— Раз тебе этого хочется, Драмжер, я с радостью пойду тебе навстречу. Конечно, диплома гарвардского выпускника я тебе не обещаю, но могу придать тебе лоску, чтобы тебе не стыдно было появиться в лучшей гостиной на Бекон-стрит. Мы добьемся успеха, вот увидишь! Но тебе придется немного поднатаскаться. Такие вещи не происходят сами собой. Придется потрудиться.

— Я с радостью, капитан! Я на все готов. К примеру, сегодня я женюсь. Это будет первый шаг.

— Кто же эта счастливая девушка?

— Какая там девушка, капитан! Жаль, конечно, но что поделаешь! Я женюсь на миссис Софи.

Холбрук откинулся на подушку и долго не отрывал от Драмжера взгляда. Это продолжалось столько времени, что Драмжер испугался, что сейчас испустит дух. Все его надежды и стремления обращались в прах, не выдерживая неодобрения, которое он читал во взгляде новоиспеченного наставника. Конечно, он слишком лихо размахнулся. Черномазым никогда не сравняться с белыми. Даже этот человек, сражавшийся за свободу Драмжера и таких, как он, и теперь согласившийся ему помогать, не верил в его успех. Драмжер ясно видел это по его лицу.

— Но ведь она белая… — заикаясь, выдавил Холбрук.

— Да, белая, кому знать это, как не мне! Она — хозяйка Фалконхерста, дочь моего покойного хозяина. Вот поэтому я и решил на ней жениться.

— Но она гораздо старше тебя, Драмжер! Опомнись: ты очень красивый парень. Таких, как ты, я никогда раньше не встречал ни среди белых, ни среди цветных. Зачем же тебе связывать свою жизнь с такой старухой? То ли дело — молоденькая пташка, как Памела! С такой ты скорее обрел бы счастье. А женитьба на белой создаст трудности для вас обоих. Даже на Севере ты попал бы после такой женитьбы в сложное положение, а ведь мы не там, а здесь, на Юге…

— Разве это запрещено законом?

— Нет, — покачал головой Холбрук. — В штате Алабама сейчас вообще нет законов, есть только военное правление, которое в данном случае представляю я. Но ты подумай хорошенько, Драмжер! Предположим, у вас родятся дети…

— Об этом я уже подумал. Миссис Софи как раз вынашивает моего ребенка. За то, что я с ней сплю, она мне платит. — Он потрогал бриллианты у себя в ушах. — Я пару раз с ней переспал, и она подарила мне вот это.

Холбрук снова надолго умолк. Теперь он понимал, почему Аполлон Бошер женился на Софи. Если она была готова оплачивать услуги Драмжера, то и Аполлона она, должно быть, купила с потрохами; Холбрук хорошо знал Аполлона и догадывался, что он был не прочь продаться за хорошую цену. Он разглядывал Драмжера, напряженно морща лоб. Он явился в Алабаму с праведным намерением даровать чернокожим — статус свободных граждан. Ему нравилась мысль, что он будет помогать этим славным малым совершенствоваться ради того, чтобы они побыстрее заняли почетное место в обществе, в штате, в стране. Но чем больше он узнавал Юг, тем большим презрением проникался к белым южанам, находя их жестокими, заносчивыми и бездушными. Они поработили негров, низвели их до скотского состояния и пользовались ими, как хотели. Теперь выяснялось, что в этом преуспели не только южане, но и южанки. Например, безмозглая хозяйка Фалконхерста, притворяющаяся белой костью, охотно отдавалась смазливому чернокожему. Хуже того, она домогалась его, платила ему, покупала его услуги с такой же непосредственностью, с какой мужчина оплачивает работу уличной шлюхи!

Сначала мысль о брачном союзе между чернокожим и белой казалась ему неприемлемой. Каким бы искренним ни было его желание видеть в неграх равных ему людей, он оказался не готов к такой степени равноправия. Черные — это черные, а белые — это белые. Однако… Он вспомнил, что только что провел целую ночь в пылких объятиях цветной. Какое право он имеет ужасаться намерению черного жениться на белой? Разве так уж важна формальная скороговорка, освящающая брачный союз и делающая его законным? Боже правый, разве белые не измывались над черными с незапамятных времен? Почему бы теперь им не поменяться ролями? Пускай черные отыграются, пускай отомстят белым — он с радостью поможет им в этом справедливом деле. Если Софи так хочется черного мужчину, то пускай удовлетворяет свою похоть открыто, на глазах у всех, а не в тиши своей спальни, за плотно запертыми дверями. Пускай на всем пространстве от Нового Орлеана до Ричмонда узнают, что хотя бы одна плотская связь черного и белой вышла наружу и признана законной. Пускай на глазах у Севера и Юга рожденный этой женщиной ребенок станет первым полукровкой, появившимся на свет от законного брака, а не презренным выродком.

— Хорошо, Драмжер, — нарушил молчание Холбрук, — раз ты хочешь на ней жениться, то валяй, женись. Но как насчет ее согласия? Тебе известно, что ты не вправе принудить ее к вступлению в брак?

— Она согласна. Она только вчера сама мне об этом сказала.

— А кто будет вас венчать?

— Негр-священник в Новом поселке. Он за сегодняшний день переженит всех тамошних жителей. Лучше бы, конечно, доверить это дело белому, но никакой белый священник не согласится обвенчать меня и миссис Софи.

— А как ты посмотришь, если это сделаю я?

— То есть как?

— Очень просто: в качестве представителя военной власти в округе я являюсь здесь единственным носителем законности. Сейчас гражданские законы не действуют, их заменили военные. Я могу сочетать вас не религиозным, а гражданским браком, но сделаю это при одном условии: если ты признаешься, зачем это тебе понадобилось. Зачем тебе связывать свою жизнь с ее? Разве ты ее любишь? Никогда не поверю!

Драмжеру очень хотелось удовлетворить любопытство капитана, однако ему было нелегко выразить собственные чувства. Почему он решил жениться на Софи? О любви не могло быть и речи. По любви он скорее женился бы на Кэнди. Тогда в чем же тут дело? Почему для него так важно стать ее мужем?

— Даже не знаю, как объяснить, капитан. Любить-то я ее не люблю. Спать с ней для меня — тяжелый труд. Мне вообще не по нутру белые женщины. Стоит мне взглянуть на голую белую — и у меня мурашки бегут по коже. Просто мне хочется стать человеком. Мне нужна фамилия. Я хочу чувствовать себя человеком. Ну, женюсь на негритянке, наделаю ей кучу ребятишек — и кем я при этом буду? Никем, каким-то Драмжером. Уйду в Новый поселок, построю себе хижину, заведу мула, свинью. И кто я такой после этого? Не лучше остальных. Все равно что Брут, Сэмпсон или Большой Ренди. Такой же ниггер, как все прочие черномазые. Работать с утра до ночи, чтобы под конец года получить тюк хлопка? Блудить по ночам, заваливать новых девок, заделывать все новых сосунков своей? Тогда я буду таким же ниггером, как все остальные. А если женюсь на Софи, то останусь жить здесь, снова сделаю Фалконхерст богатым, верну в Большой дом слуг, заживу в нем, как полагается. Буду выращивать хлопок, продавать, выращивать еще больше. Покрашу дом, сменю мебель, в Новом Орлеане буду останавливаться в отеле «Сент-Луис». Может, и на Север подамся. Вместо того чтобы наплодить выводок негритят, буду растить светлокожего сына Софи. Пошлю его учиться на Север. Буду его хорошо одевать. Он станет хозяином Фалконхерста. Может, он тоже женится на белой. Вот уж кто не будет ниггером с мулом и тюком хлопка!

— Но учти, Драмжер, твой ребенок не будет белым.

— Ну и не надо! Но он будет хотя бы наполовину белым. Наполовину Максвеллом, наполовину мной. Ведь я тоже отчасти белый: мой отец был мулатом. Брут говорит, что мой дед был из племени хауса, да еще царских кровей. Брут говорит, что это еще лучше, чем мандинго, а по матери я мандинго. Мать, Жемчужина, — чистокровная мандинго. Еще мальчишкой я подслушал, как масса Хаммонд говорил, что за меня можно получить пять тысяч долларов, только он меня не продаст, потому что на всем Юге не сыщется такого породистого негра, как я.

— Происхождение действительно кое-что значит, Драмжер. Я сразу догадался, что ты не такой, как другие. Ладно, я распишу тебя с твоей Софи, раз тебе этого так хочется. Сейчас мне придется съездить в Бенсон, но к вечеру, еще до ужина, я вернусь, и мы займемся свадьбой. Мне еще надо узнать, как проводить церемонию на правах мирового судьи. А потом мы начнем тебя тренировать. Чутье подсказывает мне, что мы с тобой будем дружить. Хочешь, прямо сейчас проведем первый урок?

— Да, сэр, господин капитан. Большое спасибо, сэр.

— Вот тебе и первый урок: брось ты свое «господин капитан» и «сэр»! Чтобы я больше этого не слышал! Здесь, в Фалконхерсте, я буду называть тебя «Драмжер», а ты меня — «Крис». При других я буду называть тебя «мистер Максвелл», а ты меня «капитан Холбрук». Ты не услышишь от меня «Драмжер, сэр», а я чтобы не слышал от тебя «капитан, сэр»!

— Не услышите, господин капитан, сэр.

— Ну и ученик попался! Что, не можешь усвоить самый первый урок?

Драмжер удрученно покачал головой.

— Трудно это! Мне вбили в голову: «хозяин, сэр», «мистер, сэр», «капитан, сэр», вот я и обращаюсь так ко всем белым. Когда я забывался, меня наказывали кнутом. У меня на глазах негров раздевали и били только за то, что они забывали о словечке «сэр». Мне положено вас бояться, потому что вы — белый человек, но я вас не боюсь. Как это здорово — быть вашим другом, Крис!

Драмжер победно ухмыльнулся.

— И быть твоим другом здорово, Драмжер! — повторил за ним Холбрук, выговаривая слова точно так же, как собеседник. — Кажется, мне будет здесь хорошо.

— Послушать вас — так вы не белый, а негр негром, Крис! Только не надо говорить, как я, лучше я попробую говорить, как вы.

— Ничего, научишься, Драмжер. Я тебя кое-чему научу, но и ты наверняка сможешь преподать мне пару уроков.

— Каких таких уроков, Крис?

Холбрук шлепнул его по спине.

— Понимаешь, парень, я всегда считал, что умею обращаться с женщинами, но еще ни одна не приползала ко мне на четвереньках и не предлагала мне бриллианты, лишь бы я с ней лег. У тебя что, есть особый секрет? Может, поделишься?

— А что, попробовать можно, господин капитан, с… То есть я хотел сказать, Крис. Попытка не пытка. Только… — Он смерил Холбрука взглядом и фыркнул. — Только ни один белый не сможет удовлетворить женщину так, как это делает черномазый. Ясное дело, у белого есть много такого, чего нет у ниггера: светлые волосы, белая кожа, голубые глаза, образование, деньги — в общем, мало ли что! Но что у него, не в обиду будет сказано, между ног? То-то и оно: Господь всем обделил негра, дал ему черную шкуру, шерсть вместо волос, заставил прислуживать белому, а потом сжалился над бедными неграми и сказал, что наградит их кое-чем, чтобы им было чем радовать женщин. По этой части белые неграм в подметки не годятся!

И Драмжер шлепнул Холбрука по спине, прежде чем оставить его одного.

41

Проснувшись, Софи хватилась Драмжера, но в следующую минуту порадовалась, что может побыть несколько минут в одиночестве и обдумать свое положение. Она находилась в тех самых четырех стенах, где беспокойно проворочалась на огромной кровати из красного дерева столько пустых ночей. Ей припомнилось все, что случилось минувшей ночью. Мысль о том, что она пообещала Драмжеру выйти за него замуж, одновременно ужасала ее и делала счастливой. Она всегда чувствовала себя былинкой без корней и втайне жаждала покориться мужской воле. То, что мужчиной, взявшим ее в кулак, оказался негр, ее не тревожило, даже напротив. Тревогу вызывало другое: как отнесутся к этому окружающие?

Софи ненапрасно прожила всю жизнь среди негров: теперь она чувствовала себя с ними спокойнее, чем в обществе белых. Кроме отца, мачехи и редких гостей, наведывавшихся в Фалконхерст, она почти не видела белых лиц. Даже во время нечастых выездов в Новый Орлеан их сопровождали негры, и они большую часть времени проводили в их обществе. Возвращение в Фалконхерст означало погружение в черную пучину. Слуги в доме, работники на плантациях, в полях, мастера, конюхи были исключительно неграми. Особенности их спаривания никогда не составляли для Софи секрета, так как при всей нелюбви к этой теме Августы Хаммонд обожал отпускать замечания на сей счет, и Софи только и слышала, что такого-то самца следует случить с такой-то девкой и так далее.

Иногда под вечер, когда мужчины возвращались с полей, она прохаживалась по пыльной улочке невольничьего поселка и, высмотрев какого-нибудь привлекательного молодца, которому, как ей было известно, приказали покрыть определенную женщину, мысленно следовала за ним в хижину и в самых живописных деталях представляла себе развертывающиеся там события. Даже когда у нее появился свой конюх, она все еще завидовала негритянкам, которым подсовывал сожителей ее отец.

С первого дня, когда в Большом доме появился Драмжер, она жаждала его сильнее, чем всех остальных. Он был настолько красивее других негров, настолько сообразительнее и привлекательнее, что она неоднократно пыталась его соблазнить, но всякий раз безуспешно. Чем больше он ее отвергал, тем сильнее становилась ее страсть; исключением был только недолгий период, когда в Фалконхерсте объявился Аполлон. Когда Аполлона не стало, а Фалконхерст превратился в обыкновенную запущенную плантацию, рядом с ней не осталось никого, кроме Драмжера. В конце концов ей удалось поймать его в силки. Он не обманул ее ожиданий, хотя она всегда чувствовала, что он не вкладывает в отношения с ней души, и не сомневалась, что он приберегает пыл для негритянок, проходивших через его руки непрерывной чередой.