Лайза Джуэлл - Холодные сердца

Мэган заметила, что на лице Лорелеи появилось то же выражение, как и в тот момент, когда соседские дети уносили с собой все собранные яйца, как будто внутри нее происходила невидимая решительная борьба. Было совершенно очевидно, что в гараже давно пора сделать генеральную уборку, но в тот момент Лорелея не могла думать ни о каком наведении порядка.

При отсутствии каких-либо логических аргументов Лорелея просто взмахивала костлявыми руками и бормотала:

– О, это просто глупо. И турпакет в Грецию… Это звучит довольно призрачно.

Колин нежно улыбнулся и перевел взгляд на своих четверых детей:

– Дети? Ну а вы что думаете? О Пасхе под греческим солнцем? Кальмары и чипсы на обед! Бассейны с горками! Дискотека на территории отеля! – Последнюю фразу он адресовал Мэган и Бетан.

Лорелея снова пронзительно рассмеялась, как глуповатая школьница:

– Ха! Похоже, кто-то очень хорошо взялся за агитацию.

– Есть несколько брошюр, – продолжал Колин, – агенты на шоссе раздавали. Хотите взглянуть? – Он улыбнулся и поочередно посмотрел на каждого ребенка.

– Честно говоря, Колин, – сказала Лорелея, складывая горкой тарелки со своей стороны стола, – это на самом деле наиглупейший план из всех, что мне приходилось слышать. И даже если мы и можем себе это позволить, хотя кто даст гарантию, что Боб и Миллеры не передумают и мы не влезем в огромные долги из-за какого-то дешевого туроператора, – а вдруг это действительно будет наша последняя совместная Пасха, тогда тем более мы должны встретить ее здесь! В гнезде Бердов. Ведь верно, детки?

Над столом повисла угнетающая тишина. Рори опустил глаза, уставившись взглядом в колени. Бетан грызла ногти, а Риз пялился в потолок. Мэган пристально смотрела в окно на сороку, прыгавшую с ветки на ветку, и старалась не искать скрытый символизм в этой конкретной сцене.

– Мне хотелось бы куда-нибудь съездить, – произнесла Мэган, беря на себя ответственность по праву старшего ребенка в семье. – Я хочу сказать, я знаю, что всегда смогу сюда вернуться, даже спустя годы, но когда мне придется уехать из дому, кто знает, будет ли у нас когда-нибудь возможность поехать в отпуск всем вместе? – Она пожала плечами, а ее слова повисли в воздухе.

Ненадолго наступило хрупкое молчание, во время которого Колин ободряюще кивнул, а Лорелея сердито приподняла брови.

– А ты что думаешь? – спросил он Бет.

Она виновато улыбнулась и ответила:

– Я как все.

– Рори?

– Круто, – сказал Рори. – Да. Гениально. – Он выглядел слегка смущенным своим предательством и поспешил отвернуться.

– Риз?

Риз покраснел и пожал плечами.

– Не возражаю, – почти бесшумно произнес он.

– Вот видите, – торжественно начала Лорелея, держа перед собой огромную стопку тарелок. – Никому это особенно не интересно. Я уверена, нам надо думать о более важных вещах, на которые мы могли бы потратить все эти деньги. Я имею в виду, Мэган в следующем году надо поступать в колледж. А это недешевое предприятие.

Колин нахмурился и сказал:

– Ты знаешь, что моя мама предложила нам помочь с оплатой колледжа, так что это не проблема, дорогая.

– Ну, – проговорила Лорелея, с оглушительным грохотом ставя груду тарелок в раковину. – Я до сих пор не вижу смысла тратить все деньги на праздник, к которому на самом деле все равнодушны.

Мэган уставилась на неподвижную и слишком тонкую фигуру матери рядом с кухонной раковиной, ее лопатки, выступающие из-под украшенной оборками туники, и с трудом подавила в себе желание подойти и со всей силы ударить ее ложкой по затылку. Вместо этого она вздохнула и произнесла:

– Гм, мама, не помню, говорила я или нет, что мне надо идти.

– И мне, – сказал Рори.

Плечи Лорелеи поникли, она тяжело вздохнула. Потом очень медленно вышла из кухни, тихонько всхлипывая себе под нос.

25 июля того же года, пока Лорелея ходила по магазинам, Мэган страстно целовалась с Эндрю Смартом на покрывале где-то в поле, а Бетан с близнецами оставались дома одни, туда вломились два шестнадцатилетних подростках в куртках с капюшонами и после неторопливого исследования вынесли видеоплеер, два телевизора, несколько ювелирных украшений, ногу ягненка, кусок говядины из морозильника. Все это они проделали, даже не потревожив детей, которые поняли, что в доме посторонние, только в тот момент, когда за ними с шумом захлопнулась кухонная дверь. Риз выглянул в окно как раз вовремя и увидел, как они бегут по садовой дорожке за ворота. Он бросился к окну, выходящему на улицу, и увидел, как они запрыгнули в черный «Форд Эскорт». Машина с визгом помчалась по деревне, а они, высунувшись в окна, гикали и что-то орали, словно находились в Гарлеме[10].

Риз нашел этот эпизод таким захватывающим, что даже не мог выразить произошедшее словами. Он позвонил в полицию, прежде чем сообщить всем остальным, потому что боялся, что его опередят. И в течение нескольких дней после этого события он от скуки то и дело переваривал ужасные события. Но для Лорелеи это была далеко не безобидная драма. По ее излишне эмоциональным высказываниям это «преступление было сродни изнасилованию». Она продолжала безутешно бродить по дому, заглядывая во все углы и трогая вещи. И от малейших звуков шагов по мостовой за окном или воя машин, мчавшихся слишком быстро, или автомобилей, наоборот, ехавших чересчур медленно, хруста ветки под лапами белки, шелеста листьев на ветру Лорелея, обхватив себя руками, почти задыхаясь, бежала к ближайшему окну; она всегда была начеку.

«Они еще дети, – имела обыкновение говорить Мэган, – всего лишь парочка прыщавых подростков».

Но для Лорелеи это было слабым утешением.

«Короче, в следующем году вы все можете отправляться в Грецию, – самоуверенно заявила она, – но я остаюсь, чтобы защитить наш дом».

Поэтому в Грецию, конечно же, никто не поехал.

Телефон Мэган зазвонил. Она взяла его с подлокотника кресла Лорелеи в надежде, что звонит Билл, чтобы сказать, что они с мальчиками зарегистрировались на рейс и все идет по плану. Но высветился незнакомый номер. Какое-то время она смотрела на дисплей.

– Кто это? – спросила Молли, беспокойно грызя ноготь.

– Убери руки изо рта, – прошипела Мэг. – Я не шучу, ты даже не представляешь, какую тащишь в рот заразу.

Молли вытащила палец и рассеянно вытерла его о шорты.

– Кто это? – снова спросила она.

Мэган сбросила звонок.

– Не знаю. Номер не определился, – ответила она. – Да и вообще я не уверена, что смогу прямо сейчас общаться с нормальным человеком. Может, они оставят голосовое сообщение.

– Ты странно смотришься в этом кресле, – проговорила Молли.

– Я и чувствую себя здесь странно.

– Могу я теперь присесть в него?

– Конечно. – Мэг встала и отошла в угол, уступая место дочери.

Молли осторожно положила голову на спинку кресла, а руки положила на подлокотники. Она посмотрела на мать.

– Так именно здесь она проводила все свое время? Просто сидя в этом кресле?

– В общем-то, да. По словам социального работника, она выбиралась в деревню пару раз в неделю, чтобы что-то поесть, поболтать с соседями, купить барахло в секонд-хенде и пару газет. Иногда она ездила в город, в бассейн, полагаю, чтобы принять душ. И каждый уикэнд она на машине отправлялась в оптовый магазин за всякой мелочью. – Мэган тихо застонала. Собирать всякую мелочь. Приводить окружающих в бешенство. Смешная женщина! – Через некоторое время она возвращалась домой, шла в кромешной темноте по коридору, пробираясь в эту комнату, как крыса из канализационного люка.

– О, только не говори про крыс.

– И одному только Богу известно, чем она занималась потом.

Мэг безучастным взглядом окинула комнату. Она увидела ноутбук матери; он был крошечным – истинное воплощение последних достижений современной техники – и, должно быть, стоил целое состояние. Мэган понятия не имела, откуда мать его взяла. Она знала, что мать, несмотря на ее огромную любовь к шопингу и Интернету, так и не привыкла к покупкам в интернет-магазинах, главным образом потому, что у нее заняло бы слишком много времени добраться до входной двери и забрать кучу пакетов. Поэтому Мэган пришла к выводу, что мать приобрела ноутбук в магазине. Правда, она не могла себе представить, как Лорелея покупает в магазине компьютер. И тем не менее он стоял на своем месте, покрытый тонким слоем пыли, нетронутой за те четыре дня, что прошли с момента смерти Лорелеи. На страничке был запечатлен разговор с онлайн-возлюбленным. Это был мужчина из Гейтсхеда, которого звали Джим и с которым они в жизни ни разу не встречались, но Лорелея театрально заявляла, что безумно влюблена. Мэг по крупицам выведала подробности этой истории у матери, и ей показалось, что Джим испытывал трудности с коммуникацией. Она подумала: а может, Джим ничего не знал о смерти Лорелеи? А если знал? Да нет, скорее всего, он решил, что Лорелея из Котсуолда его бросила. Без объяснений.

Бедняга Джим.

Телефон Мэг снова зазвонил. Все тот же незнакомый номер. На этот раз она решила ответить.

– Здравствуйте?

– Мэг?

По телу Мэг пробежали мурашки, когда она услышала знакомый голос.

– Да, говорите.

– Это я. Бет.

Мэг вздохнула в трубку, потом еще раз.

– Привет…

Мэг нажала «отбой».

Бет и Мэг сидели рядышком в подземной бетонной комнате на Шафтсбери-авеню. Это был бар «Freud»; кто-то сказал Мэган, что это такое место, в котором непременно нужно побывать, и, конечно же, оно разительно отличалось от тех, где она бывала прежде. Правильнее было бы назвать его промышленным помещением. Необработанные стены, побитая медная барная стойка, сиденья в стиле кубизма, на доске мелом написано меню, все очень темное и неуютное.

Ей трудно было сосредоточиться на своей сестре, которая, скрючившись, сидела рядом с ней и попивала через черную соломинку лимонад. Ее не покидало ощущение, что у входа за ее спиной непременно должно произойти что-то ужасное. Но на самом деле все было не так. Все остальные посетители бара были очень похожи на нее: офисные служащие двадцати с небольшим лет, которые недавно приехали в город. Они зарабатывали копейки, искали любви и перемен. Они явно ожидали от новой жизни в городе большего, чем он мог им предложить. Возможно, многие посетители думали, что две сестры (а это было очевидно даже для посторонних глаз), сидящие рядышком в тесном уголке за колонной, на самом деле были довольно обеспеченными. Быть может, люди, вглядывающиеся в их лица поверх запотевших пивных бутылок «Dos Equis», задавались вопросом, а что, если они – «как раз то, что нужно»?

За шесть месяцев пребывания в Лондоне Мэган уже научилась «делать лицо», теперь она умела смотреть на других так, будто они не представляют для нее никакого интереса и совершенно случайно попали в поле ее зрения. В противоположность ей у Бет, которая всего три раза бывала в столице, подобное жеманство отсутствовало. Она просто смотрела перед собой.

Мэган гордилась, что сидела здесь с Бет. Ее младшая сестренка была на целых пять сантиметров выше ее и, как ей казалось, при внимательном осмотре отличалась особенной красотой. Не то чтобы Мэган была некрасивой. Скорее наоборот. Но Бетан могла похвастаться гривой длинных гладких черных волос, чувственными губами, словно предназначенными для поцелуя, румяными щечками и длиннющими ногами, о которых и говорить не стоило. Ну и, конечно, сиськи. Среди женщин в их семье только Бетан обладала такими сиськами. Кто-то однажды сказал Мэган, что сестры всегда чувствуют себя более привлекательными, когда находятся вместе, с тех пор Мэган пришла к выводу, что это правда. Без Бет Мэган считала себя всего лишь рассудительной, а с ней – исключительной.

Бет была одета в черные джинсы, черный кардиган из ангорки с засученными рукавами, черный жилет со шнуровкой, а черные волосы стянуты черной лентой.

– Помнишь свой плащик в горошек? – спросила Мэган, мысленно возвращаясь в их детство и воскрешая в памяти события их общего прошлого.

– Розовый? Как я могу такое забыть! Он был для меня чуть ли не самой главной вещью в мире. Она все еще хранит его, ты в курсе?

Мэг застонала и произнесла:

– Разумеется, она его хранит. Думаю, она хранит даже случайные предметы одежды, о которых ты имела осторожность сказать, что они тебе нравятся.

– Итак, – выражение лица ее сестры стало серьезным, – ты приедешь?

Мэг застонала. Пасхальные выходные. Она говорила матери, что пока не уверена насчет своих планов на эти дни, но мать делала вид, что она не станет возражать, даже если это будет первая Пасха, которую Мэган проведет не дома. Единственное, что оставалось Лорелее, – просто ожидать этого болезненного события.

– Не знаю, – ответила Мэган. – Дорога не близкая.