— Кажется, придумал, Кьюп! Есть идея! Не знаю, сработает ли она, но пока нам сопутствовала удача. Может быть, нам и на этот раз улыбнется счастье. Слушай! Только подойди поближе, иначе не расслышишь моего шепота.

Кьюп опустился рядом с ним на колени.

— Завтра утром Софи поедет кататься с Занзибаром. Она еще сама об этом не знает, но я все знаю заранее.

— Откуда?

— Потому что я знаю Софи. Сегодня вечером я ее разочаровал, и она будет переживать это всю ночь. Утром ей сгодится и Занзибар, раз не удалось затащить в постель меня. Она с радостью уедет, особенно если я сам предложу ей так поступить. Теперь внимание. Как только они с Занзибаром отъедут, я бегу к тебе. Ты уже ждешь меня с оседланной лошадью. Понял?

— Что тут не понять? Дело-то простое!

— Увидишь меня — вели Большому Ренди запрягать моих коней в большой фургон с рессорами и жди у конюшни. — Он вытащил из шкафа два саквояжа. — Сюда мы пересыплем золото.

— Как быть с твоей одеждой, Аполлон?

— К черту одежду! Ради этого, — он указал на деньги, — ею можно пожертвовать. Поставь саквояжи в фургон и жди меня уже на козлах. Как только я вернусь, мы выезжаем. К моему возвращению все должно быть готово.

— А как насчет Кэнди?

Аполлон немного поразмыслил. Присутствие девчонки создаст сложности, но Кьюп был прав, говоря, что она может оказаться полезной. Аполлон знал, что между ним и Кьюпом не возникнет ревности: они поделят ее по-братски.

— Думаешь, она поедет добровольно? Я не собираюсь увозить ее насильно. Только женского визгу нам недоставало!

— Она мечтает о бегстве с тех пор, как оказалась здесь. Она говорит, что я нравлюсь ей больше, чем Драмжер. Ей надоели и Фалконхерст, и он.

— Тогда передай ей, что мы берем ее с собой. Пускай сядет в фургон вместе с тобой. В доме скажи, что таков приказ Софи.

— А что ты собираешься делать, пока я буду тебя дожидаться?

— Все в руках Божьих, но если дела пойдут так, как я наметил, то мы уже завтра покинем это место, а Софи не только не поедет с нами, но даже не пошлет за нами погоню. Она будет только рада нашему отъезду. Ну-ка… — Он встал и, порывшись в ящике, нашел маленький револьвер. — Заряди-ка мне вот это. Завтра он мне пригодится.

Кьюп никогда прежде не заряжал револьверов, но видел, как этим занимается Аполлон. Пока Аполлон пересыпал золотые монеты из ржавых чайников в саквояжи, Кьюп заряжал оружие, прислушиваясь к шепоту Аполлона, считавшего монеты. Покончив с половиной клада, он с трудом приподнял саквояж. Ручка натянулась, но выдержала. Кьюп подал Аполлону заряженный револьвер, который тот сунул в карман.

— Запомнил, что тебе делать завтра?

Кьюп повторил поручения. Аполлон довольно кивнул и выпустил его в заднюю дверь. Прежде чем исчезнуть, Кьюп нерешительно спросил:

— Спасибо тебе за Кэнди. Она тебе понравится. Слушай, а почему бы тебе не заглянуть ко мне? Ты найдешь там Кэнди, вот и познакомитесь. Ведь никогда не знаешь, годится ли одежка, пока не примеришь ее на себя.

Теперь заколебался Аполлон.

— Даже не знаю, Кьюп… А впрочем, почему бы и нет? Мне все равно не уснуть. Слишком много всякой всячины в голове.

Они вместе спустились на цыпочках по задней лестнице, прошли через кухню и поднялись по узкой лесенке на чердак. В конце коридора было окошко, в которое проникал тусклый свет снаружи. Кьюп указал на закрытую дверь.

— Тут дрыхнет Драмжер, — прошептал он.

Они дошли до следующей двери, Кьюп осторожно ее приоткрыл, а потом так же осторожно затворил изнутри. Здесь было жарче, чем в господских спальнях, несмотря на распахнутое окошко, и резко пахло мускусом и потом. С кровати поднялась темная фигура.

— Кто здесь? — спросила Кэнди, различив два мужских силуэта.

— Я. Молчи! — Кьюп подошел к ней и облапил.

— А кто это с тобой?

— Мой хозяин. Сегодня с тобой будет спать он. Тебе с ним понравится. Он даже лучше меня.

— Мне он давно нравится. Я рада, что он пришел ко мне. А куда пойдешь ты, Кьюп?

— Никуда не пойду. Я останусь здесь.

— Вы ему позволите, масса Аполлон?

Аполлон усмехнулся.

— Я здесь по приглашению Кьюпа, Кэнди. Отныне нам предстоит всегда быть втроем. Надо привыкать.

— Вам виднее, масса Аполлон, сэр, только двое — компания, трое — уже толпа.

— Со мной и Аполлоном — это даже не толпа, крошка Кэнди, — хвастливо заявил Кьюп, — а целая армия.

Она успела убедиться чуть позже, что если Кьюп и преувеличил, то лишь самую малость.

35

Аполлон дрожащими пальцами поставил чашку на блюдце. Ночь вылилась в настоящую оргию, и сейчас, глядя через стол на Софи, он сожалел, что польстился на приглашение Кьюпа. Наступил решающий день, и он предпочел бы встретить его со светлой головой. Успех всех его планов зависел от того, как все обернется в течение ближайших часов. Софи обратила внимание на его нервозность и на то, что он едва прикоснулся к завтраку. В некотором смысле это ей даже понравилось, так как доказывало, что накануне он действительно чувствовал недомогание. Убедившись, что его бессилие вызвано чисто телесными причинами, она успокоилась и превратилась в воплощение заботливости. Видя, что она пребывает в добром расположении, он решил этим воспользоваться.

— Боюсь, дорогая, что мне и сегодня придется вернуться в постель. Вчерашняя суета плохо на меня подействовала. — Он поднял на нее глаза и слабо улыбнулся. — Сначала то, что было под соснами, потом поездка в Бенсон, раскопки… Одним словом, я не выспался и, с твоего разрешения, сейчас поднимусь наверх.

Она всполошилась. Он — ее бесценное сокровище, его здоровье для нее важнее всего остального. Она пойдет с ним и просидит рядом с ним все утро; она станет обмахивать его веером, велит Лукреции Борджиа приготовить ему заварного крема, она на все готова…

Но он отрицательно покачал головой.

— Дорогая моя Софи, ты слишком добра ко мне. Мне больше всего необходим покой, а тебе совершенно ни к чему сидеть рядом со мной в потемках и губить утро. Взгляни, какая чудесная погода! Я посплю, а ты лучше прогуляйся. Соверши свою обычную конную прогулку.

— Не могу же я оставить тебя одного, Аполлон!

— В одиночестве я лучше отдохну. И не будем больше спорить. — Он посмотрел на Драмжера, стоявшего у Софи за спиной. — Ступай в конюшню и скажи Занзибару, чтобы седлал лошадь миссис Софи и свою. Пускай подведет их к парадной двери. — Выпроводив Драмжера, он встал и подошел к Софи. — Я поднимусь с тобой и подожду, пока ты переоденешься, а потом посплю. Договорились?

— Ты так добр ко мне, Аполлон, так обо мне заботишься! А о себе забываешь. Что ж, поеду, раз ты так просишь.

Он побыл в ее комнате, пока она переодевалась для верховой езды. Выждав несколько минут после ее отъезда, он поспешно оделся сам, сунул в карман револьвер, сбежал по лестнице, выскочил из дома через кухню и достиг конюшни. Кьюп ждал его с оседланным конем. Большой Ренди возился в противоположном конце конюшни, и Аполлон повысил голос, чтобы его было слышно и там.

— Когда миссис Софи вернется с прогулки, мы с ней отправимся в Бенсон. Запрягай фургон, Кьюп. Скажи служанке миссис Софи, Кэнди, что она поедет с нами.

— Слушаюсь, сэр, масса Аполлон, сэр. — Кьюп с ухмылкой подошел к всаднику, поправил пряжку на уздечке и шепнул Аполлону: — Я так и думал, что ты захочешь захватить Кэнди. Разве она не лучше, чем Жемчужина? Скажи, разве не лучше?

— Лучше, лучше, Кьюп. На этот раз я с тобой согласен. Не забудь про саквояжи. Вы с Кэнди должны быть готовы сматываться в ту же минуту, когда я вернусь.

Вместо ответа Кьюп подмигнул и отошел к воротам. Аполлон поскакал той же дорогой, что и Софи с Занзибаром за несколько минут до этого. Догадавшись, куда они едут, он пустился за ними следом и скоро увидел впереди столб пыли. Тогда он поехал шагом, держась ближе к деревьям, вдоль которых вилась тропа, а потом вообще устремился через рощу, наискось, нацелившись на сосны у реки. Потом он привязал коня к елке и остальной путь проделал пешком. Под соснами он увидел двух коней с пустыми седлами и лег на землю. Используя в качестве заслона кусты, он подполз как можно ближе к знакомому местечку, усыпанному опавшими иголками.

Как он и предполагал, парочка сидела там же, где расположились они с Софи накануне. Однако зрелище, открывшееся его взору, застало его врасплох. Соединение черной и белой плоти всегда вызывало у него брезгливость, пока он не оказался в Фалконхерсте. Здесь он сначала не устоял перед Жемчужиной, а вчера и вовсе принял участие в оргии совместно с Кьюпом и Кэнди, но в свое оправдание мысленно приводил тот довод, что, будучи белым мужчиной, имеет право сожительствовать с цветными женщинами. Однако мысль о том, что белая женщина способна сознательно использовать для совокупления черного мужчину, тем более такого урода, как Занзибар, была ему отвратительна. Еще большее отвращение вызвало у него то явное наслаждение, с которым Софи пыталась привести партнера в необходимое для совокупления состояние. Партнер совершенно не реагировал на ее усилия, пока она не отвесила ему звонкую оплеуху.

— Эй, Зан, что это ты сегодня такой дохлый? Того и гляди помрешь, — донесся до Аполлона ее голос.

— Ничего не поделаешь, миссис Софи, мэм. Вы правильно сказали — что-то я сегодня дохлый.

— Немедленно оживай! Не то продам тебя первому попавшемуся работорговцу. Небось лазил к девкам в Новом поселке, потому такой полумертвый?

— Я стараюсь, миссис Софи, мэм. Честное слово, стараюсь!

— Так-то лучше, — молвила Софи, видя, что ее усилия не проходят даром.

Аполлон наблюдал за происходящим со все большим омерзением. Белая женщина, хозяйка огромного Фалконхерста, у него на глазах унижалась до того, что домогалась черного самца, который вовсе ее не хотел! Страшно себе представить, что произошло бы, если бы он действительно любил особу, которую застал за подобным занятием. Он уничтожил бы ее вместе с ее чернокожим любовником одной пулей, и на всем Юге не нашлось бы судьи или присяжных, посмевших бы вынести ему обвинительный приговор! Глядя на эту отвратительную сцену, он проникался уверенностью, что никогда больше не сможет притронуться к Софи. Воспоминаний о том, как ее тело извивалось в объятиях негра, будет более чем достаточно, чтобы он не сумел изобразить впредь даже подобие страсти. Он был рад тому, что наблюдал, так как это отвечало его планам, и при этом благодарил Создателя за то, что истекал последний день его присутствия в Фалконхерсте в роли участника этого постыдного фарса.

Впрочем, низменная сцена не могла не заворожить его. Он доглядел представление до самого конца, и только потом, когда Занзибар потянулся за грязной тряпкой — своими штанами, а Софи занялась пуговицами на корсаже, соизволил подняться, обнаружив свое присутствие немилосердным треском сучьев. Совершенно голый Занзибар, черный, как смола, уставился на него полными ужаса глазами, ибо сразу смекнул, что револьвер в руке Аполлона грозит ему смертью. Софи впала в страшное замешательство и не знала, на кого смотреть. Потом она тоже заметила револьвер и крикнула:

— Убей его, Аполлон, убей! Он надругался надо мной. Он принудил меня к этому! О Аполлон, как я рада, что ты здесь! Защити меня от насильника, Аполлон! — Она неуверенно шагнула в его сторону, поддерживая юбку.

— Не двигайся, Занзибар! — предупредил негра Аполлон. — И ты, Софи, стой там, где стоишь. Я пристрелю этого парня, Софи, но учти, он ни в чем не виноват. Не он насиловал тебя, а ты его, причем не в первый раз. Я ухожу от тебя, Софи. Ни один уважающий себя мужчина не останется с женщиной, которую застал за таким делом.

— Не убивайте меня, масса Аполлон, сэр! — Физиономия Занзибара стала пепельной. — Я не хотел! Меня заставила миссис Софи! И всегда заставляла. Я никогда не хотел.

— Знаю, Занзибар. Я наблюдал все, что происходило здесь этим утром, но тебе все равно не уйти живым. Мне следовало бы прикончить жену, но этого я сделать не могу, поэтому вместо нее я стреляю в тебя.

Он навел револьвер на Занзибара, метя в его просторную черную грудь, вздымающуюся, как кузнечные мехи. Он с радостью пощадил бы невиновного, однако, не спустив курок, не смог бы должным образом проявить свое отвращение к Софи и оправдать свой отъезд.

— Убей его, Аполлон! — кричала Софи, подбираясь к нему. — Да, сегодня он меня не насиловал, зато раньше насиловал, и еще как! Убей его! Клянусь, больше этого не повторится, ни с кем! Ни с кем, кроме тебя!

Аполлон избегал смотреть на нее. Дрожащий чернокожий вызывал у него только жалость. Преодолевая сострадание, он нажал на курок, но вместо ожидаемого выстрела раздался всего лишь металлический щелчок. Он уставился на давшее осечку оружие. Заряжая револьвер, Кьюп забыл про капсюль!