— Пожалуйста, Руб, ты знаешь, я не выношу слез.

Он положил руку ей на плечо и, повернув к себе, воскликнул:

— Где ты взяла эту булавку?

— Что?

Руби взглянула на брошь в виде дракона, приколотую на отворот блузки.

— Твой подарок, — не задумываясь ответила она.

— Не морочь голову, Руби. Я в жизни не мог бы позволить себе купить такую вещь. Она стоит целое состояние!

Мрачные глаза пронзили ее осуждающим взглядом, прежде чем Джек отвернулся.

Он ревновал. Странно обрадованная, Руби положила руку на плечо мужа, нежно погладив тонкую ткань, и тихо ответила:

— Джек, я получила ее не от другого мужчины. И никогда не была ни с кем, кроме тебя.

Что ж, она не слишком уклонилась от истины.

Джек резко отстранился, но когда вновь повернулся к ней лицом, Руби заметила, что гнев и ревность сменились усталой тоской. Супружеская измена никогда не была проблемой в их отношениях. И никогда не будет.

— Где мальчики?

Руби объяснила, и Джек, казалось, был удовлетворен. Она была рада, что он не спросил, рассказала ли жена детям о его уходе. Пока она варила кофе, он медленно пил виски и с подозрительной настороженностью наблюдал за каждым ее движением.

— Нальешь мне бренди, пока будет готов кофе? — спросила она, надеясь, что спиртное придаст ей мужества. Джек подбросил дров в огонь, а Руби принесла поднос в гостиную.

— Эта комната и камни пробуждают так много счастливых воспоминаний, — задумчиво сказала Руби.

— Брось, Руби. Ты больше года здесь не была. Кроме меня и мальчиков, никто сюда не приезжает.

Джек прикончил спиртное одним глотком и, усевшись, съел печенье, запивая его черным кофе. Потом он съел еще кусок и еще. Руби сообразила, что Джек, вероятно, не ел целый день. В кухне явно никто не готовил.

Руби с отчаянием смотрела на мужа, в холодном молчании жевавшего пахлаву. Как проникнуть сквозь барьер, который он воздвиг вокруг себя?

— Я помню, когда ты купил этот дом, — тихо обронила она, рассеянно проводя пальцем по краю кофейной чашки. — Это была десятая годовщина нашей свадьбы. Твой бизнес процветал, и ты хотел широко отпраздновать это событие.

Джек уставился на свои руки, но ничего не ответил. Неожиданно Руби вспомнила кое-что еще.

— Помнишь, как мы освятили этот дом? Прямо здесь, перед камином?

Джек вскочил с дивана и встал над ней.

— Прекрати, Руби. Перестань.

И, схватив пиджак, процедил:

— Если не уйдешь, уйду я.

Холодный ужас охватил Руби. Нужно остановить его!

— Джек, что бы ты сделал сегодня, знай, что завтра никогда не настанет?

Глупый, отчаянный вопрос был брошен в его удаляющуюся спину.

Джек развернулся, удивленно распахнув глаза. Губы раздраженно дернулись.

— Руб, я не в настроении для глупых игр. Оставь меня в покое и…

Но Руби властно подняла руку.

— Нет, я серьезно. Это очень важно для нас обоих. Пожалуйста, Джек, сделай мне одолжение.

Джек долго смотрел на нее и, бросив пиджак на стул, уселся, с несчастным видом глядя в огонь. Наконец, подняв голову, он потребовал:

— Скажи мне сама, Руби.

— По правде говоря, я задала себе этот вопрос… после того странного явления, которое произошло со мной и о котором я расскажу позже, — нерешительно начала Руби. — Мне даже не придется долго думать, чтобы ответить на него. Я поняла, что буду умолять тебя вернуться и дать мне еще шанс. Эта любовь между нами… слишком драгоценна, чтобы ее терять.

Драгоценна . Именно так, сказал Торк перед смертью.

Мускул снова дернулся на щеке Джека.

— Я люблю тебя, Руб. И, наверное, всегда буду любить, но только этого для меня недостаточно.

— Поверь, я сделаю все на свете, только если…

— Не моли и не давай обещаний, которые не можешь сдержать, Руби.

Руби быстро заморгала, чтобы не дать слезам пролиться, и, сглотнув комок в горле, продолжала просить:

— Ты, вероятно, не помнишь этого, но я сегодня думала о том времени, когда нам было восемнадцать и ты попросил меня выйти за тебя замуж. Ты сказал: «У нас все может получиться. Я стану любить тебя вечно». И тогда…

— Помню, — холодно перебил Джек. — Все помню, но это было так давно.

— А потом я подумала обо всем хорошем, что у нас было, — настаивала Руби. — И просто не могу сдаться без борьбы.

— Но почему ты делаешь это? И почему сейчас? — простонал Джек, закрыв глаза руками. Когда он поднял голову, во взгляде была боль. — Ничего, абсолютно ничего не изменилось. Я уже сказал тебе сегодня, что время для слов прошло. Я хочу уйти. И хотя буду страшно тосковать по тебе, Руб…

Голос его прервался.

— Меня тошнит от споров и ссор. Между нами все кончено.

— Это неправда, — возразила Руби.

— Руби, давай покончим со всем этим. Ты разрываешь мне сердце. Мы разрываем сердца друг друга.

— Может, это было необходимо, чтобы теперь все раны зажили. И теперь мы сумеем вылечить сердца друг друга и станем сильнее и умнее.

— Может быть? — переспросил Джек, подняв брови.

Руби, слегка улыбнувшись, продолжала:

— Теперь все станет по-другому. Я докажу тебе. И заставлю забыть обо всем зле, что причинила. Только позволь мне попытаться.

— Но как?! — взорвался Джек, подбоченясь. — Собираешься оставить свою компанию? Станешь образцовой матерью? Будешь готовить мне завтрак по утрам и дожидаться по вечерам у двери?

Руби тихо спросила:

— Именно этого ты хочешь?

Джек взволнованно пригладил волосы:

— Черт возьми, нет! Я хочу женщину, которую смог бы любить и которая вернет мою любовь. Хочу, чтобы в ее жизни, был самым главным я, а не лифчики и трусики.

— Ты у меня главный.

— Давным-давно нет!

— Неправда! Просто я не говорила тебе и не показывала!

— Совершенно верно. Когда мы в последний раз занимались любовью, Руби?

— Я… не знаю, — тихо призналась она, пытаясь вспомнить. Как она могла забыть такую важную вещь?

— Ну а я помню. Это случилось полтора месяца назад, и ты была такой измученной, что я с таким же успехом мог трахать чучело.

Истина дошла до нее. Между ними все кончено!

— Меня тошнит. Пойду в ванную.

Джек ошеломленно уставился на нее, не понимая, как может жена прерывать такой важный разговор, но тут же воздел руки к небу:

— Меня тоже вот-вот начнет выворачивать наизнанку!

По пути Руби схватила хозяйственную сумку и унесла с собой. Не хватало еще, чтобы Джек заглянул внутрь и понял всю степень ее глупости.

Заперев дверь ванной, она рухнула на пол и прикусила кулак, чтобы Джек не услышал ее рыданий.

Слишком поздно для них. Джек ясно дал это понять. Она чересчур долго не понимала.

Кажется, все, что она усвоила, пошло прахом — слова Джиды о семье и о том, как важно, чтобы муж уважал себя, просьбы Торка ценить моменты счастья и лелеять дар любви, ее осознание после смерти Торка того, что самым важным в мире останется любовь хорошего человека, а не успех в бизнесе.

Теперь Руби с печальной улыбкой вспомнила о том, как в брачную ночь Торк признался, будто любит ее больше всего за то, что она заставляет его смеяться. Но, черт возьми, это единственное, чего она может добиться и с Джеком! И тогда брак не закончится рыданиями. Нет, он завершится взрывами смеха!

Руби решительно сбросила одежду, оставшись в дурацкой черной грации, надетой, чтобы понравиться Джеку.

— С тобой все в порядке? — спросил муж через запертую дверь.

Теперь он тревожится!

— Убирайся!

— Впусти меня.

— Оставь меня в покое. Я сейчас выйду.

Руби вытерла глаза и вытащила покупки из сумки, улыбаясь со злобным восторгом. Он еще увидит, чего лишился! Он еще пожалеет!

Она долго извивалась и изгибалась, чтобы влезть в облегающий эластичный комбинезон цвета пожарной машины и такие же туфли на высоченных каблуках. За ними последовал парик с длинными светлыми волосами. Поглядев в маленькое зеркало, Руби едва не расхохоталась. Господи! Пытаясь выглядеть, как та блондинка-дешевка, о которой она говорила сегодня Джеку, Руби превратила себя в стареющую Мадонну! Если с Джеком ничего не выйдет, она сможет заехать в бар рокеров по пути домой!

Но, несмотря на все старания шутить, душа Руби истекала кровью при мысли о том, что Джек потерян навсегда.

Джек прислонился к каминной доске, опустив голову на руку. В другой руке по-прежнему был стакан с виски. Руби невольно замерла при виде отчаяния на лице мужа. Это она довела его до такого. Но… но теперь ни ей, ни ему терять нечего.

Руби в соблазнительной позе встала у двери, боясь, что выглядит не столько сексуальной, сколько глупой. Джек обернулся, и стакан упал на пол, разбрызгивая жидкость на ковер.

— Дьявол!

Он ошеломленно уставился на жену и разразился смехом. И не просто смехом. Гомерическим хохотом.

Руби раздраженно нахмурилась и тихо пробормотала:

— Я… говорила, что ты, вероятно, захочешь найти молодую потаскушку в эластике… И… подумала… что, может быть, сумею стать этой потаскушкой…

— Потаскушка?! Потаскушка?! Да ты в своем уме? — едва выговорил Джек, держась за бок, словно от боли. — Ничего себе потаскушка с тушью, размазанной по всей физиономии!

Он снова разразился смехом.

Руби притронулась к горящим щекам. Кончики пальцев потемнели.

Джек постепенно успокоился и, вытерев глаза, удивленно спросил:

— Почему ты плачешь?

— Я не плачу, — запротестовала Руби, хотя по щекам струились слезы. Она слепо повернулась, чтобы выбежать в ванную, сгорая от стыда за то, что выставила себя такой дурой. Но Джек догнал ее и, подняв, сжал стальными руками, чтобы не дать уйти. Она попыталась лягнуть его каблуком, и Джек выругался, но не расцепил рук. Оба свалились на диван.

Руби продолжала сопротивляться, и Джек, вытянув ее руки над головой, пригвоздил их к подушкам и притиснул нижнюю часть ее тела бедрами, зарывшись лицом в шею жены. Руби почувствовала запах одеколона и сладкий аромат меда. Она закрыла глаза и на секунду перестала отбиваться, желая лишь одного: отдаться пьянящим объятиям Джека.

Но Руби скоро поняла, что это вовсе не похоже на объятия. Джек, улыбаясь, шепнул:

— О Руб, ты не делала ничего подобного с тех пор, как уговорила меня побрить тебе ноги.

— Что?! Ничего подобного я не делала, — негодующе заявила Руби, безуспешно пытаясь сбросить Джека. — Именно ты соблазнил меня поддаться на твое предложение!

Она почувствовала, как у самой груди колотится его сердце, и это было так прекрасно! Нет, черт возьми, это вовсе не его сердце; просто Джек вновь трясется от смеха.

— Отпусти меня! — всхлипнула она.

Джек чуть отстранился. Понимающий взгляд и блестящие глаза говорили о том, что он просто ее поддразнивает. Джек прекрасно знал, кто кого соблазнил, и, вероятно, помнит каждое зазывное слово. Улыбка осветила лицо мужа, глядевшего на нее весело и как-то… Как? Руби не могла понять.

— Твой парик сбился набок, — заметил Джек, улыбаясь и потрясение качая головой при виде забавного зрелища, которое представляла жена.

Руби стащила парик с головы и сердито бросила к камину. Джек ловко подхватил его.

— Думаю, я сохраню этот сувенир. Хочу, чтобы он напоминал мне об этом дне или ночи.

И неожиданно Руби почувствовала, что смертельно устала. Господи, она хотела лишь одного — выбраться из этого дома, подальше от Джека, собственного позора и боли, остаться одной и зализывать раны.

Джек положил руки на ее бедра и, уложив на спину, прижал ее извивающееся тело своим, а потом снова поднял ее руки над головой, потянулся за салфеткой.

Нежно, почти любовно он вытер размазанную по лицу тушь… Напрасный труд, потому что Руби расплакалась еще сильнее.

Джек отпустил ее руки и перекатился на бок, увлекая Руби за собой. Втиснув ее голову себе под мышку, он начал осторожно гладить жену по спине широким ласкающим жестом.

— Ш-ш-ш, Руби, не плачь. Прости меня. Пожалуйста, родная, не плачь.

Он молча и долго укачивал ее и наконец нерешительно предложил:

— Может, у нас еще все получится. Только не плачь, милая, а то и я вот-вот заплачу.

— Ты никогда не плачешь, — всхлипнула Руби.

— На это не рассчитывай.

Но чем больше он говорил, тем сильнее рыдала Руби. Ей столько пришлось пережить в этот день: уход Джека, странный сон, Торк и его смерть, приезд в домик на озере и осознание того, что разрыв с мужем неизбежен. Больше она не могла вынести.

Наконец Джек пытался заглушить ее всхлипывания поцелуем. Сначала он нежно притронулся губами к ее губам, глазам, щекам, потом снова к губам, бессвязно бормоча:

— Руб… родная… пожалуйста… не плачь… так жаль…

И тут, забыв обо всем, он взял ее голову в ладони и завладел ртом. Когда его язык раскрыл ее губы, чтобы проникнуть внутрь, Руби, что-то пролепетав, подчинилась. Джек, застонав, впился губами в ее губы, и нежный поцелуй сменился жгучим, страстным, опьяняющим.