ты не знала?

— Нет.

Некоторое время они молчали, наблюдая за спящей Джульеттой.

— Теодор, — решилась заговорить Эмма. — Я хочу крестить ее сейчас. Можно?..

Теодор полагал, что ему удастся уберечь Эмму от преждевременных переживаний, но она, оказывается, сама догадывалась, что их дочь долго может не прожить.

Он медленно кивнул.

— Викарий здесь. Я позову его.

Маленькая Джульетта прожила на свете всего два часа. Она спала на руках у матери, а потом просто перестала дышать.

Теодор понимал, что не успел привязаться к младенцу так, как Эмма, и просто не представлял, как больно должно быть ей, если даже у него сердце разрывалось от горя.

Эмма винила только себя в смерти ребенка. Если бы она не пыталась мстить Теодору за его недоверие, вполне справедливое, если бы она не испытывала его терпение, то сейчас у нее были бы дочь и любящий муж. Да, несколько раз она из-за него испытывала сильное нервное потрясение, что и сказалось на ее состоянии, но его поведение было лишь следствием ее собственного.

Когда умерла Джульетта, Теодор пытался утешить жену, но она не могла видеть его. Она отворачивалась и просила его уйти. Несколько дней подряд она не вставала с постели, ничего не ела, никого не могла видеть, просто лежала и плакала. Даже Теодору не удавалось расшевелить ее или уговорить поесть. Тогда он однажды утром просто заставил ее есть. Буквально силком он раскрывал ее рот, держа в своих объятиях, а Кэтрин кормила ее с ложки. Когда она съела, по его мнению, достаточно, он отослал Кэтрин. Эмма в голос расплакалась.

— Я не хочу, не хочу, — повторяла она сквозь рыдания.

— Я знаю, но ты будешь есть, и будешь вставать и ходить. Я не позволю тебе умереть, — говорил Теодор, не особо надеясь, что она слышит его, поскольку Эмма упорно повторяла «не хочу» во время всей его речи. — Слышишь, Эмма? Ты зачала однажды, и значит, сможешь сделать это снова.

— Не хочу, не хочу…

— Да, Джульетта умерла, и я тоже скорблю, но не позволю тебе уйти вслед за ней, слышишь? Я не хочу, чтобы ты умерла. Сделай хоть раз так, как мне хочется. Эмма, милая, у тебя еще будут дети.

— Нет…

Теодор расценил новое слово из ее уст как прогресс.

— Будут, ты не должна сомневаться.

Хотя у него самого были сильные сомнения в собственной правоте.

Некоторое время Эмма молча плакала, а потом незаметно для себя уснула. Когда она проснулась, первым, что она вспомнила, были его слова «Сделай хоть раз так, как я хочу.» И она заставила себя съесть все, что ей принесли. На следующее утро она заставила себя встать с постели и подойти к окну. С крыши капало. Первый признак близкой весны, хотя будут еще и холодные дни. В этот момент в спальню вошел барон. Эмма напряглась.

— Как ты себя чувствуешь? — спросил он.

— Лучше, — коротко и холодно ответила она.

Некоторое время он молча стоял у нее за спиной. Потом так же коротко ответил: «Я рад», — вышел и больше к ней в комнату не заходил.

Только спустя несколько дней Эмма догадалась, что он не приходит потому, что воспринял ее короткий ответ как проявление неприязни, в то время как он был всего лишь проявлением стыда и волнения. Надо было поправить дело, но она не знала как. К тому же она полагала, что он винит ее в смерти ребенка, просто слишком деликатен, чтобы высказать это вслух.

Спустя некоторое время, когда она восстановила свои силы, она решила, что хочет мирной жизни с Теодором, хочет, чтобы он заботился о ней, спал с ней. Для этого он не должен ни на мгновение больше усомниться в ее верности. И Эмма попросила Кэтрин найти еще двух девушек в деревне, которые круглосуточно должны быть рядом с ней по крайней мере полгода. За это Эмма будет платить им по пятьдесят фунтов в месяц — маленькое состояние для девушки из деревни. Такую же сумму ради справедливости Эмма назначила и Кэтрин на следующие полгода. Так Кэтрин, Беатрис и Лили стали компаньонками леди Эшли на следующие несколько месяцев. Девушки считали, что леди просто решила не оставаться одной, чтобы развеять горе после гибели ребенка. Они вместе вышивали, Эмма часто читала им вслух, гуляли, спали в одной комнате с ней. Поначалу девушки стеснялись, но очень скоро их разговоры становились все более откровенными и открытыми в присутствии леди Эшли, тем более госпожа не прерывала их, не призывала помнить свое место, а просто… наслаждалась их обществом. Или делала вид. К огромному сожалению Эммы, проходила неделя за неделей, а у нее ни разу не появилось причины отослать всех служанок ночью — единственной причиной для этого могло быть присутствие Теодора в ее спальне.

В начале мая стояла ясная погода. Каждый день Эмма в сопровождении одной или двух из своих компаньонок гуляла по окрестностям. Однажды она встретила Мэри. Та остановилась как вкопанная, потом глаза сестры Теодора сверкнули ненавистью.

— Добрый день, миледи, — присела Мэри в реверансе, опустив голову, чтобы скрыть чувства.

— Добрый день, миссис Конли, — холодно ответила Эмма, чувствуя жуткое смущение и стыд. — Как дела?

Мэри подозрительно посмотрела на леди.

— Спасибо, миледи, хорошо.

Они замолчали.

— Не буду вас задерживать, — наконец сказала Эмма. — Вы, кажется, куда-то спешили.

И Эмма даже догадывалась, куда: повидать Теодора.

— Спасибо, миледи, — снова присела Мэри в преувеличенно вежливом реверансе и зашагала по направлению к господскому дому.

Эмма медленно пошла в противоположном направлении. Так же, как Мэри, относились к ней все жители Эшли-парка — сдержанно, вежливо и холодно. Она была до невозможности одинока, но уговаривала себя, что такова плата за доверие Теодора.

А еще через полчаса в деревне Эмма наткнулась на лорда Давенпорта — одного из своих бывших любовников. «О, нет!» — мысленно простонала она. Эта встреча могла разрушить все ее намерения по завоеванию доверия мужа. К сожалению, не могла же она выгнать его из деревни, лишив единственную в ней гостиницу хорошего постояльца. Эмма оглянулась — слава Богу, Беатрис шла рядом.

— Добрый день, — поздоровалась она с лордом Давенпортом, собираясь быстро пробежать мимо него.

— Эмма! — восхищенно отозвался он, мягко поймав ее за руку. — Сколько лет прошло!..

…«С тех пор, как мы спали в одной постели», — подразумевал он, явно испытывая желание все повторить. И Эмма читала все это в его взгляде.

— Для вас — леди Эшли, — процедила она, злобно взглянув на его руку, удерживавшую ее.

— С каких это пор? — искренне удивился он, не обратив внимания на ее взгляд. — Вы что, влюбились в этого растяпу — своего мужа? Эмма, не глупите!

Волна злости затопила ее — он не смеет так называть Теодора! Она размахнулась и хлестко ударила его. Лорд наконец отпустил ее.

— За полтора года, я смотрю, кое-что изменилось в этом мире, — сказал он. — Я провел их на континенте, — пояснил он в ответ на недоумевающий взгляд Эммы. Впрочем, лорд Давенпорт не относился к людям, которые долго хранят злость или обиду. Они легко идут по жизни, не заботясь ни о ком — иногда даже о себе.

— Хорошо, леди Эшли, — он потер ладонью щеку и поморщился. — Счастливо оставаться!

— Счастливого пути, — вежливо ответила она, жалея, что потеряла контроль над собой.

— Чертова ведьма, — пробурчал он тихо. Но Эмма все слышала. Сгорая от стыда, она быстро направилась к дому. Только что она опять косвенно опозорила Теодора — на глазах у половины деревни поссорилась с бывшим любовником. Несомненно, все догадались, какие отношения связывали ее с этим человеком, и будут осуждать ее за это и жалеть Теодора.

До барона слухи о происшествии дошли лишь на следующий день.

— Что за сцену вы устроили вчера в деревне? — озадаченно спросил он после обеда.

«Господи…» — взмолилась Эмма без особой надежды. Теодор внимательно смотрел на нее, ожидая ответа. Никаких оправданий в голову не приходило, а рассказывать правду не хотелось.

— Изволите молчать? — голос Теодора вдруг стал холодным. — Ради Бога.

«О нет!»- взмолилась Эмма еще раз, осознав, что своим молчанием еще сильнее отталкивает его от себя.

— Он когда-то был моим любовником, — выдавила она. — В этом трудно признаться, поэтому я и молчала, — попыталась оправдаться она. И вдруг спохватилась: первым ее порывом было солгать! А как же «верность, честность, уважение»?

— Нетрудно догадаться, — ответил Теодор равнодушно. — Вы ударили его за то, что он приставал к вам?

«Скажи „да“, и вопрос будет исчерпан — в твою пользу, между прочим,» — подсказал внутренний голос. Эмма подавила его, вспомнив про второе условие семейной жизни — честность.

— Нет. Лишь намекнул, что не против возобновить наше… знакомство. А ударила я его потому, что… разозлилась.

Эмма ненавидела себя, но не могла выдать истинную причину своего поступка.

— На что?

— За то, что он задержал меня, когда я хотела пройти мимо.

О, как она ненавидела себя за эту ложь!

— Как видно, вам очень трудно говорить правду, — иронично улыбнулся Теодор. Конечно, он видел ее насквозь. — Видимо, вам просто жизненно необходимо лгать, и хотя правда в данном случае вполне невинна, вы все равно пытаетесь скрыть ее.

Эмма закрыла глаза и стиснула зубы, чтобы не дать волю готовым пролиться слезам. Она как всегда все испортила.

— Зачем тогда спрашиваете, если все знаете? — злобно спросила она.

— Уверяю вас, Эмма, я не знаю, о чем вы говорили с лордом Давенпортом. Знаю только, что вы ударили его и что сейчас вы мне лжете. Так что такого страшного он сказал? Назвал вас распутной? Пригрозил рассказать о вашей связи мне?

— Нет, — она едва держала себя в руках.

— Так что он сказал?

— Он назвал вас растяпой, — сквозь зубы выговорила Эмма. Она ненавидела Теодора за то, что он заставил ее признаться.

— А… — он насмешливо, настойчиво глядел на нее.

— Он спросил, неужели я влюбилась в этого растяпу, своего мужа, и я ударила его, — медленно, едва ли не по слогам, процедила Эмма.

— И все?

— Да.

— Я ведь могу спросить у Беатрис, — кажется, она тогда все слышала.

— Да! — она с ненавистью поглядела на него.

— И что такого страшного в этом разговоре вы пытались скрыть? Что он назвал меня растяпой? Меня многие так называют. В общем-то, заслуженно. Или что вы влюбились в меня?.. Опять молчите? Ради Бога! Кстати, зачем вам три служанки, которые постоянно находятся рядом с вами? От кого прячетесь, леди Эшли? Боитесь, что я ворвусь в вашу спальню?