— Мам, ты меня совсем не слушаешь! — Пашка остановился посреди дороги и требовательно теребил ее рукав.

— Прости, дорогой, задумалась. Что ты хотел?

— Я спрашиваю: песню «Катюша» Моцарт написал?

— Нет, ни в коем случае. Когда жил Моцарт, никакой «Катюши» близко не было.

— Да?..

Пашка был явно разочарован. Эту военную песню он искренне считал вершиной музыкального искусства. А фильм «Амадей», увиденный недавно по телевизору, убедил его в том, что лучшую на свете музыку мог написать только самый замечательный композитор, каким, несомненно, являлся великий австриец. По счастью, Павел не умел долго огорчаться. Пытливый ум подсказал ему выход из тупика:

— Но слова-то точно Пушкина?!


Ольга появилась в их квартире как волшебная фея. Запах дорогих духов создавал праздничную ауру, волна темных блестящих волос спадала на дивной красоты платок, наброшенный на стильный плащ, высоченные шпильки, казалось, должны были вот-вот переломиться — меньше всего эта женщина была похожа на школьную учительницу. И все-таки в душе она была именно настоящим «работником просвещения».

— Ну, кто здесь первоклассник?

Пашка, робея, подошел к необыкновенной тете, которая вытаскивала из пакета яркий шуршащий сверток. Детские пальчики не сразу справились со скользкой бумагой, Пашка пыхтел, от усердия высунув кончик языка. Наконец бумага поддалась. На обложке огромной яркой энциклопедии был нарисован динозавр, больше похожий на сказочного дракона. Ребенок замер в немом восторге.

— Вот это да! Как ты угадала? Он последнее время бредит этими динозаврами. Пашка, очнись! — Светлане пришлось потеребить сына, у которого от восторга явно в зобу дыханье сперло. — Скажи «спасибо» тете Оле.

— Спасибо… — выдохнул ребенок, прижимая к себе огромный том.


Наконец, когда охи и ахи были завершены, чай заварен, виноград и хурма, принесенные Ольгой, выложены на блюдо, а яблочный пирог извлечен из духовки, подруги расположились за кухонным столом. Быстро дав отчет о состоянии своего здоровья, Светлана стала настойчиво требовать рассказа о школьных делах.

— Слушай, Свет, оно тебе надо? Ты и так из-за этой дуры заболела. Так теперь хочешь себя помучить — послушать, как она над кем глумится в твое отсутствие? Забудь, расслабься…

— Оль, зачем ты темнишь? Если ты так сопротивляешься, значит, дела и в самом деле плохи. Так что не томи — хуже всего неизвестность. Я хоть буду знать, к чему готовиться.

— Смотри сама, мое дело предложить… Пока мне тебя порадовать нечем, но, может быть, пока ты выздоравливаешь, эта Баба Яга переключится на кого-нибудь другого?.. Но сейчас она злобится по-страшному. Уж не знаю, чем ты ей так досадила, но, когда ты на больничный ушла, она шипела, как кобра. Она уверена, что ты симулируешь, чтобы решать свои личные проблемы. А для нее, сама знаешь, наши личные проблемы — что красная тряпка для быка… Возбуждается по полной программе, на метле по всей школе летает, клянется, что выведет тебя на чистую воду.

— Господи, только этого мне не хватало. Сижу, никого не трогаю. Ну скажи мне — на фиг надо директору связываться с каким-то библиотекарем? — Светлана обхватила руками голову. — Когда же кончатся мои мучения?

— «Черт ли сладит с бабой гневной?» Что я тебе могу сказать… Плюнь, разотри. Ищи работу. Найдешь — хорошо. Не найдешь — потерпишь, в конце концов, не съест же она тебя. А потом все равно найдешь. Пока сидишь дома, сходи в службу занятости, в кадровые агентства, газеты посмотри… Знаешь, никогда не забывай: жизнь — она во-о-он какая, — Ольга широко развела руки, — а работа — вот такая… — Ее руки почти сомкнулись, оставив просвет шириной в пару сантиметров.

— Может быть, и так. При условии, что у женщины благополучная личная жизнь, хорошая семья. Тогда действительно можно на работе не зацикливаться. А тут…

— Так, может, стоит сосредоточиться на личной жизни?

— У меня ребенок маленький, мама старенькая…

— Не такой уж маленький — уже в школу пошел. И не такая уж старенькая — и работает, и с внуком сидит, и по дому помогает. Так что нечего стонать.

Светлана не любила таких разговоров. Она привыкла как щитом закрываться мамой и Пашкой от всяких мыслей о своей неудачной женской судьбе. А тут перед ней сидела Ольга, сумевшая совместить все: благополучие в браке, успехи на работе и внешность кинозвезды. Легко ей говорить об устройстве личной жизни — на нее до сих пор мужики оборачиваются, а в школе злые языки судачат, что любовь старшеклассников к факультативам по математике связана с красивыми ножками учительницы, которая, пренебрегая неписаными школьными законами, не желает их прятать под бесформенные юбки… А Свету необходимость купить хоть какую-то тряпочку загоняет в тупик, из которого нет выхода. Тем более — сейчас, после того, как пришлось собирать в школу Павлика. И жизнь в двухкомнатной «хрущевке» с ребенком, мамой, а часто и с сестрой романтическим настроениям не способствовала. Так что все разговоры об устройстве личной жизни Света привыкла или молча игнорировать, или обрывать, если уж очень приставали.

Помолчав, она решила сменить тему:

— Оль, знаешь, мне покоя не дают мысли об Анечке Юрковой. Лето прошло, как у нее дела, не знаешь?

— Как же мне не знать. Я у нее классный руководитель. Только толку-то от меня… У Анечки в августе умерла мама. Опеку оформляет какая-то двоюродная тетя — и то спасибо. Иначе девочка попала бы в интернат, у нее никого близких нет. Похороны организовывали люди с последнего места работы покойной. Я и многие ребята из класса там были…

Ольга замолчала. У нее в глазах стояли слезы. Светлана растерялась — она никак не ожидала увидеть подругу такой. Было видно, какую боль причиняет ей этот разговор, но она, помолчав, продолжила:

— Ты знаешь, я такого жилья никогда в жизни не видела. Однокомнатная малометражная квартира в сыром полуподвале. Бедность вопиющая… Но при этом какой-то странный уют, даже, представь себе, во время похорон. До потолка стеллажи с книгами, живые цветы, фотографии в рамках, хорошие репродукции. Пианино стоит — девочка музыкальную школу закончила, педагог говорит, что она очень одаренная. И не только в музыке — с шестого класса сама себе свитера вязала, юбки и брюки шила. В доме везде какие-то лоскутные подушечки, вязаные пледы… И Анечка — будто не живая. Она не плакала, не жаловалась. На все — два слова: «спасибо» да «пожалуйста»… Ребята с ней поговорить пытались, я несколько раз заходила, надеялась как-то лед растопить. Ни в какую — «мне ничего не надо». Однажды я ее застала в таких слезах — думала, никогда не успокоится. Минут сорок рыдала в голос, запершись в ванной. А вышла — опять «спасибо, что зашли»… В общем, Свет, не знаю я, как ей помочь. У меня такое чувство, что она себя отделила от всего мира. И раньше девочка была не очень общительная, а теперь совсем замкнулась в своем горе. Мне кажется, она жить одна будет. У тетки своя семья, хорошо еще, если она хоть как-то станет сироту поддерживать.

Света слушала этот рассказ, и слезы подступали к ее горлу. Сирота — слово-то какое горькое…

Глава 17

Накануне встречи со Стасиком, то есть Станиславом Сергеевичем Прохоровым, лейтенантом милиции, работающим в областном отделе по борьбе с экономическими преступлениями, Катерина практически не спала. С трудом задремав в половине второго ночи, она проснулась, когда в окно еще смотрела полная луна. Катерина встала и пошла на кухню — единственное место, где ей можно было остаться одной. В отсутствие Олега она ночевала дома, но старалась пораньше уйти и попозже прийти, принять ванну — последнее удовольствие, которое ей сейчас было доступно, — и улечься на жестком и неровном кресле-кровати.

Это узкое ложе никак не способствовало отдыху и расслаблению, а сейчас Катя не могла бы спать и на пуховых перинах. В ее голову лезли бесконечные мысли о том, как обрадуется Олег, узнав, что она сумела организовать для него большой и выгодный кредит. Как наконец-то у них появится возможность снять, а может быть, купить или начать строить собственное жилье, как развернется Олежкин бизнес и она наконец уйдет с постылой службы, чтобы по мере сил помогать любимому в делах и вить для него уютное гнездышко.

Хорошо бы еще съездить отдохнуть за границу — повсеместная реклама туристических туров давно не давала Кате покоя. Причем в отличие от большинства не слишком обеспеченных девушек она игнорировала предложения, поражающие явной дешевизной. Она не собиралась экономить на своих удовольствиях. К ее ногам должны упасть самые дорогие курорты, лучшие отели, где умеют держать класс…

Стоя у окна на тесной кухне маминой квартиры, Катерина уносилась в мечтах на солнечные пляжи с пальмами, будто нарисованными на фоне ярко-синего неба, спускалась с аквалангом к пестрым рыбкам Красного моря — этот дивный подводный мир она недавно видела по телевизору. К ее услугам были частные самолеты и роскошные белоснежные яхты, где Олег в морской форме всматривался в даль с капитанского мостика, а она в ярко-алом весьма откровенном купальнике (а может быть, и вовсе без него) лежала в шезлонге, держа в загорелой руке бокал с ледяным коктейлем…

— Катя, ты что не спишь?

Более болезненное возвращение на землю трудно было придумать — в дверном проеме стояла заспанная Ольга Ивановна. На байковую ночную рубашку в мелкий синий горошек был наброшен линялый ситцевый халат, жидкие седые волосы стояли дыбом…

— Ничего. Все нормально. Иди спать.

Вздохнув, Катерина выпила стакан воды и вернулась в постель, чтобы оставшиеся до утра часы мучительно ворочаться с боку на бок. Она впервые так волновалась — никогда раньше ни для одного мужчины она не затевала никаких дел, справедливо считая, что это они должны заботиться о ее будущем. С Олегом все было иначе — интуиция подсказывала Катерине, что этого мужчину она сможет удержать рядом, только если будет очень ему полезна. Еще лучше — необходима.

* * *

— Оксана сказала вам мои условия?

Станислав Сергеевич назначил Кате встречу на троллейбусной остановке в отдаленном спальном районе. Оказавшись там на десять минут позже оговоренного времени, Катя испугалась, что «продажный мент» не стал ее дожидаться. Рядом не было никого, в чьем облике она могла бы угадать того Стасика, который когда-то учился с Ксюшей, а потом выбрал службу, которая и опасна, и трудна. В ней все-таки живы были стереотипы старого советского кино, и она искала глазами кого-то вроде «знатоков» — любимых киногероев ее мамы. Но оказалось, что переговоры предстоит вести с мальчишкой, больше напоминающим чуть остепенившегося «трудного подростка».

— Да, я все знаю. Меня устраивает.

— Сами понимаете, я изрядно рискую, берясь за такое дело. Мне хотелось бы знать, как вы собираетесь распорядиться кредитом и с чего будете его возвращать?

— Не думаю, что вас это касается! — Катерина аж позеленела от злости. Ни в коем случае не будет она посвящать этого проходимца в дела своего жениха. Не дождется!

Стасик с изумлением смотрел на взрыв возмущения, охвативший яркую брюнетку, которую порекомендовала ему Ксюшка. Будь у него другие варианты, он никогда не взялся бы сотрудничать с девчонкой-секретаршей, которая, как намекнула ему Оксана, берет деньги для своего хахаля. Мало, что ли, он видел таких доверчивых дур? Мужик заберет деньги и смоется, а эта кукушка начнет стонать, что любимый оказался мерзавцем. А кто деньги вернет? У нее за душой наверняка ни гроша — судебные приставы будут плакать от жалости… И эта мартышка еще смотрит на него свысока. Проучить бы нахалку, да ладно…

— Катя, простите, но я еще раз должен напомнить, что, соглашаясь с вами сотрудничать, иду на значительный риск. Мне нужно представлять бизнес-план вашего проекта. Ведь вы хотели взять весьма значительную сумму, не правда ли? Не думаю, что вы настолько легкомысленны, что просто собираетесь купить машину, шубку и слетать на недельку за границу? Деньги должны работать, тем более — заемные…

— Я должна подумать.

— Конечно. Когда что-то решите, позвоните.

Стасик развернулся на сто восемьдесят градусов и мгновенно впрыгнул в подошедший троллейбус. Катерина стояла на остановке и нервно кусала губы. Казавшаяся такой простой задача оказалась практически неразрешимой. Надо ждать Олега — пусть он думает, как добиться этого кредита. Жаль — она надеялась, что сможет принести любимому деньги на блюдечке с золотой каемочкой…


Катерина сидела за своим рабочим столом, но за последние два часа ни одна бумага на его поверхности не сдвинулась со своего места. По экрану монитора скользила заставка из медленно летающих разноцветных мячей, и Катя завороженно следила за их передвижениями. Мысли ее были далеко отсюда. Мираж, казавшийся абсолютно реальным, таял в воздухе. Чем меньше времени оставалось до возвращения Олега, тем тяжелее на нее давило плохое предчувствие. Когда она думала, что кредит все-таки удастся получить, в ее голову закрадывались мысли о том, что тогда ее жизнь целиком будет зависеть от порядочности возлюбленного. Что помешает ему смотаться, получив в руки круглую сумму, за которую отвечает Катерина? Но тут же она гнала от себя предательские сомнения — Олег не такой, он любит ее, деньги ему нужны только для того, чтобы наладить их совместную жизнь. Он будет работать, сколько надо, и выплатит вовремя кредит. Зато у них будет нормальное жилье и бизнес… Перед ее мысленным взором появлялась то нарядная гостиная в двухэтажном доме, то полутемная спальня с огромной кроватью в центре. С этого момента Катины мысли приобретали такой характер, что ее глаза слегка туманились, а влажные губы невольно приоткрывались, готовые к поцелую…