Занзибар, прекрасно разбиравшийся в огнестрельном оружии, понял, что благодаря счастливой случайности ему дарована жизнь. Но ненадолго: стоит ему возвратиться в Большой дом, как его запорют до смерти или пристрелят. Пригнувшись, он метнулся к коням. Софи, почуяв, видимо, что он задумал, взвизгнула, не остановив этим Занзибара, но насторожив Аполлона. Однако Занзибар был стремителен. Он подскочил к своей лошади и выхватил из чехла длинноствольное ружье, с помощью которого он исправно снабжал Фалконхерст дичью и которое всегда прихватывал с собой, надеясь подстрелить по дороге кролика.

Ружье выстрелило, прежде чем Аполлон успел осознать опасность. Визг Софи донесся до его слуха одновременно с выстрелом. Пуля поразила его в голову. Ему показалось, что его огрели дубинкой — это было последнее, что он почувствовал. Его колени подогнулись, и он рухнул на землю, ломая кусты. Софи тщетно пыталась удержать в поле зрения и простертого Аполлона, и голого Занзибара, вскочившего на коня и молотившего его пятками. Уже мало что соображая, она подобрала штаны Занзибара и бросилась к безжизненному телу Аполлона, чтобы стереть этой пропитанной потом тряпкой кровь с его головы. Она увидела аккуратную дырочку в черепе. Ее стоны больше напоминали звериный вой, ибо в горе она забыла человеческий язык. Она положила его голову себе на колени, отказываясь верить, что его больше нет в живых, и вытирала кровь, пока кровотечение не остановилось. Она вообразила, что вернула его к жизни, и от воодушевления вспомнила английский.

— Аполлон, Аполлон, я не хотела! Ведь я люблю тебя. О Аполлон, я одна во всем виновата. Это все дурная мамашина кровь. Она тоже любила негров. Отец убил ее, а теперь из-за меня едва не погиб ты. Ответь же мне, Аполлон! Скажи, что не оставишь меня…

Она все бормотала, уже зная, что обращается к мертвецу. Что бы она ни сделала, вернуть его к жизни было свыше ее сил. Его рот был приоткрыт, и она, увидев белоснежные зубы, припала губами к его губам. Он еще не успел остыть, и она не могла от него оторваться, остервенело гладя неподвижное тело. Она не знала, сколько времени рыдала и одаривала его посмертными ласками. Постепенно безумие горя утихло, и она сумела взглянуть на вещи более трезво. Оставить труп здесь она не могла: ведь вокруг уже начали виться мухи. Кто же станет их отгонять, если не она?..

Все еще плохо соображая, она дотащилась до своего коня и забралась в седло. Так и не приведя в порядок платье, даже не застегнув крючки на юбке, она огрела коня плетью, пустив его отчаянным галопом. У конюшни она увидела Драмжера, Кьюпа и Кэнди, которые были поглощены каким-то срочным делом и в спешке кричали друг на друга, но смысл их действий остался ей неведом. Конь Софи остановился у ворот конюшни, перегороженных запряженным фургоном. В чем бы ни заключалась причина ссоры рабов, при появлении хозяйки крик мигом стих. Состояние ее одежды и всклокоченные волосы не оставляли сомнений, что случилось нечто из ряда вон выходящее. Все трое ошеломленно наблюдали, как она сползает с коня.

— Что случилось, миссис Софи? — спросил опомнившийся раньше других Драмжер, подбегая к хозяйке, чтобы не дать ей упасть.

— Аполлон мертв, — прохрипела она. — Занзибар убил его. Тело там, у реки.

Дело было сделано. Она упала на руки Драмжера и лишилась чувств. Он поволок ее к дому, выкликая Лукрецию Борджиа. Та вывалилась из двери и подхватила Софи.

— Что за беда, Драмжер?

— Не знаю. Миссис Софи сказала, что Занзибар убил массу Аполлона. Он лежит у реки мертвый. Мы с Брутом едем туда.

— Нет, дождитесь меня. Я сейчас, только внесу миссис Софи в дом.

Лукреция Борджиа и Драмжер унесли Софи. Драмжер бегом возвратился в конюшню, где застал Кьюпа и Кэнди сидящими на козлах фургона.

— Вылезай из фургона, Кэнди, и возвращайся в дом. Ты никуда не поедешь. Ты слышала? Живо! Миссис Софи сказала, что масса Аполлон мертв. Раз мертв, значит, он мне больше не хозяин, а ты опять моя. — Драмжер рассвирепел. — А тебя, Кьюп, я сейчас прибью! — И он пружинисто прыгнул на Кьюпа.

Кьюп увернулся и оказался на другом краю фургона.

— Погоняй лошадей, Кэнди! — крикнул он. — Сматываемся!

Кэнди повиновалась: она хлестнула лошадей вожжами и размахнулась кнутом. Драмжер едва не упал, но в последнюю секунду успел ухватиться за борт фургона. Кьюп стал молотить его по рукам, но Драмжер был цепок: невзирая на удары, он ухитрился перебросить через борт ногу и перевалился в фургон. Там он завязал с Кьюпом возню. Фургон тем временем описал дугу вокруг Большого дома. Драчуны не устояли на ногах и покатились по полу. Кьюпу удалось встать на колени, что дало ему преимущество над противником. Драмжер, шаря рукой в поисках опоры, нащупал кожаную ручку саквояжа и попробовал подняться, но под градом ударов окончательно вывалился из фургона, утащив за собой тяжелый саквояж. Ударившись о землю, саквояж развалился. Золотые монеты резво покатились во все стороны. Кьюп тем временем занял свое место на козлах и вырвал у Кэнди вожжи. Мгновение — и фургон, миновав ворота, запылил по дороге.

Драмжер с трудом встал с земли, глядя на столб пыли, поднятый фургоном. Он мог бы поспешить в конюшню, вскочить верхом на коня и догнать беглецов, но никто не дал ему такого приказа, а он так привык повиноваться приказам, что сейчас не знал, надо ли пускаться вдогонку за шустрой парочкой. Теперь, когда не стало массы Аполлона, а также, как он надеялся, миссис Софи, он полагал, что ему выгоднее остаться. Пускай Кэнди убирается на все четыре стороны, раз ей так хочется. Теперь он все равно побрезговал бы ею: ведь он слышал, что она вытворяла ночью с Кьюпом и его хозяином. Ну ее к черту!

Он опустился на колени и собрал все до одного золотые в рваный саквояж. До него дошло, что он может присвоить это сокровище. Об этом никто не узнает. Деньги как таковые почти ничего для него не значили, однако он понимал, что может благодаря им заиметь многое из того, чего бы ему хотелось. Он схватил расползающийся саквояж в охапку и, сгибаясь, дотащил до густого куста, где до поры до времени припрятал.

Подойдя к задней двери дома, он застал Лукрецию Борджиа на ступеньках, откуда она отдавала распоряжения. Большой Ренди и Сэмпсон запрягали лошадь в телегу, Брут уже сидел на коне Софи. Лукреция Борджиа заметила появившегося из-за угла Драмжера.

— Вот и ты, Драмжер! Иди-ка сюда! Помоги мне сесть в телегу и бери вожжи. Надо поспешить туда. Миссис Софи говорит, что Занзибар застрелил массу Аполлона и сбежал.

— Кьюп и Кэнди тоже дали деру.

— Тем лучше. — Лукреция Борджиа поставила одно колено на телегу и теперь ждала, чтобы Драмжер подсадил ее. Он помог ей и поехал за Брутом по узкой колее через поля, а потом без всякой колеи, пока они не достигли места, где разыгралась трагедия. Тело Аполлона они заметили издали. Лукреция Борджиа заранее заголосила. Когда телега остановилась, она первая очутилась на земле, проявив несвойственную для ее возраста прыть. Для того чтобы удостовериться, что Аполлон мертв, ей не пришлось до него дотрагиваться: вьющиеся вокруг раны в голове мухи были достаточно красноречивым свидетельством.

Она подозвала Брута и Драмжера, которые погрузили труп на телегу. Внезапно она замерла и указала на окровавленную тряпку.

— Что это, Драмжер?

Он подобрал предмет, покрой которого не оставлял сомнений по части его назначения.

— Кажется, это штаны Занзибара, — молвил Брут, качая головой.

— Значит, ты знаешь, чем занимались миссис Софи и Занзибар?

— Мы все знали, мисс Лукреция Борджиа, мэм. Вся плантация.

— Знали, да забыли! Понял, Драмжер? И ты, Брут! Вы ничего не знаете. Ничего! Занзибар хотел сбежать, масса Аполлон думал его остановить, и тот его застрелил. Вот и вся история. Мы не станем возвращать Занзибара. И Кэнди с Кьюпом не будем ловить. Не нужны они нам! Вы все поняли? Масса Аполлон погиб, потому что хотел поймать беглого Занзибара.

— Но… — возразил было Драмжер.

— Никаких «но»! Зарубите себе это на носу!

— Я о другом, мисс Лукреция Борджиа, мэм: Кьюп ускакал с двумя сумками золота!

— Это не наша забота. Мы все равно не помчимся за ним вдогонку. Доброе имя миссис Софи дороже всего золота на свете.

Когда телега остановилась у задней двери, Лукреция Борджиа велела занести тело в дом и положить на кушетку в бывшем кабинете Хаммонда.

— Оставьте его здесь. Я сама его обмою и обряжу. Миссис Софи захочет, видать, положить его в черный гроб с серебряными ручками, какие есть у бенсонского гробовщика. Нельзя же хоронить белого в ящике из сосновых досок! Марш отсюда, все! Мужчинам нечего глазеть, как обмывают труп. Это женское дело. Миссис Софи не сможет этим заняться: она убивается наверху.

Пока Лукреция Борджиа и Маргарита метались по кухне, подогревая воду и раздирая на лоскуты старые простыни, Софи спустилась по служебной лестнице с лучшим из костюмов Аполлона, его накрахмаленной белой рубашкой и черным галстуком. Все это она принесла в кухню. Брюки положила на сиденье стула, пиджак повесила на спинку.

— Я хочу, чтобы на нем была его лучшая одежда, Лукреция Борджиа. Сними с него все и надень вот это.

— Все будет хорошо, миссис Софи. Вам надо лечь. Попробуйте уснуть.

Софи покачала головой.

— Он лежит здесь мертвый, и все из-за меня. Я знаю, что он погиб по моей вине, и ты тоже это знаешь. Я хочу тебе помочь. Хочется хоть что-то для него сделать. Ведь я любила его, Лукреция Борджиа, и он меня любил. Только утром он сам сказал мне об этом.

— Это все материнская кровь. Кровь Максвеллов здесь ни при чем. Этим вы пошли в мать. Она так же домогалась Мида, как вы — Занзибара. Но не бойтесь, об этом никто не узнает. Слушайте меня: масса Аполлон поймал Занзибара у реки, когда тот пытался убежать, вот Занзибар и всадил в него пулю. Запомните: так все и было!

Лукреция Борджиа подняла обеими руками большую кастрюлю с горячей водой, принесла ее в кабинет и поставила на пол рядом с кушеткой. Однако Софи не позволила ей прикоснуться к телу Аполлона. Она сама с нежностью расстегнула пуговицы и сняла с него верхнюю одежду и белье, удивляясь, как быстро окоченело тело. Зрелище обнаженного трупа заставило ее упасть рядом с кушеткой и разрыдаться.

— Да, красивый был мужчина! Кто ж вас осудит за любовь к нему? — Лукреция Борджиа отжала тряпку, провела ею по телу, потом вытерла его сухим полотенцем и попыталась перевернуть, однако это оказалось ей не под силу.

— Помогите мне, — обратилась она к Софи. — Уж больно тяжел.

Вдвоем они перевернули тело на живот. Лукреция Борджиа вскрикнула и показала на черное пятно на бедре Аполлона.

— Раньше вы этого не видели?

— Не видела. — Софи вытаращила глаза на пятно, похожее на отпечаток черной пятерни.

— Знаете, что это такое, миссис Софи?

Она покачала головой, хотя ей были отлично известны пересуды кумушек насчет черных родимых пятен.

— Это значит, что он черномазый! В нем текла негритянская кровь. Такой же ниггер, как я, поэтому такой могучий. Не нужен ему черный гроб с серебряными ручками. Обойдется и сосновым, как все негры.

Софи выпрямилась и аккуратно вытерла слезы. Она нежно прикоснулась к черной отметине, которую Аполлон при жизни так тщательно скрывал. Когда она повернулась к Лукреции Борджиа, та увидела на ее лице ярость.

— Запри свой лживый рот на замок! Не ты здесь распоряжаешься, Лукреция Борджиа. Он — мой муж, он меня нежно любил. Он боготворил землю, на которую ступала моя нога! Ты забыла? Подумаешь, черное пятно! Из-за него человек еще не становится ниггером. Он был французом, он приплыл из Франции и собирался забрать меня туда. Он сделал бы меня княгиней, надел бы на меня бриллиантовую корону, представил бы императору. Если ты еще раз скажешь, что он был черномазым, я тебя вздерну и велю высечь, помяни мое слово! Одень его и пошли Брута в Бенсон за самым лучшим гробом, сколько бы он ни стоил. Из чистого золота, если только у них такой найдется, — для него и этого мало! Драмжера пошлешь к преподобному Хаззарду, чтобы тот приехал на похороны. Он — мой муж, Лукреция Борджиа, а никакой не черномазый. Делай, как тебе говорят, и держи язык за зубами. Гляди мне!

Она с рыданием побежала наверх, в комнату Аполлона, и упала на его незастеленную постель, зарывшись лицом в его ночную рубашку, которую он бросил второпях. Рубашка сохранила его запах, и ей показалось, что он снова с ней.

36

Войне конец! Генерал Ли сдался в Аппоматтоксе генералу Гранту; рабству в Соединенных Штатах тоже пришел конец. Через несколько недель после подписания перемирия слухи о нем достигли сонной фалконхерстской заводи. Драмжер сообщил эту новость Софи — единственной помимо его самого и Маргариты обитательнице Большого дома, а также населению Нового поселка, разросшегося в крупную деревню.