– У вас в России нет ни одного закона, который… which people don t break all the time… как это по-русски?.. Ни одного закона, который не нарушался бы каждую минуту: не курить в лифте, не бросать мусор, не рисовать в подъезде! – Это была первая фраза, которую произнесла Полина.
Я немного обиделась – есть, у нас есть законы, которые не нарушаются! Закон Архимеда, закон всемирного тяготения, закон бутерброда, который падает маслом вниз… по-моему, достаточно для одной нашей страны.
Существует несколько тем для светской болтовни – чем занимаешься последнее время, отлично выглядишь, где делал подтяжку и так далее, – но нам даже не пришлось искать тему для разговора. Как только мы сели за стол, наши новые родственники заговорили сами с собой – быстро-быстро поссорились насчет Америки. Из-за того, кто из них демократ, а кто консерватор.
Максим – демократ за социалистические ценности, а Полина – консерватор за капиталистические ценности. Они краснели, нервничали и возбужденно говорили друг другу «а ты, а Америка, а ты, а Америка!..».
– Твой Буш – дурак! – сказал Максим так, будто дернул Полину за косичку, и пояснил нам, довольно улыбаясь: – В Америке назвать Буша дураком – все равно что сказать человеку, что его мама некрасивая.
– А твои демократы – вруны! – покраснев, откликнулась Полина.
– А твои республиканцы – фашисты!.. – парировал Максим.
Они в таком темпе перебрасывались репликами, как будто этот спор был для них привычен. Наверное, у них на кухне вечерами бывает очень интересно – ведутся политические диспуты, ярко горит полемический огонь, происходит голосование и так далее.
А если бы у нас с Андреем была такая семья, мы бы сидели вечерами на кухне и тоже беседовали на политические темы:
– А твой Путин, он знаешь кто?! А «Единая Россия», – это знаешь что?!
– Да?! Вот ты как! Ах, тебе «Единая Россия» не нравится?! А СПС тебе, значит, нравится?! Может, тебе и «Яблоко» нравится?.. – и так далее… Было бы весело и полемично.
Максим считает, что Америка – тупая страна, а Полина – что самая лучшая. Алена сказала бы, что они не пара, потому что у супругов должны быть одинаковые политические взгляды. А мы с Андреем? Мы очень даже пара, потому что нам обоим наплевать на Америку.
– При опросе американцев выяснилось, что девяносто процентов из них принадлежит к какой-нибудь религии, а пятьдесят процентов серьезно верят в привидения, – сказал Максим, – и что же тут дальше обсуждать?
– Я тоже верю в привидения, в маленькие, но ужасно-ужасно опасные привидения из Вазастана, – примирительно сказала я, но Полина даже не улыбнулась. – Вы не любите Карлсона?
– Я не знаю, кто это, – пожала плечами Полина.
Не знает, кто это? Обязательно дам ей почитать, только не моего, детского, а нового, – у меня много Карлсонов. Я люблю покупать свои любимые книги в другой обложке, наверное, подсознательно надеюсь – а вдруг туда еще что-нибудь дописали?! Хотя я зря надеюсь, ведь все мои любимые писатели уже давно умерли и мне больше нечего от них ждать. Но я все равно покупаю иногда, не часто, не чаще раза в неделю. У меня есть… у меня очень много чего есть в другой обложке. Андрей говорит, я книжный маньяк, а может быть, я не маньяк, а коллекционер?..
– Посмотри на лица потомков Романовых – тех, что остались в Европе, и тех, что в Америке, – сказал Максим. – У европейцев нормальные царские лица, а те, кто в Америке, – это же дебилы, вырожденцы, как будто они впитали в себя всю американскую тупость!..
– А ты сам-то! – по-детски вспыхнула Полина. Вовсе она не замороженная, как мне показалось вначале, а очень даже страстная, вон как она любит Америку. – Тогда зачем ты там живешь? Если у нас одни кретины!
– Правильно, Полина, у вас одни кретины… В Америке три процента населения страдает синдромом беспокойных ног, это непроизвольное подергивание конечностями, – ласково ответил Максим, – а все остальные, кто не дрыгает ногами, страдают одержимостью здоровым питанием. Испытывают чувство вины при малейшем нарушении навязанных им правил питания, требующих времени и денег!.. И презирают тех, кто питается неправильно!.. Это содержание их духовной жизни. А содержание твоей духовной жизни, Полина, – органическая еда.
– Я… ты… я… это бе… белиберда… – задохнулась Полина, и Максим передразнил ее – «бе-бе-бе-е…». Отвернулся от Полины и объяснил:
– Полина ест только органическую еду, без удобрений и химикатов. Но в Америке она продается в специальных магазинах, а здесь органическую еду можно купить только у бабушек на улицах – у тех, что продают укроп и петрушку. Это точно органическая еда, потому что у них нет денег на удобрения. Так что придется Полине питаться одним укропом.
– Ну и пожалуйста, можешь оставаться тут и, пожалуйста, можешь есть жареную картошку, макароны… хоть сало, как медведь, – холодно отозвалась Полина, – а ты, ты… у тебя вообще клавиатурный тендинит!
– Это слишком частое пользование кнопками мобильного телефона, – объяснил Максим.
– Он же пишет стихи и записывает, – быстро сказала я, – то есть он, может быть, вероятно, пишет стихи… на самом деле, почему бы ему не писать стихи?..
– Как вы догадались, что я пишу стихи? – удивился Максим и благодарно посмотрел на меня: – Спасибо, хоть вы за меня заступились, а то бы я так и жил с диагнозом…
Во время обеда Полина рассказала, как она уехала в Америку – совсем девочка и совсем одна. Как убирала квартиры, пекла блины и давала себе обещание – добиться всего.
– А у вас здесь, наверное, были свои трудности?.. – сказала Полина. – Голод, путч?
Голод?.. Ну, что-то такое было… Мы с Аленой и Ольгой рассыпали сахар по пакетам – Алене килограмм, Ольге килограмм, мне килограмм… И муку мы делили, и гречку, и разные другие крупы. Но это разве голод? Это же было здорово, как будто мы и правда делимся друг с другом последней рубашкой… Один раз я нашла на антресолях пачку геркулеса 1968 года, мы ее тоже разделили, а у Алены нашлась банка сгущенки, которая от старости сама сварилась. Сгущенку мы не стали делить, а просто съели все вместе одной ложкой, Алена жульничала, чтобы Ольге больше досталось, – Ольга очень худенькая, а у нас с Аленой внутренние резервы организма.
А путч – это вообще было здорово, я никогда не видела на улицах столько красивых лиц, одухотворенных, настоящих лиц, как будто это настоящее восстание Спартака… Кстати, куда они потом подевались, эти лица?..
– Да, у нас тоже были трудности, – согласилась я, потому что у меня было странное ощущение, что я не должна Полине возражать, а должна все время соглашаться, а то она встанет дыбом, как Савва Игнатьич, когда он кому-то не доверяет, подозревает, находится настороже…
Когда мы пили кофе (все, кроме Полины, она попросила заварить пакетик травы, который принесла с собой), Полина рассказывала, что она юрист в большой процветающей компании. У нее зарплата. В Америке не принято говорить о зарплате, но она сказала – очень хорошая зарплата, и еще она недавно получила promotion – повышение.
Американская компания, в которой работает Полина, хочет купить завод, какой именно, я забыла. Или нет, не завод, а часть завода. Полина здесь, в Питере, – чтобы подготовить договор, или, как это правильно сказать… контракт, документы. В общем, вот это все.
У Полины – судьба. Вот у меня, например, нет судьбы. У меня ничего такого не было – одиночества, борьбы, завода, контракта, документов, зарплаты, promotion и др. Я просто родилась, училась, закончила, живу на Владимирском проспекте, дом 7. А у Полины – судьба.
Ну, а если серьезно, то – ура! Считается, что в нашем возрасте невозможно подружиться с новыми людьми, и это даже отчасти печально – неужели только Алена, неужели только Ольга, неужели только мои старые подруги и друзья – и это уже все?! И навсегда?
Оказалось, нет, можно подружиться с новыми людьми!.. Мы с Полиной подружились.
Полина – коренная ленинградка. Родилась в Питере, но теперь у нее здесь никого нет. И у нее даже не осталось ни одной фотографии, все фотографии сгорели.
А если бы у меня сгорели фотографии?! Особенно та, где мне пять лет, я в шубе с шарфом, и другая, где я с телефонной трубкой, и все школьные – наш класс с пионерскими галстуками, и университетские фотографии, где мы на картошке… и моя детская фотография в красном пластмассовом шарике на море, и шарик бы сгорел, оплавился… ох. Ужас.
– Но как же это, сгорели?..
– Сгорели при пожаре, – объяснила Полина.
Оказалось, что у Полины здесь никого нет, кроме меня. Полина попросила меня ввести ее в курс дела – театры, клубы, рестораны, стоматолог, портниха и др. Тем более они с Максимом живут в двух шагах от нас. Им сняли квартиру на Верейской, у Техноложки.
Чем я могу ей помочь? Портнихи у меня нет, я ненавижу шить, куда лучше прибежать в магазин, быстро купить, а потом сдать обратно…
В клубы Андрей не ходит, так что клубов у меня тоже нет, а вот театры у меня есть, и рестораны тоже есть. Только на одной улице Рубинштейна по соседству с нами у меня есть двадцать семь ресторанов – я считала. И это еще не включая кафе «Кофесол», там всегда сидят актеры из соседних театров и можно выпить капуччино, считая, что принадлежишь к театральной среде. Из стоматологов у меня только Мура – интересно, у Полины есть для нее лишний здоровый зуб?..
Муре Полина не понравилась. Мура вела себя неприлично, корчила рожи, стянула с Полининой тарелки кусок мяса и отдала под столом Льву Евгеньичу. Один кусок Лев Евгеньич сам стянул, другой Мура. Нашептала мне на ухо, что Полина похожа на сторожевую собаку, которая охраняет саму себя.
Самое лучшее в чужих родственниках – это то, что, когда остаешься без них, вдвоем, сразу же чувствуешь какую-то особенную близость.
– Правда, она необыкновенная? Да? – спросила я.
– Да, – кивнул Андрей, – да. Кто?
– Как кто? – удивилась я. – Полина. Как тебе Полина?.. Эй, очнись!.. Полина тебе как?
– Она очень красивая, – очнувшись, сказал Андрей, – но очень хищная… хочет избавиться от всех конкурентов, мелких и крупных. Крупных она просто перекусывает.
– Думаешь?.. Да, наверное, – согласилась я, хотя мне кажется, что Андрей не очень хорошо разбирается в людях, я лучше разбираюсь как психолог, – но… она что, красивей меня?
Это неумно и унизительно так спрашивать. Тем более людей, красивей меня, становится все больше и больше – к тем, кто и прежде были красивей меня, постоянно прибавляются новые, только что окончившие школу… и как тогда жить? Вообще можно с ума сойти.
Нужно вести себя умно и гордо – небрежно признавать красоту других женщин, поскольку чужая красота ничуть не умаляет нашу ценность для партнера, человек любит другого человека не только за красоту, отнюдь не за красоту, а за другие оригинальные качества и так далее…
– Она красивей меня? – напряженным голосом переспросила я.
– Вы с ней очень разные, – улыбнулся Андрей и задумчиво прибавил: – Она такая плотная, мощная, так и пышет здоровьем…
– Она высокая и худая, – вразумляюще сказала я, – по-моему, даже слишком худая.
– Да. У нее спина прогибается и живота нет… Но это сейчас она похудела, потому что осень, – сказал Андрей, – осенью основной ее корм – это белая морская селедка. И насекомые. Часто единственное, что она сейчас ест, – это насекомые.
– Откуда ты знаешь? – удивилась я. – Хотя… селедка и насекомые – это все органическая еда… Так ты думаешь, что она ест насекомых?! Полина?!..
– Полина?.. Какая Полина?.. Семга. Знаешь, как это – поймать семгу? А хариуса? Это настоящая борьба, и…
– О господи, ну я же не о семге и не о хариусе, а о наших гостях. Мне было с ними… с ней интересно… А тебе?
– Незваный гость хуже хариуса, – меланхолически отозвался Андрей.
– Ничего подобного, незваный гость лучше хариуса, – горячо возразила я, – Полина очень красивая и умная.
– Хорошо. Полина лучше хариуса, – согласился Андрей и, подумав, добавил: – Но ненамного лучше семги.
Да, именно так – самое лучшее в чужих родственниках – это то, что, когда остаешься без них, вдвоем, чувствуешь особенную близость.
Но особенная близость вовсе не подразумевает, что нужно говорить друг другу все. Все, что думаешь. Все, что знаешь. В семейной жизни, особенно в семейной жизни, наоборот, нельзя говорить о чем-то, обнажать какие-то вещи, что-то непременно надо держать при себе. Есть в близости людей заветная черта, ее не перейти влюбленности и страсти, пусть в жгучей тишине сливаются уста, а сердце рвется от любви на части… Чрезмерная откровенность делает людей, живущих в браке, неинтересными друг другу. У каждого должны быть свои тайны, секреты, особенно некоторые вещи обязательно должны оставаться недосказанными; я, к примеру, вчера купила еще одно издание «Ребекки» в другой обложке, седьмое по счету в моем книжном шкафу, и это должно остаться недосказанным…
Ну и, конечно, секреты по работе. Если жена – разведчик, а муж – простой гражданин, то она довольно много оставляет недосказанным. Или, наоборот, у мужа секретность, как было в советское время, и тогда он оставляет недосказанными свои личные тайны оборонной промышленности.
"Хорошее настроение (сборник)" отзывы
Отзывы читателей о книге "Хорошее настроение (сборник)". Читайте комментарии и мнения людей о произведении.
Понравилась книга? Поделитесь впечатлениями - оставьте Ваш отзыв и расскажите о книге "Хорошее настроение (сборник)" друзьям в соцсетях.