«Так и не удалось толком поговорить, — подумала Катя, ожидая троллейбуса, который должен был отвезти ее домой. — Но все равно полегчало. Ладно, будем жить дальше…»

* * *

Светлана пришла домой, забыв по дороге купить хлеба и кефира. Такого с ней практически никогда еще не было. Но ведь еще никогда ей не приходилось таким образом разговаривать с начальством. Эйфория от собственной смелости и радость от мысли, что она в лицо сказала мерзавке, кто она есть, быстро прошли. Зато пришли мысли о том, как жить дальше. Увольняться и устраиваться к Сергею в фирму? Страшно. Все-таки это не совсем ее дело… С другой стороны — работать с Надеждой Александровной больше все равно не получится, а искать другую школу… Там скорее всего будут такие же проблемы. Да плюс обречь себя и Пашку на всегдашнее нищенство… Пока он еще маленький, ему не так много надо, а концы с концами уже еле-еле сходятся. А чуть подрастет?.. Надо же думать хотя бы года на три вперед… Надо все-таки собраться с силами и решиться. Будь что будет.

Светлана набирала номер домашнего телефона Ольги. Хотелось рассказать подруге о том, что сегодня случилось.

— Привет.

— Привет. — Ольга едва сдерживала смех. — Ты уже тоже слышала?

— О чем?

— О том, что я «женщина с идеалами Анны Карениной»!

— Что ты мелешь?

— Значит, ты не в курсе… Представь себе — муж сегодня зашел за мной на работу, сидит, ждет меня в учительской, а я пошла журнал отнести и доделать на завтра небольшую программу — у меня предполагается очередной открытый урок. Надоели уже эти показухи…

— Что поделаешь, ты у нас — звезда.

— Вот об этом и речь. Так вот — сидит муж в учительской, скучает. Наша милейшая Валентина Петровна решила его развлечь. Вот, говорит, какая ваша Олечка замечательная. Опять профессиональный конкурс выиграла, статью в научном журнале опубликовала, троих призеров областной олимпиады подготовила… и прочее, и прочее. Муж скучает, но кивает…

Светлана живо представила себе, как учительница литературы пятидесятилетняя Валентина Петровна, сохранившая все повадки жеманной школьницы, расписывала Олиному мужу достоинства его супруги. Она очень любила толкать речи, считая себя единственной прямой наследницей всей великой русской литературы.

Старшеклассники обожали передразнивать свою учительницу, благо она давала для этого бесконечное число поводов. То всерьез разрыдается над судьбой Нины из «Маскарада», то с завыванием весь урок читает письмо Татьяны к Онегину. Понятно, что «энциклопедия русской жизни» была ее любимым литературным произведением. Она гордилась знанием романа в стихах наизусть и обожала демонстрировать его на учительских праздничных посиделках. Это было ужасно, но все привыкли. А вот Ольгин муж не привык общаться с престарелыми восторженными старыми девами, потому смотрел на собеседницу с некоторым изумлением. Но у него просто глаза вылезли на лоб, когда, завершая свой дифирамб, Валентина Петровна сообщила, что его супруга — «женщина с идеалами Анны Карениной»…

Ольга, узнав о такой характеристике, расхохоталась и попыталась объяснить мужу, что скорее всего пожилая любительница словесности имела в виду своего литературного кумира Татьяну Ларину, но случайно оговорилась ввиду того, что по программе в данный момент ее класс проходил Толстого. Супруг вроде бы поверил, но до конца еще не пришел в себя.

Светлану развеселила эта забавная история, но пришлось переключить подругу на более серьезный лад.

— Я сегодня сказала Надежде Александровне, что она чудовище и моральный урод.

— Да… Я не стану спорить — так оно и есть. Но стоило ли говорить об этом вслух?

— Не сдержалась. Эта сука достала меня окончательно. Представляешь, подслушала мой телефонный разговор в учительской. А потом стала угрожать, что уволит меня — будто бы я со своей работой не справляюсь. И так, знаешь, надувалась от собственной значимости… Она — вся из себя великая и ужасная, хочет — казнит, хочет — милует. А я вижу, что передо мной закомплексованная дура и стерва, ненавидящая весь мир. Крошка Цахес в юбке… Ну и не сдержалась.

— А она что?

— Я не стала дожидаться. Сказала, что думала, и вышла. В любом случае ясно, что мне с ней уже не работать.

— Почему это? Чтобы тебя уволить, все-таки серьезные основания нужны. У тебя ребенок маленький, высшее специальное образование, стаж работы, никаких взысканий.

— Понятно. Но на фиг мне такая жизнь, когда она и ее стукачки начнут за мной шпионить. Мне там платят копейки, перспектив никаких, да еще всю кровь выпьют.

— Согласна — неконструктивный вариант. А куда ты пойдешь-то? Место уже нашла?

— Меня Сергей опять к себе зовет.

— А вы с ним помирились?

— Да вроде бы. Я позвонила первая — с наступающим праздником поздравить, пообщаться… Он обрадовался.

— Ну, тогда и думать не о чем. Завтра же пиши заявление, а после праздников выходи уже на новое место. Ты, кстати, про Новый год не забыла? А то снова закрутишься со своим Сергеем, забудешь, что мне обещала…

— Нет, не забуду.

— Ну хорошо. Пока-пока?

— Пока-пока…


И все-таки придется идти в магазин за хлебом и кефиром. А то уже скоро Пашка и мама голодные придут.

Светлана быстро собралась и почти бегом отправилась в ближайший гастроном. Чтобы сократить путь, она свернула к пустырю между домами, где всегда гуляли собачники.

Что-то маленькое, с большими ушами, ужасно знакомое…

— Дуся!!! — Света еще не верила своим глазам, а маленький рыжий комок уже бросился к ней с оглушительным лаем. За собачкой по снегу вился поводок, а за поводком семенила тетка в искусственной шубе.

Света подхватила Дуську на руки, и та стала облизывать ее лицо. Все это очень не понравилось запыхавшейся тетке.

— Это моя собака! — Светлана решила сразу же поставить все точки над i. Мы потеряли ее больше месяца назад, все столбы в округе обвешаны нашими объявлениями.

— Ничего не знаю. Я эту собачку на остановке нашла. Голодную и замученную. Вымыла ее, на одни шампуни кучу денег потратила, кормила…

— Вы же видели, что собака с ошейником. Спросили бы соседей — вам бы тут же показали, из какого она дома. У меня ребенок чуть с ума не сошел, когда она пропала. А затраты ваши я возмещу.

— Но я уже полюбила Жулечку.

— Я все понимаю. Но собака-то моя. Спасибо вам, что вы ее подобрали, держите. — Светлана вытащила из кошелька две сотенные бумажки.

Тетка явно была недовольна, но деньги взяла. А Светлана, схватив Дуську в охапку, понеслась домой, забыв про кефир и хлеб.

Она представляла себе, как обрадуется Пашка.


Вся семья не могла прийти в себя от счастья. Возвращение блудной Дуськи оказалось настоящим потрясением. Пашка не спускал ее с рук, Ольга Ивановна хлюпала носом и украдкой вытирала слезы. Света тихо сияла, гладя по голове то сына, то собаку.

— Я знаю, почему мы нашли Дуську именно сегодня… — Ольга Ивановна сильно волновалась, даже дышала с трудом. — Сегодня канун католического Рождества. Сочельник. И у нас получилась самая настоящая рождественская сказка…

— А что такое католическое Рождество и сочельник? — Пашка живо заинтересовался разговором. Он ведь был абсолютно уверен, что Дуську ему должен вручить непосредственно Дед Мороз в новогоднюю ночь…

— Рождество — очень большой праздник. Христос родился.

— А… Это даже больше, чем Новый год?

— Гораздо больше.

Глава 30

Катерина не ожидала застать дома такой карнавал. Пашка на радостях накрутил на себя кучу маминых юбок, которые должны изображать мантии, надел на голову пластмассовый кузов от машины, взял скалку и изображал королевича, который должен расколдовать Дуську-царевну. Бедная собака и так вся тряслась от переживаний, выпавших на ее долю, а тут еще пришлось терпеть какие-то косынки на голове и банты на пузе… На Катю никто не обратил внимания — пришла и пришла. Оно было и к лучшему.

Вечером, за чаем, когда Пашка уже улегся, а мама отправилась в ванную, сестры сидели за столом, поддерживая вялую беседу ни о чем. У каждой накопилось много новостей, но вести вечером серьезные разговоры не хотелось. Света встала помыть чашки, когда зазвонил телефон.

— Тьфу ты, Пашку сейчас разбудят…

— Я возьму. — Катерина вмиг оказалась возле аппарата.

— Алло…

Последовала пауза, после чего Катя протянула трубку сестре:

— Это тебя. Сергей.

Катя тактично ушла в кухню и закрыла за собой дверь. В ее душе поднималась горечь — Сергей был ее женихом, он знакомил ее с родителями, она жила в его квартире, они собирались пожениться. И теперь он звонит ее сестре. Светка старше, она никогда не была красавицей, разведена, у нее ребенок. А вот на тебе… Кто бы рассказал — не поверила.


— Света, здравствуй. Нам так и не удалось поговорить толком. Прости, что звоню поздно — только что пришел с работы.

— Ничего страшного.

— Что там у тебя на работе произошло?

— Не поверишь. Я после разговора с тобой пошла к начальнице и сказала, что она кретинка и моральный урод.

— Ну ты даешь!..

Сергей аж присвистнул от изумления. В его представлении Света была тихой, даже робкой женщиной, неспособной встать на свою защиту.

— Сама не знаю, как получилось. Но теперь мне там точно не работать. Если твое предложение в силе — я согласна. — Светлана сказала и осеклась. Фраза прозвучала, мягко говоря, двусмысленно. — Я имею в виду работу… — Еще не лучше. Хорошо, что он не видит, как она краснеет.

— Конечно, в силе. После праздников жду тебя в офисе. Сразу все оформим. Я очень рад, что мы все-таки будем работать вместе.

— Я тоже.

— Если ты не против, я хотел бы спросить…

— Конечно, спрашивай.

— Та девочка, которая была с нами в цирке, Аня, она тебе кто?

— Практически никто. Анечка учится в школе, где я работаю… или уже работала… Я же была библиотекарем, а она много читает, часто приходила ко мне, мы разговаривали. Она очень одинокая девочка, росла без отца, а недавно умерла мама. Аня ко мне потянулась — она живет с теткой, а у той свои маленькие дети, ей не очень-то есть дело до племянницы. Ане некого было пригласить на заключительный концерт в музыкальной школе, она позвала меня.

— А как у нее сейчас дела?

— Не знаю, мы давно не общались. Хорошо, что ты спросил. Надо будет обязательно поздравить ее с Новым годом, рассказать, что Дуська нашлась, пригласить в гости.

— А можно и меня пригласить? Тем более такой повод — Дуська нашлась. Она, выходит, терялась…

— С удовольствием. В ближайшие же дни устроим праздник.

— Жду приглашения.

— Решено. Спокойной ночи.

— Спокойной ночи.

Сергей повесил трубку и уставился в стену. Выражение его крупного, мужественного и небритого лица стало детским и мечтательным.

* * *

Ольга Ивановна никак не могла взять в толк, почему надо устраивать какой-то праздник, когда на носу Новый год.

— Ты даже елку еще не купила. Откладываешь на тридцать первое? Чтобы схватить последнее, что останется? Да еще втридорога!

— Мам, ну при чем тут елка? Хотя ты права — пора покупать и наряжать. Вот сегодня же с Пашкой и отправимся. А ты пока, пожалуйста, достань с антресолей игрушки. Сегодня поставим елку, а завтра я пирогов напеку. К нам придут Сергей и Анечка, посидим, чаю попьем.

— Что за блажь? Да что толку спорить — ты все равно по-своему сделаешь. Такая стала строптивая. Не узнаю тебя.

— Я сама себя не всегда узнаю.

Света понимала, что давно пора сказать маме, что она уходит из школы, но все не решалась. Не хотелось долгих разговоров, охов и ахов. Ольга Ивановна привыкла от всех перемен ждать только неприятностей. А идея работы в юридической фирме, под началом бывшего Катиного жениха, ей не нравилась с самого начала.

— Знаешь, мам, я увольняюсь из школы. После Нового года работать буду в фирме Сергея.

Ольга Ивановна только махнула рукой:

— Делайте что хотите.

* * *

Небольшая, но пушистая ель наполнила квартиру своим смоляным запахом. Пашка самозабвенно копался в коробках, выбирая то стеклянный шар, то самодельную картонную игрушку.

— Мам, а почему мы в этом году не делали елочных украшений?

— Не делали да не делали. Захотим — пожалуйста. Что нам мешает?

— Ура!!! Будем делать игрушки. Где там мои открыточки и картоночки?

Пашка по пояс залез в тумбочку, куда весь год запихивались красивые картонки, открытки, картинки, фольга. Традиция самостоятельного изготовления елочных игрушек родилась, когда Света и Катя начинали ходить в детский сад. Ольге Ивановне попался как-то журнал, где было показано, как склеить простой шарик, пирамидку, сделать елочку или сердечко. Ей нелегко было найти время для этого занятия, но девчонки так полюбили эти предновогодние вечера с ножницами, клеем и мишурой, что год за годом она собирала открытки и фантики, а в конце декабря вываливала перед девчонками свои сокровища. Как ни разнились характеры сестер, в этом они были едины — нет в году лучшего времени… А теперь и Пашка весь год ждет, когда можно будет разложить по всему дому яркие бумажки.