Я знаешь чего не могла понять? Я потом Аню спросила – как это получилось, что они все евреи? Это случайно вышло или они друг друга как-то узнают? Как они определяют, когда знакомятся, что они евреи? Аня сказала, по внешности, по фамилии, по особой манере шутить, а вообще это неуловимо. А у нас в Волковыске не было евреев, откуда мне знать?..

Вот ты, когда с кем-нибудь знакомишься, ты знаешь, что он еврей? Сейчас-то я уже умею определить, кто еврей. Вот, например, Ольга, – она еврейка?

– Молодец, – улыбнулся Андрей, – Ольга да, еврейка.

– А вот у меня еще написано – не умничать. Они много меньше меня знали, и про живопись, и про все, я же всю городскую библиотеку перечитала… Но я жутко стеснялась чего-нибудь не знать, а они нет. Оказалось, нельзя много знать, это тоже провинциально – умничать… Все время что-то оказывалось. Они все знали то, чего я не знала, а то, что я знала, не годилось. Ну, в общем, наши знания не совпадали.

– Может, тебе все это казалось? – с сомнением в голосе спросил Андрей. – Может, ты все это сама придумала?..

– Ничего мне не казалось… Смотри, у меня еще был пункт «не отбивать чужих мальчиков»… а остальные пункты я сейчас добавляла, когда мы приехали с Максом… – сказала я.

– И что же ты добавила? – поинтересовался Андрей. – Не спать с чужими мужьями?

Я засмеялась и еще немного поплакала от смеха и от всего, что так на меня накатило, и Андрей повез меня домой.

Макс поехал к своим родителям за Юлькой, он там всегда долго сидит, ужинает, телевизор смотрит. У нас еще оставался час, может, час двадцать, но час точно.

…А дома произошло кое-что очень странное.

Сначала мы пили чай и разговаривали.

…Ну, были, конечно, вещи, которые уж слишком обидные, чтобы рассказывать, но я ему рассказала.

На то, чтобы стать «самой лучшей», как девчонки с филфака, у меня ушел год, весь первый курс. А осенью я приехала в Ленинград и решила – раз вы так, плевать мне на вас, я вас с другой стороны обойду. Я же красивая, я была в сто раз лучше их всех!.. Вот и решила, раз мне девочек не взять, тогда возьму парня – лучшего на курсе, и так им всем докажу!..

Димочка мне, кстати, не казался таким уж лучшим, он мне даже не очень нравился, но они его считали самым лучшим. Девчонки говорили о нем «умереть не встать» – по-моему, глупости, ничего не умереть, вообще ничего особенного, худой такой, как былинка, вялый, спать с ним было как будто с макарониной…

Заполучить лучшего парня на курсе оказалось раз плюнуть. Димочка, он так хотел со мной спать!.. Ему было все равно, знаю я, когда нужно хлопать в филармонии, или нет. Хоть я вообще встану посреди концерта и скажу на весь зал «я пошла в одно место».

Вот заставить его жениться было трудно, это да. Я почти год его добивала и добила – весной он меня уже привел в свою семью как невесту.

Я когда к его родителям первый раз на дачу приехала в Комарово, меня их домработница поймала на огороде (ну, огорода-то там никакого не было, так, полянка и сосны) и стала нашептывать: «Повезло тебе, деточка. Ты попала в такую семью!» И все ходила за мной и нашептывала: а это хорошая семья, а это академическая дача, а это папа-профессор, а это мама… не помню сейчас, кто там у них мама… в общем, папа-профессор, а Димочка с сестрой выросли с боннами-гувернантками, музыка, языки, то-се… И что Димочкины родители с писателями дружат, и один знаменитый писатель даже посвятил им рассказ, и в этом рассказе назвал всех по имени, и Димочку тоже.

Я уже прямо вся сжимаюсь от ужаса, кто они и кто я… и вдруг приезжает Димочкина сестра – пьяная, пьянющая! И начинает скандалить. Скандалила, орала, бегала по участку… и соседи милицию вызвали. Представляешь, мат, скандал, милиция на этой их академической даче… прямо как у нас. Мы тоже всегда милицию вызывали, когда Бронька напивалась. Бронька Кученок – это наша соседка в Волковыске, напивалась как скотина…

Сестра Димочкина оказалась пьющая. Только почему-то я еще больше про них поняла. Мат, скандал, милиция, вроде бы все это было, как у Броньки Кученок… Но… так, да не так. Все, и мат, и скандал, было другое, не как у нас дома. И от этого скандала еще только больше стало видно, что это – хорошая питерская семья… Это все еще больше укрепило меня в том, что мне нужно к ним. Ну, я и решила, сдохну, но добьюсь.

В семье-то ко мне отнеслись с опаской. Ну еще бы… Наверняка нашептывали Димочке, что я – провинциальная проныра из Мухосранска, хочу заполучить прописку, академическую дачу и так далее. Они так испуганно на меня смотрели, как будто я прямо сейчас уволоку их сыночка и съем без соли.

Это было как пазл. Слышишь, Джулия уже умеет собрать несложный пазл. Так я и старалась, чтобы стать частью их пазла, но только между ними и мной всегда как будто оставались зазоры, и они то и дело заполнялись какой-то дрянью, какой-то гадостью.

Вот мы один раз пошли с Димочкой купаться на Щучье озеро, они говорили «пойти на Щуку». И Димочкина мать говорит: «Ты, Димочка, не заплывай, далеко». А он отвечает: «Мама, что же ты Полине ничего не говоришь?» А она покраснела: «Я ничего не имела в виду, просто Полина уже взрослая женщина, а ты…» Обидно же, да?..

Ну хорошо, ну ладно, я была взрослая, а она сама, мать Димочкина? Она один раз себе белой ниткой подшила черную юбку, так и ходила… Я ей предлагаю: «Давайте нормально подошью», – а она так туманно: «Лучше книжку почитай…» Интеллигентная женщина называется… неряха!

Там еще Димкина бабулька была, совсем старенькая. С бабулькой я хорошо общалась, хотя она тоже была странная. Я ей как-то говорю: «Бабуленька, давайте я у вас в комнате уберусь», – а она отвечает: «Стремление к чистоте, деточка, – это признак ограниченности». И жест такой в сторону, сухой лапкой… Так что же, она считала, пыль – это ах как интеллигентно? Еще она говорила: «Вы, деточка, не ошиблись? Вы, деточка, не знаете, что самый красивый парень на курсе, самый для всех желанный не обязательно имеет потом самую завидную судьбу?» Это она специально, чтобы меня от Димочки отогнать.

Свадьба должна была быть 18 июля, а 6 июля приехала Тамарочка, сябровка моя. В общежитии ей сказали, что я живу в Комарове, и она приехала на дачу, сало привезла, колбаску…

Ну, я не знаю, не понимаю, что она сделала, чтобы ее в один день все полюбили. И этот папа-профессор, и эта мама-не помню кто, и бабулька, и даже Димочкина сестра-пьянчуга. Хотя они сами ее пьянчугой не называли, считали больной и все время лечили, то в клинике ее содержали, то к ней домой врач ходил.

…Ну, что Димочка в нее влюбился, это ладно, с этим я бы справилась. Но она так к ним вошла, как будто шуруп вкрутили.

Тамарочка замуж вышла, а не я. Я столько сил на это положила, весь год приз зарабатывала, а она мой приз получила.

Вот это был облом… это был такой облом, что у меня даже на полгода месячные прекратились… Такой облом, что я сразу же решила – а я уеду в Америку. Буду жить в большом городе, в другом мире, они его только по книгам и кино знают, а я буду, буду!.. У меня будет муж-американец, дом, машина…

А знаешь, что с ним сейчас, с Димочкой? Бабулька-то права оказалась. Он не successful. Вообще ничего не достиг в жизни! Я специально все про него узнавала – про Тамарочку же у нас в городе знают, как она живет, и про него, значит, тоже все известно. Так вот – ужас! Вроде бы он чуть ли не водителем работает, за собой не следит, одевается странно, ходит зимой в стройотрядовской куртке. А ведь был из такой семьи, способный, да еще артист. Он в университетском театре играл Гамлета и все главные роли… И вот – вся его распрекрасная карьера оказалась ничем… Я мечтала, позвоню ему, пусть посмотрит, кто есть кто! А теперь думаю, может, я даже и не буду звонить, с кем равняться-то?.. Тоже мне, Герой романа. Как ты думаешь, позвонить ему?

– Не звони, – сказал Андрей. Он все смотрел на меня странно – внимательно, как будто ему важно, что я говорю, как будто я ему не чужая…

– Слышишь… а может быть, все-таки дело не в том, что я была провинциалка из Мухосранска? – спросила я. – Тамарочка ведь тоже из Мухосранска, с соседней улицы. Они меня не хотели, а Тамарочку почему-то захотели. Она была смуглая, кровь с молоком, крепенькая… без всякого понятия, как себя держать, все время смеялась, совсем провинциальная… Почему они меня не захотели, а ее захотели? Как ты думаешь?

– Неужели тебе все это так важно – теперь? – спросил Андрей.

Теперь – нет. Или да. Не знаю. А вообще-то у нас город был очень хороший, площадь с Лениным и универмагом, с Домом культуры. Шведская гора, на ней было сражение со шведами, с горы виден весь Волковыск, он такой зеленый, будто южный городок… люди все добрые, неспешные, все про всех все знают…

– Знаешь, что еще самое главное было в моем списке? Ни за что не говорить, что я пятый ребенок, никогда! У них у всех по одному ребенку в семье, ну, редко когда два, а я – пятая, ты только представь, какой позор?!

– Не представляю, – улыбнулся Андрей, и я прижалась к нему тесно-тесно.

– Мать моя была очень красивая – так говорили. Все мои братья были уже взрослые, когда их отец умер, и вдруг – я. Она забеременела от какого-то приезжего. Деда ей не дал делать аборт, сказал – ты роди, я ребенка заберу. Она и родила, а сама умерла, в родах прямо…

Ну, деда дал мне свое отчество, но это ладно. Но он еще и назвал меня в честь бабушки! Нет, ну ты скажи, почему меня должны звать Прасковья Никитична?! Тем более я свою бабушку даже никогда не видела…

Ну, я росла с дедом. Деда, он все сам себя винил, что велел ей рожать, что, если бы он не велел ей рожать, она бы не умерла… что это была с его стороны ошибка… То есть выходит, что я – ошибка. Вроде это решение было деда, но ответственность получалась не только на нем, но и на мне – я же родилась… Я и сама тоже иногда думала – я ошибка. Я деду спросила – я ошибка, да?..

Ну, и деда после этого все время приговаривал – вот видишь, как правильно мы поступили, что не сделали аборт, ты у меня такая умница, а могли бы аборт сделать… Но я-то знаю – это он так говорил, потому что все же сомневался, что правильно сделал.

Ну, а я ведь нашла его, этого приезжего, который мой отец… у деды отрыла открытку с его адресом – Ленинград, Московский проспект, дом 135, квартира… Я ему написала письмо, послала свою фотографию, и он мне очень быстро ответил. Написал: «Ты очень красивая девочка, но это какая-то ошибка».

Получалось, мне нужно было всем доказать, что я – не ошибка. Ну, я и старалась знаешь как! Чтобы быть лучше всех. Я училась в седьмой школе, самой большой в городе, на две тысячи человек. Я лучше всех училась, на всех олимпиадах побеждала, и общественной работой занималась, и в спорте тоже, и мальчишки все в меня влюблялись… Я не только в нашей школе, я во всем городе была самая лучшая!

Я всего добивалась, чего хотела. Машину научилась водить! Автодело было у мальчишек, а у девчонок кулинария, но я добилась через РОНО, чтобы мне разрешили. В школе добилась, чтобы в столовке не воровали. Придумала – не доесть макароны и химическим карандашом подписать недоеденные макаронины изнутри. А на следующий день нашла две подписанные макаронины у себя в тарелке. Скандал был, комиссию вызывали. Потом уже боялись, лучше стали кормить. А то ведь я в основном в школе ела… А все ребята вечером еще дома ели, что мама сготовит… Отцов у нас у многих не было, но уж мать-то была у всех.

Ну, мне, конечно, не хватало женского воспитания, но у меня сябровка была, подружка, – и нормально. Она мне говорила: «Горбушку не ешь, а то у тебя будет грудь большая»… Я не ела. Видишь, какая у меня грудь маленькая? Мой размер 75 В.

Андрей серьезно кивнул, и мы засмеялись. Это было… ох, ну какое же это было потрясающее новое ощущение – вот так обо всем разговаривать. С любимым человеком. Совсем не так, как с Максом, он-то разговаривает и изучает меня, как стрекозу на булавке.

– А по воскресеньям деда звал меня, сажал на колени и говорил – давай мы с тобой помечтаем. Говорил – ты такая умница, будешь жить в большом городе, учиться в университете… Говорил – я в войну брал города, и ты возьмешь город… Вроде все так и вышло, но этот ваш Ленинград, он мне сразу показался чужой. Я ходила по улицам и как будто шепотом его спрашивала: «Слушай, чего ты от меня хочешь?» – а он мне отвечал: «А почему на ты?» Может, мне все-таки лучше было бы в Москву поехать? Как ты думаешь?.. Ты меня любишь?

– А твои братья? Они так и живут в Белоруссии? – спросил Андрей.

– А… да нет. Кто где. Макс думает, я деньги коплю на старость, а я младшему брату в Минске квартиру купила, а двум средним в Калининграде, а самый старший, он дома, в Волковыске остался, – так мы ему дедов дом перестроили, только уже ремонт нужен, я уже на новую крышу деньги дала… Я им всем деньги посылаю, подарки… Пусть радуются, что я родилась, что я не ошибка…


Ох, ну, наверное, я так сильно все это в себе взболтала, так наплакалась и навспоминалась, что со мной произошло это очень странное…