Мария Федорова - Хороша была Катюша

— Катька, ты что тут медитируешь в темноте?

Из прострации Катерину вывел звонкий Ксюшкин голос, неожиданно прервавший совершенно феерическую любовную сцену, проходившую перед Катиным мысленным взором. Если бы Олег смог угадать смелые эротические фантазии своей подруги, он бы здорово растерялся…

Рабочий день заканчивался, за окнами уже было по-зимнему темно, а Катя так и не включила свет. Ксюшка нашарила на стене выключатель, и комната преобразилась. Все Катины фантазии развеялись как дым — она снова сидела за рабочим столом, а перед ней стояла совершенно реальная и очень удивленная Оксана.

— Чего-то случилось? Сидишь тут в темноте и тишине, будто неживая. И давно ты так? И что — никто не заходил и не звонил весь день?

— Почему весь день… Но кажется, на самом деле после обеда никого не было. Начальство укатило в администрацию какие-то вопросы разруливать, и народ поторопился слинять. А я тут сижу, думаю.

— Да ты чего? — Ксюша искренне удивилась. — Женщине нельзя долго думать. У нее от этого морщины на лбу появляются. Представляешь себе морщины на лбу? Это же просто ужас! Так что завязывай с этим, подруга. А кстати, о чем ты так напряженно думала?

— Да все о том же.

— Ты со Стасиком встречалась?

— Встречалась.

— Ну и что?

— Да ничего.

— Слушай, ты просто царевна Несмеяна какая-то! «Что воля, что неволя — все едино».

— Это не Несмеяна была, а какая-то другая царевна. Или не царевна…

— Тьфу, зараза! Да не придирайся ты к словам. Скажи толком: что вы со Стасиком решили?

— Я сказала, что мне надо подумать.

— Может быть, и надо, только так-то уж этим делом не увлекайся. Подумай немножко, и все.

— Тут немножко не получается. Он хочет посмотреть бизнес-план.

— А ты полагала, что ему будет достаточно твоих прекрасных глаз? Нет, девочка, когда речь идет о таких суммах, все хотят гарантий.

— Какие ему гарантии? Он же получит свои десять процентов!

— Ну и что? А если ты не сможешь вернуть свой кредит, он не получит следующий. И что ему тогда — жить на одну ментовскую зарплату? Это просто страшно себе представить. Не для того он пошел в ОБЭП…

— Не знаю, что делать…

— Да почему ты-то голову ломаешь? Приедет твой хахаль, сведи их со Стасиком, пусть они перетирают. Глядишь, договорятся…

— Что-то мне подсказывает, что не захочет он со Стасиком встречаться…

— Тогда не фига для него кредит пробивать. А то ты, подруга, так вляпаешься со своей неземной любовью — мало не покажется. Там, где такие бабки, — сантиментам места нет. Не хватало еще, чтобы какой-то мужик тебя использовал…

«Тебя использовал… использовал…» — эти слова никак не выходили из Катерининой головы, пока она медленно брела домой, не замечая промокших сапог и пронизывающего ветра. Неужели Олег на самом деле может так с ней поступить?..

— Здравствуйте! Светлану Николаевну можно услышать?

В трубке раздался тихий девичий голос. Света никак не могла сообразить, кому он может принадлежать.

— Я слушаю.

— Здравствуйте, Светлана Николаевна. Это Аня Юркова, из школы. Простите меня, что дома беспокою. Мне Ольга Сергеевна, наш классный руководитель, ваш домашний телефон дала…

— Анечка, не извиняйся, пожалуйста. Всегда можешь мне звонить — и если что-то нужно, и просто так.

— Спасибо… — Аня тихо-тихо выдохнула это слово и замолчала, будто справляясь с волнением. — Я хотела вас пригласить на концерт. Понимаете, я заканчиваю музыкальную школу, это отчетный концерт, он очень важный, я целый год готовилась… А прийти меня послушать некому. Тетя очень занята, у нее дети маленькие, часто болеют…

Света представила себе, как должно быть больно этой девочке сознавать, что во всем зале не будет ни одного человека, который пришел ради нее… Нет, конечно, этого нельзя допустить.

— Спасибо, что ты мне позвонила. Я с радостью приду — я очень люблю классическую музыку, уверена, что ты прекрасно сыграешь. Я, наверное, с собой сына возьму — как ты думаешь, он выдержит?

— Конечно, концерт ведь короткий, час с небольшим…

— Ну и замечательно. Скажи, пожалуйста, когда и куда надо прийти?

* * *

Музыкальная школа поразила Светлану каким-то забытым уже благородством. Даже гардеробщица здесь обладала манерами герцогини. «Как им удается так держаться? Ведь получают, как и мы, сущие гроши. А выглядят все очень достойно», — думала Светлана, разглядывая костюмы двух педагогов, перебирающих стопку нот.

Павлик, который охотно согласился пойти на концерт, завороженно разглядывал большой светлый зал, портреты композиторов на стенах, огромный черный рояль. В зале было много детей — родители, похоже, уже не в первый раз привели малышей, чтобы те послушали выступления старших братьев и сестер.

Ребятишки весело носились по проходам, самые смелые выскакивали на сцену, но подойти к роялю не решались, издалека рассматривая блестящий новым лаком инструмент. Анечку Света видела только мельком, они кивнули друг другу, и Света поразилась, как осунулась, побледнела и повзрослела и так не пышущая здоровьем девочка. «Надо будет после концерта уговорить ее зайти с нами в кафе, отпраздновать. Вот только жаль, что я денег маловато взяла», — подумала Светлана. Но, пересчитав наличность, решила, что на три пирожных, мороженое, сок детям и кофе для себя хватит…

Аня должна была выступать ближе к завершению концерта, и Света довольно рассеянно наблюдала, как сменяют друг друга на сцене мальчики и девочки. Они старательно играли обязательный репертуар, но практически никто не выходил за рамки ученического исполнения. Света слегка заскучала, задумалась о своих делах — и прослушала, когда ведущая объявила Анечкин выход. «Я так и не услышала, что она будет играть…»

Музыку, которую исполняла Аня, Светлана не узнала. Но это было не важно — ее поразила страсть, которую вложила в произведение девочка. Она будто бросала вызов своей судьбе, всей жизни, бунтовала, требовала ответа и готова была вырвать из груди сердце — свое и слушателей. Светлане стало страшно — такая буря бушевала в душе тихого и несчастного подростка. И как ей помочь? Как утешить? Где ей взять силы принять свою судьбу? Одиночество? Страх перед жизнью? Как усмирить этот ропот?

Похоже, игра девочки поразила всех. Зал замер в тишине, а после завершающего аккорда раздались аплодисменты, достойные звезд первой величины в лучших концертных залах. Аня кланялась публике, бледная и обессиленная. Ни тени улыбки или радости от успеха не пробежало по ее лицу, она сдержанно поклонилась последний раз и ушла со сцены, не дожидаясь, пока стихнут последние хлопки.

* * *

Светлана боялась, что Аня наотрез откажется пойти в кафе с ней и Павлушкой. Похоже, девочка уже жалела о своем минутном порыве, когда рискнула пригласить на концерт школьную библиотекаршу, все-таки совершенно чужого человека. На фоне Светы с ребенком отсутствие родной матери или хотя бы тетки-опекунши было особенно заметно.

И все-таки Аня согласилась. Уж очень тяжело было возвращаться одной в пустую квартиру, хотелось хоть с кем-то разделить радость от того, что сегодня учительница не просто похвалила Аню, а твердо сказала, что девочка по-настоящему талантлива.

* * *

Кофейня располагалась в одном из центральных переулков, в уютном подвальчике старого дома. Сюда любили ходить мамаши с детьми, студентки, молодые влюбленные и взрослые тетки, желающие поболтать с подругами. Мужчины сюда заходили редко — из алкогольных напитков здесь можно было получить разве что приторный разноцветный коктейль, который ни один представитель сильного пола в здравом рассудке не решился бы поднести ко рту. Потому Светлана очень удивилась, когда обнаружила, что, во-первых, все столики заняты, а во-вторых, единственный более-менее свободный стол занимает одинокий мужчина. Он кого-то ждет? А может быть, зашел выпить чашку кофе и сейчас уйдет?

— Простите, у вас здесь свободно?

Мужчина с трудом оторвал взгляд от какого-то рекламного журнала и недовольно буркнул: «Свободно…»

Сергей брел с работы, ощущая чугунную плиту наваливающейся депрессии. Уже несколько дней все вокруг вызывало в нем дикое раздражение. Он изо всех сил пытался держать себя в руках, но сегодня в офисе сорвался так, что теперь хотел бы провалиться сквозь землю от жгучего стыда. Миранда — это дурацкое имя новой секретарши, которую партнер взял, не посоветовавшись ни с кем, само по себе могло бы кого угодно вывести из себя. Но девица была еще круче, чем можно было предположить, услышав ее имя. Такой набитой дуры просто не могло существовать. С подобными куриными мозгами нельзя дожить до двадцати лет, а уж тем более — окончить среднюю школу.

И тем не менее Миранда, мать ее за ногу, была жива-здорова, да еще и собиралась сделать головокружительную карьеру. Во всяком случае, благодаря предельно коротким юбкам, блузкам с откровенным декольте, высоченным шпилькам и ярко накрашенному, всегда чуть приоткрытому ротику она уже получила оклад, на который могли рассчитывать только молодые специалисты после хороших вузов. А уж никак не девчонка, рядом с которой все блондинки из анекдотов выглядят по меньшей мере как Софья Ковалевская. Сергей молчал и терпел всю ее бесконечную дурь, видя, что партнер распустил слюни и все равно не уволит безмозглую красотку, пока она ему не надоест.

Но сегодня, когда она умудрилась за один день сорвать переговоры, перепутав место и время встречи с клиентами, потерять папку, в которой хранились документы, существующие в единственном экземпляре, и сломать сканер так, что электронщики только разводили руками, Сергей не выдержал. Его гнев был ужасен, он удушил бы Миранду, если бы ей не удалось выскользнуть в последний момент из его кабинета и скрыться в женском туалете. Сергей же выпил полстакана представительского коньяка, хлопнул дверью, никому ничего не сказав, и, оставив машину на стоянке, с крейсерской скоростью почесал по вечернему проспекту.

Оказалось, что центр города здорово изменился… Сергей не бродил здесь без дела со студенческих лет. Он вскоре забыл о проклятой Миранде, сластолюбивом партнере и всех своих невзгодах — его охватила сентиментальная ностальгия. В голову лезли все былые романтические эпизоды, что случались в юности… И Катя — лживая, коварная, но все-таки прекрасная и желанная, воспоминания о которой до сих пор причиняли боль…

В этот подвальчик она часто затаскивала Сергея выпить горячий шоколад с фирменными десертами. И вдруг Сергей, который до этого планировал купить по дороге домой бутылку водки и напиться в одиночестве, начал спускаться по ступенькам к двери, из-за которой чувствовались ароматы корицы и ванили. И вот перед ним чашка с двойным кофе, пирожное со взбитыми сливками и какой-то рекламный проспект со стойки, чтобы было куда спрятать взгляд. Одинокий и печальный среди галдящих детей, хихикающих девиц, суровых матрон…

— Простите, у вас здесь свободно?

Сергей про себя чертыхнулся — только он расслабился, успокоился, только его отпустило напряжение и раздражение, как вот, пожалуйста. Какая-то тетка с сопливым детенышем и анемичной девчонкой хотят сесть за его столик. Всегда кто-то нахально врывается в его жизненное пространство… Ну почему так? И почему он никогда не может отстоять свое право на покой и одиночество? Рявкнуть бы сейчас «занято», да так, чтобы ни у кого больше не возникло желания присоседиться… Так ведь нет, воспитание не позволит…

— Свободно…

«Вот это да…» Светлана уже готова была развернуться и отправиться с детьми искать другое кафе. Сергей, а это, несомненно, был он, взглянул на нее с такой ненавистью, что всякое желание праздновать здесь Анечкин успех испарилось без следа. Но отступать было поздно — Пашка уже уселся на стул и тянул к себе салфетки, сахарницу и меню.

Сергей снова поднял глаза — что-то в незваной соседке заставило его это сделать. Он не сразу узнал Светлану, которую последний раз видел несколько месяцев назад — загорелую, в открытом сарафане, со светлыми волосами, лежащими на плечах мягкой волной.

Сейчас, в надвинутой на глаза беретке, с поднятым воротником черного глухого пальто, с подкрашенными глазами и губами, она была совсем иной, казалась старше, значительнее, серьезнее. И все-таки это была она — та самая Катина сестра, которая в день их первой встречи оплакивала развод с мужем, потом хлопотала у костра и готовила шашлыки, кормила своего сына на Сережиной даче. И в тот, последний раз, летом, не дала своего телефона… Да он толком и не попросил. Хотя хотел, очень хотел. Но испугался, не решился. И вот она здесь, за его столиком… Только откуда взялась еще эта девчонка?