— А вдруг я ей не понравлюсь? — спросил Холбрук, не сводя глаз с Памелы в надежде на ее собственный приговор.

— Вот уж не важно, нравитесь вы ей или нет! — Драмжер подтолкнул ее к Холбруку. — Если хотите, то берите, и дело с концом. Когда в Фалконхерст приезжал белый гость, масса Хаммонд всегда предлагал ему негритянку. Теперь массы Хаммонда нет, поэтому я делаю это вместо него. И потом, — Драмжер смерил Холбрука взглядом, — ей хочется белого. Ты ведь сама это говорила, пока мы ехали, а, Памела?

Памелу отделял от капитана всего один шаг, и она его сделала.

— Спать с белым не грешно, — молвила она. — Не грешно и приятно. — Она обняла Холбрука.

Драмжер открыл дверь на кухню. Там все еще горела лампа, за столом сидел Поллукс.

— Добро пожаловать в Фалконхерст! — сказал Драмжер, пропуская вперед капитана с Памелой. — Конечно, не дело заводить вас через заднюю дверь, но, надеюсь, вы не станете возражать, господин капитан. — И, желая продемонстрировать своим гостям, сколь высок его авторитет, он гаркнул на Поллукса: — Убирайся отсюда! Поможешь солдату поставить в конюшню лошадей. Пошевеливайся, лентяй, когда я тебе приказываю!

39

— Вы голодны? — спросил Драмжер, предлагая Холбруку табурет и садясь рядом.

Холбрук опустился на табурет, не зная, следует ли усадить свою новую даму; впрочем, Драмжер и не подумал предложить ей сесть, и капитан воздержался от самодеятельности.

— Вообще-то да, мистер Максвелл, — ответил он. — Чертовски голодны! — В дверях как раз показались Хоббс с Поллуксом, и капитан спросил ординарца: — Как насчет того, чтобы заморить червячка, Хоббс?

— Очень даже не мешает, сэр. — Хоббс с облегчением плюхнулся на табурет, небрежно выдвинутый для него Драмжером.

— Разносолов мы вам не предложим, — с сожалением сказал Драмжер. — С едой прямо беда. Но сладкое молоко, холодные кукурузные лепешки, простокваша, дынные корки найдутся. Так вы хотя бы не умрете с голоду. В Бенсоне и этого не наскребли бы.

Он велел Поллуксу принести из ледника молоко и простоквашу, сам же начал накрывать стол на две персоны. Поллукс задерживался, и Драмжер сам отправился в кладовку за дынными цукатами, приготовленными еще Лукрецией Борджиа и припасенными на крайний случай. Пока он искал кувшин с цукатами, Поллукс успел вернуться и порезать кукурузную лепешку. Драмжер уселся рядом с гостями, но есть не стал. Извинившись за скудное угощение, он сказал:

— Не хотите ли пожить здесь, в Фалконхерсте, господин капитан? Я скоро налажу здесь прежнюю жизнь: будут и слуги в доме, и работники в конюшне, и садовники. Пускай выращивают овощи! Заведу свиней, птицу. Все будет как до войны. Раздобыл бы краски, так и фасад привел бы в порядок. Почему бы вам не пожить у нас? Разве такому джентльмену, как вы, найдется место в Бенсоне? А она? — Он подмигнул и указал подбородком на Памелу. — Она все время будет при вас, ведь она останется здесь, чтобы прислуживать миссис Софи.

— Ваша миссис Софи не будет возражать?

— Ха! Миссис Софи здесь больше не хозяйка. — Он выразительно посмотрел на Холбрука. — Она не может возражать.

Драмжер заметил, что его гость замер с поднесенной ко рту лепешкой, не сводя глаз с кого-то у него за спиной.

— Это кто здесь больше не хозяйка? — Голос Софи застал Драмжера врасплох. — Сейчас я тебя проучу, Драмжер. Кто эти люди? Солдаты-северяне?

Драмжер развернулся и уставился на нее. Она стояла в двери, ведущей в кабинет. У Драмжера отлегло от сердца: она успела позаботиться о своей внешности. Ее домашний халат из бледно-розового атласа был достаточно чист, волосы причесаны, она выглядела вполне достойно, как и подобает дочери Хаммонда Максвелла.

Холбрук вскочил, Хоббс последовал примеру командира.

— Капитан Холбрук, мадам, двадцать пятый массачусетский кавалерийский эскадрон, и капрал Хоббс, к вашим услугам!

Софи смягчилась при виде столь приятного мужчины, однако стоило ей перевести взгляд с него на злосчастную Памелу, как ее снова охватила злоба.

— А это что за черномазая? Ты притащил ее сюда, чтобы тискать, Драмжер? Не выйдет! Пускай убирается! Я ее здесь не потерплю. И этих солдафонов не потерплю — пускай тоже убираются! Ты не забыл, что это пока что мой дом?

— Она не моя, — пробурчал Драмжер, не соизволив встать. — Она пришла с капитаном Холбруком. А привез ее, между прочим, я для вас, миссис Софи. Она прислуживала прежней хозяйке, вот я и подумал, что она вам пригодится. Здорово же вы меня отблагодарили!

— Наплевать! — Софи ожесточенно затрясла головой. — Пускай убираются все! Северянам здесь делать нечего! Не желаю видеть у себя ни их, ни их черномазых девок. Вон!

Капитан Холбрук взял со стола фуражку и шагнул к двери, готовый подчиниться, но Драмжер схватил его за рукав, негодующе глядя на Софи.

— Лучше замолчите, миссис Софи. Капитан останется здесь. И Памела останется, потому что я так говорю! — Он ударил по столу кулаком.

— Кто ты такой? — Осадить Софи оказалось нелегким делом. — Черномазый, и только! Это мой дом, и я не потерплю, чтобы какой-то ниггер приказывал мне молчать!

Холбрук решил ретироваться, чтобы положить конец сваре. На самом деле он с удовольствием остался бы хоть на одну ночь, так как Памела выглядела очень соблазнительно, а у него уже три месяца не было женщины. Светлые цветные девушки, подобные Памеле, и прежде привлекали его внимание, однако он никогда не смел к ним приблизиться. Эта же была готова отдаться ему без всяких усилий с его стороны, и мысль о том, что он ее потеряет, была для него невыносима. Подобной возможности, вероятно, больше вообще не представится. Но воспитание пересилило тягу к Памеле. Он учтиво поклонился.

— Я вижу, что наше присутствие нежелательно, миссис… — Он вопросительно посмотрел на Софи.

— Бошер. — Софи разыгрывала из себя светскую даму. Если бы она не запамятовала дворянский титул, который присвоил себе Аполлон, то обязательно назвалась бы виконтессой.

— Миссис Бошер? — опешил Холбрук. — Бошер? Какая необычная фамилия! Я знавал некогда одного Бошера — его звали Аполлоном. Он, кстати, был из этих краев. Мы были однокашниками и дружили.

Софи бегом пересекла кухню, забыв на бегу про полы халата, и схватила капитана за руки.

— Вы знали моего мужа? Вы знали Аполлона? Да, он учился в северных штатах и часто рассказывал мне об этом. В Бостоне, кажется, в Гарвардском колледже, что ли. Так вы его знали?

— Высокий брюнет, писаный красавец! По-моему, он приехал из Нового Орлеана. Да, я знал его, миссис Бошер. Вот это совпадение! Я очутился в доме Аполлона! Он здесь, миссис Бошер?

Не выпуская его рук, он усадила его, налила ему молока и прикрикнула на Драмжера:

— Подними лентяйку Маргариту и вели спуститься! В коптильне остался один окорок. Пускай отрежет кусок и зажарит для наших гостей. И яйца найдутся. Я не могу морить голодом друзей моего мужа! Я вдова, капитан. Аполлона застрелил беглый негр. Но я счастлива оказать гостеприимство его другу, пускай вы — офицер юнионистской армии. Будьте у нас в Фалконхерсте как дома. Оставайтесь, сколько захотите. Конечно, теперь здесь уже далеко не так, как было при Аполлоне, но все равно, милости прошу! И девушку оставляйте, если вам этого хочется. — Она наконец-то выпустила его руки.

— Благодарю, миссис Бошер. — Он придвинул табурет к столу. — Только не надо возиться с готовкой на ночь глядя. Нам и этого, — он обвел рукой стол, — вполне достаточно. Спасибо, что разрешили нам переночевать в вашем доме. Завтра мы съездим в Бенсон, но мне бы хотелось вернуться и остановиться у вас, если вы, конечно, не станете возражать. Хоббс может остаться в Бенсоне, но я в доме Аполлона чувствую себя как нельзя лучше.

Софи превратилась в воплощение заботливости. Даже ее обращение с Драмжером стало более ласковым. Она успокоилась, узнав, что Памела предназначается не для него, почувствовала признательность к нему за то, что он привез ей горничную, и расплылась в улыбке. Подобрав полы халата, она уселась за стол вместе с мужчинами, и те подробно рассказали ей, как Драмжер спас им жизнь. Она любовно потрепала Драмжера по щеке.

— Славный паренек! — Она улыбнулась сначала Драмжеру, потом капитану. — Он — единственный из фалконхерстских слуг, кто меня не оставил. Все разбежались, а он остался. Иногда я теряю с ним терпение, но вообще-то он ничего. Его отец спас жизнь моему отцу, а теперь он вызволил вас. Он необычный негр. В нем течет кровь мандинго и хауса, это самая лучшая порода. Дед Драмжера был африканским царьком — так говорил мне отец. Видите эту штучку у него на шее? — По ее кивку Драмжер показал гостям серебряный талисман. — Это из самой Африки. Так что он сам — царь. Нет, господа, Драмжер не просто черномазый. — Она со значением сжала его руку.

— Мы уже убедились в этом, миссис Бошер. — Холбрук собирался вознести похвалу Драмжеру, но его остановило зрелище нежного прикосновения белой женской руки к коричневой коже. От него не укрылась и беременность Софи. Теперь ее ласковое отношение к этому видному негру и выражение ее глаз лучше всяких слов объяснили ему, чьего ребенка она вынашивает. Он сам удивился, до чего спокойно принял эту новость. Такой великолепный молодой мужчина не мог не покорить женщину вроде Софи, — увядающую и полнеющую, лишившуюся надежды на мужское внимание. Ей повезло, что ей достался этот негр, который чем-то напоминал Холбруку Аполлона Бошера. Тот тоже был красавцем, каких поискать. Как он умудрился жениться на такой особе? Желая скрыть свое замешательство, Холбрук раскрошил лепешку и принялся сгребать крошки.

— У нас выдался нелегкий денек, миссис Бошер. Не каждый день приходится вынимать голову из петли, а потом встречаться с очаровательной супругой старого друга. Мы переполнены впечатлениями. Завтра нам вставать ни свет ни заря, так что позвольте нам удалиться.

— Разумеется. — Софи поднялась. Ей на глаза попалась Памела, стоявшая у Холбрука за спиной.

— Как тебя зовут?

— Памела. Все называют меня Памми.

— Ладно, Памми, ты пойдешь со мной наверх. Я покажу тебе, где лежит постельное белье. Постелишь капитану в комнате для гостей. Он, — она указала на Хоббса, — может переночевать в кабинете на кушетке.

Ее уход, как и появление, был наполнен величием. За ней последовали Драмжер, капитан Холбрук и Памела. Наверху из шкафов были извлечены пахнущие лавандой простыни и наволочки, и скоро для всех были готовы спальные места. Софи, чувствуя себя хозяйкой положения, пожелала Холбруку доброй ночи и проводила до двери его комнаты. Дождавшись, пока Драмжер уйдет к себе, она поманила к себе Памелу.

Девушка помогла ей снять халат, вытащила заколки у нее из прически и отвернула пододеяльник, после чего выпрямилась, ожидая дальнейших приказаний.

— Так ты — девушка капитана? — спросила Софи. — Ты точно не полезешь в постель к Драмжеру?

— Нет, мэм. Со мной уже договорился капитан. Да и не хочу я спать с негром, мэм! Мой отец, священник, говорит, что спать с негром — грех. А с белым — нет, потому что от него я не могу отказаться, а от черного — могу. Получается, что спать с черным грешно.

— Это точно, — подтвердила безгрешная Софи. — Вот и ступай к своему капитану, пока он не уснул. Если ты останешься здесь, то и думать забудь о Драмжере. По нему сохнут все негритянки, а ты не смей. Если я застану тебя с ним, то велю высечь. У нас в Фалконхерсте негров по-прежнему секут. Черномазые у нас как были, так и остались черномазыми. Драмжер не в счет: он мандинго.

Софи открыла для Памелы дверь и проследила, чтобы она скрылась в комнате капитана. Оставшись одна, она взволнованно заходила взад-вперед по спальне. Встреча с другом Аполлона разбудила воспоминания о нем. Софи было одиноко, она чувствовала себя всеми покинутой, ей требовалось общество.

Драмжер, оставшись один, тоже страдал от одиночества. Он подслушивал у замочной скважины и знал, что Памела ушла к капитану. Теперь он проклинал себя за неуместную щедрость. Какого он свалял дурака, что уступил девку белому! Он окончательно оправился после того, что случилось, пока они ехали с Памелой на лошади, представлял себе, что происходит в спальне капитана, и изнывал от желания. В том, что он остался один, некого было винить, кроме самого себя. Ведь она уже была у него в руках, вернее — он горестно усмехнулся — это он был у нее в руках. А теперь ему предстоит ночевать одному! Черт возьми, этой ночью ему нужна женщина, если не эта, то любая другая. Ему было противно подумать о сне. Перед глазами стояло светло-желтое тело, которое в эту самую минуту ласкал Холбрук. Как ни нравился ему Холбрук, эти мысли приводили Драмжера в неистовство.