Кьюп указал на вторую дверь в комнате брата и подмигнул.

— Советую тебе улизнуть по задней лестнице. На парадной очень скрипучие ступеньки.

Аполлон довольно осклабился.

— Софи поступила предусмотрительно, поселив меня в комнате с задней дверью, верно, Кьюп?

— Еще бы! — сказал Кьюп.

32

На следующее утро, позавтракав, Аполлон, войдя в роль хозяина, приказал оседлать лошадь, намереваясь совершить в сопровождении Кьюпа объезд своих владений. Он уже собирался выйти, когда перед ним появился Драмжер с понурым лицом. Аполлон видел, что парень делает над собой усилие, чтобы скрыть бешенство, но без особого успеха. Он определенно переступал границу рабской покорности. Аполлон вспомнил жалобы Софи. К выражениям, в которых обратился к нему Драмжер, нельзя было придраться, однако его угрюмый вид свидетельствовал об отсутствии трепета перед новым хозяином.

— Масса Аполлон, сэр, позвольте с вами поговорить.

— Разумеется, Драмжер. Ты можешь обращаться ко мне, когда пожелаешь, испросив предварительно дозволения. Будем говорить прямо сейчас? — Жестом приказав Кьюпу повременить и не подводить лошадь, он уселся в кресло-качалку. Повинуясь указующему персту, Драмжер вытянулся перед ним. — Ну, Драмжер, выкладывай, что у тебя на уме.

Получив разрешение высказаться, Драмжер не сразу сумел выразить свои мысли словами. Он долго водил носком ноги по полу, сжимал и разжимал кулаки, оглядывался, чтобы убедиться, что их не подслушает Кьюп. Наконец, набравшись храбрости, он начал:

— Я насчет Кэнди…

— Так ко мне обращаться не годится, — оборвал его Аполлон. Его резкость не произвела, впрочем, никакого впечатления на Драмжера. — На первый раз я тебя прощаю, потому что совсем недавно стал твоим хозяином. Но если ты проявишь неуважение и в следующий раз, то будешь наказан.

— Слушаюсь, сэр, масса Аполлон, сэр. — Драмжер допустил невежливость непреднамеренно: просто он поторопился и впопыхах переставил слова. — Я насчет Кэнди. Она — моя женщина, масса Аполлон, сэр! Она — моя женщина, а вчера к нам поднялся ваш бой Кьюп и сказал, что она больше не моя и что теперь она спит с ним. Вчера я ничего вам не сказал, масса Аполлон, сэр, потому что вы уже легли спать. Но Кэнди — моя женщина, масса Аполлон, сэр, а ваш бой…

Аполлон поднял руку, приказывая Драмжеру умолкнуть.

— Давай-ка разберемся, Драмжер. Вот ты говоришь, что Кьюп — мой бой. Это верно. Но ты забываешь о другом: ты — тоже мой бой.

— Я — бой миссис Софи, масса Аполлон, сэр. После смерти массы Хаммонда я стал боем миссис Софи.

— А после моей вчерашней женитьбы на миссис Софи ты превратился в моего боя. — Аполлон вскочил, глядя Драмжеру в глаза. — Заруби себе на носу, Драмжер: ты теперь служишь не миссис Софи, а мне. Чем скорее это дойдет до твоей тупой башки, тем лучше! Отныне ты подчиняешься мне, нравится это тебе или нет.

Драмжер выдержал его взгляд.

— Масса Хаммонд купил для меня Кэнди задолго до вашего приезда. Масса Хаммонд сказал, что она — моя женщина. Масса Хаммонд никогда не отнимал ее у меня. Кэнди была моей женщиной, моей и останется.

— Теперь она стала женщиной Кьюпа. На этом наш спор прекращается, Драмжер.

— Вы не имеете права, масса Аполлон, сэр! Ее отдал мне сам масса Хаммонд! Вы здесь не хозяин. Миссис Софи сама скажет мне, как быть.

Аполлон размахнулся. Резкий звук, с которым он отвесил пощечину Драмжеру, удивил его самого. Драмжер сжал кулаки и замахнулся в ответ.

— Если ты меня ударишь, Драмжер, то тебе конец. — Аполлон понимал, что впервые подвергается проверке его авторитет, и не желал, чтобы такие проверки повторялись. — За одну мысль ударить своего хозяина тебе положено наказание.

— Вам меня не отхлестать! Вы здесь не хозяин!

Драмжер сбежал со ступенек и помчался по аллее, то и дело оглядываясь через плечо. Он не имел ни малейшего представления, куда бежать и что предпринять. Одно он знал твердо: бить себя он не даст.

Аполлон спрыгнул с крыльца и вскочил в седло.

— Вперед, Кьюп, давай-ка поймаем его. Этого ниггера надо проучить!

Убежать от лошадей Драмжер не смог. Всадники настигли его и взяли в клещи, но он не сбавил скорость. Аполлон подал Кьюпу знак, и они сжали его лошадиными крупами, после чего дружно ухватили за шиворот и приподняли над землей.

— Захотелось пробежаться? — Аполлон пришпорил лошадь, не ослабляя хватки. — Ну, так беги, черт бы тебя побрал! Давай научим этого мерзавца бегать, Кьюп.

Удерживая Драмжера в воздухе, они пустили лошадей галопом. Ноги Драмжера едва касались земли, но ему приходилось отчаянно перебирать ими, чтобы его не поволокли по камням. Он уже задыхался.

— Остановитесь, масса Аполлон, остановитесь! Я больше не могу!

— Можешь, можешь, Драмжер! Раз любишь бегать, то должен распробовать, с чем это едят.

У ворот они выпустили жертву. Драмжер мешком свалился наземь. Всадники проехали немного вперед на разогнавшихся лошадях, потом развернулись и возвратились к Драмжеру. Тот так и не поднял головы.

— Вот пробежишься назад — и отучишься бегать. — Аполлон свесился и огрел его плеткой. — Вставай, парень, ты же любишь бегать! Давай пробежимся еще разок. Живо на ноги!

Но Драмжер не пошевелился. Он совершенно выдохся. Аполлон огрел его сильнее.

— Ты что, оглох? Вставай, тебе говорят!

Драмжер с трудом поднялся, уцепившись за стремя Кьюпа, и повис на нем, ловя ртом воздух. Всадники опять подхватили его за плечи и пришпорили лошадей, но на этот раз Драмжер не пытался перебирать ногами, а позволил им волочить его по земле. Туфли свалились у него с ног и остались лежать на аллее. Беднягу проволокли вокруг дома и бросили на задах.

Из конюшни как раз выезжал на утренний осмотр Брут. В дверях конюшни стояли Большой Ренди и Занзибар.

— Прежде чем ты уедешь, Брут, я задам тебе работенку. Выпори-ка вот этого негодника.

— Драмжера, масса Аполлон, сэр? — Брут не верил собственным глазам.

— Его самого. Он хотел меня ударить.

Брут спешился и подошел к Драмжеру. С его лица не сходило недоверчивое выражение. Фигура, беспомощно барахтающаяся в пыли, не имела ничего общего с прежним молодцом Драмжером, гордостью Фалконхерста. Теперь это был просто испуганный до смерти мальчишка; впрочем, страх, который он испытывал, не шел ни в какое сравнение с наполнившей его сердце горечью. Этот рослый, уверенный в себе человек, отменно держащийся в седле, был его новым хозяином, но у него не было ни малейшего шанса выдержать сравнение с Хаммондом Максвеллом. Массу Хаммонда Драмжер обожал, нового же хозяина люто ненавидел.

— Где вы тут стегаете рабов, Брут? И кто этим занимается? — спросил Аполлон, постукивая себя плеткой по сапогу.

— В другом сарае, масса Аполлон, сэр. Это работа Олли. Только у нас вместо бича наказывают палкой, вернее, кнутом.

— Ну, так тащите его туда и пошлите за Олли. Всыпьте ему пятьдесят ударов. — Аполлон спрыгнул на землю и направился к задней двери в дом.

— Пятьдесят — это верная смерть, масса Аполлон, сэр. — Брут знал, какая тяжелая у Олли рука.

— Ну и пусть сдохнет!

Аполлон стал дубасить в дверь. В кухне не оказалось никого, кроме Маргариты с заячьей губой, которая в ужасе отшатнулась от него. Он взбежал по лестнице и нашарил в ящике шкафа револьвер. Внутренний голос подсказывал ему, что лучше, вооружиться. Черномазые, не привыкшие к его власти, вполне могли взбунтоваться.

Снова оказавшись в седле, с заряженным револьвером в кармане, он почувствовал себя в безопасности и возглавил неторопливую процессию, участники которой то волокли Драмжера по земле, то несли его на руках. Недовольное выражение на их лицах подсказывало Аполлону, что они негодуют на него и не хотят, чтобы Драмжер был наказан. Однако его собственное будущее в качестве хозяина Фалконхерста, даже временного, зависели от того, насколько тверд он будет сейчас. Если не считать власти над Кьюпом, который всегда по-братски охотно подчинялся ему, Аполлон не имел опыта управления рабами и знал лишь, что для этого требуются тяжелая рука и строжайшая дисциплина. Где ему было понять, что фалконхерстские рабы, вкусившие расхлябанности, уже распробовали свободу.

Они пересекли мост и, поднявшись на противоположный берег, двинулись к старому сараю. Там Брут указал на веревки и блоки, с помощью которых подвешивали провинившегося. По мановению плети Аполлона с Драмжера сдернули одежду, обвязали ноги веревками, но оставили стоять. Аполлон заколебался: его глазам предстало подлинное физическое совершенство, портить которое было преступлением. Однако он быстро опомнился: милосердие неминуемо будет воспринято как слабость. Путь к отступлению был отрезан.

— Почему не вздергиваете? — крикнул он. — Чего ждете?

— Олли, — ответил Брут, пытавшийся выиграть время. — Это его работа. За ним послали, но он еще не пришел. Зачем вздергивать, если Олли еще нет?

— Ждать тоже незачем! — отрезал Аполлон. — Вздерните его, пускай повисит. Куда запропастился ваш Олли?

Ответом на его вопрос было появление Олли, бегом преодолевшего расстояние между хижиной Жемчужины и старым сараем.

— Чего ты ждешь, Брут? Наказывать? А кого? — Его широкая улыбка свидетельствовала, что предстоящее событие его весьма радует.

Брут указал на фигуру, висящую в дверном проеме. Драмжера успели поднять, и теперь он болтался с широко разведенными ногами и безвольно свисающими руками, едва не достающими пола. Он тихонько раскачивался и пытался приподнять голову. Он висел спиной к свету, и Олли сперва не узнал его.

— Это кто? — Он прищурился. — Здоровенный, как Драмжер. Неужто Драмжер и есть?

— Он самый, — отозвался Брут.

— За что ж его бить? — Олли подошел к брату и опустился на колени, чтобы заглянуть ему в лицо. — Драмжер ни разу не сделал ничего дурного. За что ты его наказываешь, Брут?

— Это не я. Его приказал наказать масса Аполлон. Говорит, что Драмжер сначала хотел его ударить, а потом попробовал убежать.

Олли покачал тяжелой головой, как будто собираясь с мыслями. Медленно, словно ему было нелегко посылать импульсы к конечностям, приводя их в движение, он побрел в угол, где висел затвердевший кнут, обшитый бычьей кожей, снял его с гвоздя и рубанул воздух. Потом, все еще колеблясь, что делать дальше, он провел ладонями по телу Драмжера с нежностью, которой трудно было ожидать от такого детины. Нерешительность его длилась недолго: он двинулся к Аполлону, восседавшему на лошади.

— Не стану я его бить. Он мой брат. Я не стану бить Драмжера.

— Станешь! Раз я приказываю, тебе придется подчиниться.

— Не буду его бить. — Олли бросил кнут себе под ноги и медленно повернулся, чтобы зашагать прочь.

— Олли! — крикнул Аполлон фальцетом. Детина остановился и повернулся к хозяину. Его ничего не понимающий взгляд наблюдал за Аполлоном, который, вытащив из кармана маленький револьвер, уже целился в него.

— Подбери кнут и начинай.

Олли медленно покачал головой и повторил:

— Не стану я бить Драмжера.

— Тогда тебе крышка.

Крохотная железка в хозяйской руке не могла напугать Олли. Он имел самое смутное представление о том, что это за штука, а ее смехотворный размер казался несоразмерным с его гигантской фигурой.

— Не стану бить, — пробубнил он, как заведенный.

В гробовой тишине выстрел маленького револьвера прогремел, как взрыв. Сначала никто не понял, что произошло, потом на рубахе Олли, на левом плече, стало расплываться красное пятно. Олли все так же стоял столбом и пялился на Аполлона, словно пытаясь нащупать связь между болью и странным звуком. Пятно, сначала едва заметное, расплылось на глазах, кровь пропитала всю рубашку, и Олли рухнул лицом в пыль, как башня, у которой подорвали фундамент.

Аполлон спрыгнул с лошади, подбежал к неуклюжей фигуре на земле и попытался перевернуть Олли носком сапога. Из этого ничего не вышло: Олли был слишком тяжел. Аполлон подозвал Брута и Занзибара. Вместе они перевернули Олли на спину. Глаза его остались открыты, но грудь не вздымалась, дыхания не было слышно. От переворачивания тела из раны брызнул фонтанчик крови. Олли был мертв.

Аполлон обвел глазами враждебные лица и испугался угрожающих жестов рабов. В револьвере помещалась всего одна пуля, запасных патронов Аполлон с собой не захватил. Теперь все зависело от того, многие ли знают о том, что у него за револьвер, и испугаются ли остальные вида незаряженного оружия. Обнадеживающим признаком было то, что никто не сдвинулся с места.

Из-за спины раздался крик. Аполлон обернулся и увидел бегущую по пыльной улице Жемчужину. Ропщущие рабы расступились, пропуская ее к телу Олли. Она рухнула на землю и приподняла бездыханного сына за плечи.