— Мистер Максвелл, я должен поздравить вас с вашими достижениями. Сожалею лишь, что не имел удовольствия познакомиться с вашей прелестной супругой, которая, насколько я понимаю, ждет появления на свет наследника этих богатых угодий.

— Миссис Максвелл просит ее извинить, полковник. — Драмжер тщательно подбирал слова, которые благодаря настойчивости Холбрука выговаривал с легким бостонским акцентом. — Она предпочла отужинать у себя в комнате. Возможно, когда вы окажетесь в наших краях в следующий раз, мы будем иметь удовольствие принять вас вместе.

Бингем пригубил вино и разгладил бакенбарды.

— Безусловно, это и мне доставит огромное удовольствие, мистер Максвелл, но, боюсь, я окажусь здесь еще не скоро. Я труженик, сэр, моя цель — будущее нашей великой страны и благоденствие наших обделенных чернокожих братьев. Я являюсь представителем славной республиканской партии — соратницы угнетенных, созидательницы нации, единственной партии, которая принимает близко к сердцу подлинные чаяния негритянского населения. Я явился к вам, мистер Максвелл, чтобы просить об огромной услуге.

— Разумеется, полковник! — Драмжер был рад услужить столь крупному деятелю.

— Я задал нашему искреннему другу Крису Холбруку вопрос, кто в этих краях наиболее видный представитель цветного населения. Естественно, — тут подбородок оратора утонул в складках его жирной шеи, — он назвал ваше имя, мистер Максвелл. Теперь, встретившись с вами, я могу лишь подивиться его проницательности. Для меня огромная честь познакомиться с настоящим цветным джентльменом, высокообразованным и культурным. По словам Криса, ваши родители, мистер Максвелл, были рабами, но мне остается только верить ему на слово. Если судить по вашей речи, то вы окончили один из наших крупнейших университетов.

Льстивые слова растопили сердце Драмжера.

— И тем не менее, полковник, я родился здесь, в Фалконхерсте, и родился в неволе. Однако моего отца можно называть рабом только с оговорками, поскольку он являлся доверенным лицом и помощником мистера Хаммонда Максвелла, владельца плантации. Я бы назвал их скорее друзьями, нежели хозяином и слугой, ибо мой отец отдал жизнь, спасая мистера Хаммонда, и был похоронен на семейном кладбище Максвеллов — честь, которой никогда не удостоился бы простой раб. Насколько я знаю, в жилах моего отца текла благородная кровь царей племени хауса и белых людей. Будучи северянином, вы, возможно, не знаете, что у нас, негров, принято гордиться своим происхождением. Цари хауса превосходят всех остальных африканцев, но мало кто может похвастаться, что ведет свой род от них. Возможно, многие негры имеют основание заявить, что являются потомками племени хауса, но потомки царей хауса буквально наперечет, поскольку вожди племени имели совсем другое происхождение, нежели их подданные. Кроме того, моя мать — чистокровная мандинго, а такая кровь встречается почти так же редко, как царский род хауса. Видимо, по отцу я являюсь потомком могущественного африканского царя.

— Происхождение не скроешь, верно, полковник Бингем? — вмешался Холбрук, поднимая бокал в честь Драмжера. — Чем больше я узнаю Драмжера, тем больше восхищаюсь его достоинствами.

— Да, этим нельзя не восхищаться, — подтвердил Бингем. — Именно поэтому, мистер Максвелл, я собираюсь сделать вам заманчивое предложение. Негры вашего суверенного штата освобождены от оков рабства; скоро они обретут права полноценных граждан Соединенных Штатов. Следовательно, вам, цветным, приличествует обзавестись собственным представителем в правительстве. Сделать это можно только путем поддержки республиканской партии — истинной соратницы темнокожего гражданина. Только эта партия предоставит вам всю полноту прав и выведет ваш народ из темноты невежества и отчаяния, в которую его погрузили белые господа и в которой его готовы оставить проклятые демократы. Демократы снова отдадут вас в рабство, мистер Максвелл! Республиканцы же предлагают вам свободу и честное представительство ваших интересов. Однако, мистер Максвелл, — он поднял для убедительности толстый палец, — добиться этого можно одним-единственным способом.

— Каким же?

— Организовавшись, сэр! Организовавшись в союз, то есть в «Союзную Лигу»…

— Членство в которой закрыто для людей моего цвета кожи.

— Теперь все изменилось. — Голос Бингема стал елейным, словно изменения были плодом его деятельности. Он налил себе еще вина и привстал, чтобы наполнить рюмку Драмжера. — Верховный Совет «Союзной Лиги» распахнул свои двери для наших возлюбленных темнокожих братьев! Я здесь для того и нахожусь, чтобы передать вам личное приглашение стать членом Совета в Бенсоне. Мы хотим посвятить вас во все наши секреты и принести вместе с вами торжественную клятву. Потом, надеюсь, вы в качестве члена Лиги организуете здесь, в деревне Новый поселок, свой Совет и станете его президентом.

Драмжер был польщен. Цветным никогда прежде не предлагали посвящение в устрашающие тайны «Союзной Лиги». Он поклонился Бингему и Крису.

— Вы оказываете мне большую честь, господа.

— В недалеком будущем мы созываем в Мобиле съезд всех негров штата. — Бингем растопырил руки, словно намереваясь обнять всю чернокожую расу. — Надеюсь, что вы еще раньше создадите в Новом поселке Совет и в качестве его президента обеспечите свое избрание почетным делегатом съезда. Вы станете, естественно, делегатом от республиканской партии и в этом качестве сможете оказывать влияние на судьбы нашей суверенной Алабамы.

От избытка чувств Драмжер не нашелся, что ответить, а лишь согласно кивнул.

— В таком случае, мы можем рассчитывать на ваше присутствие на завтрашнем заседании бенсонского совета «Союзной Лиги», где вас посвятят в таинство?

— Рассчитывайте, — торжественно молвил Драмжер.

Все надолго умолкли. Несмотря на расстояние, отделявшее Фалконхерст от Нового поселка, до них донеслось пение. Троица прислушалась. Казалось, поющие призывают Драмжера бросить компанию белых и поспешить в Новый поселок, где он обретет подлинную свободу и снова станет самим собой. Он очень надеялся, что его собеседники скоро попросятся спать. Он велел Мадильде дожидаться его в хижине для свиданий и не сомневался, что она не ослушается. Ему уже не терпелось оказаться в ее объятиях. Побыстрее бы сбросить кокон цивилизованности и приступить к радостному совокуплению по примеру африканских предков! Мадильда охотно подыграет ему: ведь в последний раз она обвинила его в холодности. Существовал лишь один способ положить конец словоблудию.

— У нас на Юге есть правило, — с улыбкой обратился Драмжер к полковнику Бингему, — делать все для того, чтобы наш гость почувствовал себя, как дома.

— Право слово, на этом поприще вы превзошли себя, мистер Максвелл! Прекрасный ужин, восхитительный вечер, интересная беседа…

— Видимо, Драмжер желает предложить вам кое-что сверх того, полковник, — загадочно молвил Крис.

— Вот именно, полковник. Видите ли, в Фалконхерсте всегда существовала традиция предоставлять джентльмену, явившемуся к нам без сопровождения супруги, партнершу на ночь. У нас есть очаровательная девушка по имени Дульси…

Полковник тяжело задышал и едва не свалился с кресла.

— Негритяночка, мистер Максвелл?

— Цветная, — уточнил Драмжер.

— И прехорошенькая, — добавил Крис.

— Вы хотите сказать, мистер Максвелл… — Бингем поспешно вытер губы тыльной стороной руки.

— Что если вы пожелаете, Дульси будет ждать вас, когда вы соблаговолите подняться в отведенную вам комнату.

— Боже правый!

— Замечательная традиция, которую я испытал на собственном опыте, — сказал Крис, вставая.

— Что ж, если вы советуете, дружище, то мне придется отведать этого блюда. Цветная девушка! Вот это да! Говорят, они горячее, чем крюки в аду! Благодарю вас, мистер Максвелл, благодарю, сэр! Я, конечно, уже не молод, но и я сумею оценить вашу традицию по достоинству. Черные груди! В жизни такого не видывал! Вот что значит настоящее гостеприимство, мистер Максвелл!

— В таком случае, полковник, я оставляю при вас Криса на правах хозяина. Он проводит вас в вашу комнату, а я схожу за Дульси. Доброй ночи, полковник, доброй ночи, Крис!

Драмжер пропустил их вперед и подождал, пока они поднимутся наверх. Полковник едва не подпрыгивал от нетерпения, и Драмжер испытал отвращение от зрелища разыгравшейся старческой похоти. Потом он поспешил в кухню, где застал Дульси за столом в обществе Онана, Валентина и Джуда.

— Живо наверх, в комнату полковника, Дульси! Ишь, расселась! — Драмжеру доставляла наслаждение простецкая речь. — Развлечешь белого старичка. И смотри мне, не отлынивай!

Она скривилась.

— Толстый, старый, ни на что не годный! Где Мадильда? Почему не она? Я бы предпочла тебя. — Она призывно улыбнулась.

— Мадильда занята. Что еще за вопросы? Делай, что я тебе говорю. Со стариком будет немного хлопот. Пошевеливайся!

Он стащил ее с табурета и обернулся к Валентину со словами:

— Ты мне сегодня не понадобишься. Я разденусь сам.

Он вышел во двор, освещенный луной, и бодро зашагал в сторону поселка. Скоро он перешел на бег. Он мчался, как ветер, подражая предкам-хауса, торопившимся в заросли тамариска, окружавшие их африканскую деревню. В этот раз он не разочарует Мадильду! Черт, только бы утерпеть! Он припустился еще быстрее и остановился, чтобы отдышаться, только один раз — на холме, неподалеку от торчащего, как грозящий палец или символ ночных утех, отцовского обелиска. Пробегая мимо материнской хижины, он заметил Занзибара.

— Ждет, ждет! — Занзибар прищелкнул языком. — Уже час, как она там. Заждалась тебя, Драмжер. Тебе осталось поднести спичку — и знаешь, как бабахнет!

Драмжер ответил ему стоном. Роль хозяина Фалконхерста имела свои преимущества, но в этот вечер ему хотелось снова превратиться в прежнего Драмжера. В неистового Драмжера!

44

Миновала полночь. По небу неслись тучи, то и дело закрывающие тонкий лунный серп. Драмжер ежился перед закрытой дверью бывшего бенсонского извозчичьего двора. Он остался один — Крис и Бингем вошли внутрь, — однако его не покидало чувство, будто за ним наблюдают чужие глаза. Подчиняясь наставлениям Бингема, он трижды постучался в дверь, помедлил, постучал еще четыре раза. Из-за двери спросили замогильным голосом:

— Кто там?

На короткое мгновение Драмжера парализовал страх. Что, если его ждет смерть? Что, если это ловушка, подстроенная для того, чтобы отнять у него Фалконхерст? Но нет, разве Крис Холбрук не его друг? С другой стороны, почему он так уверен в его дружбе? Ведь Крис Холбрук — белый, а разве белый способен на искреннюю дружбу с черномазым? А белая женщина? Софи — его жена, но можно ли назвать ее его подругой? Или взять Бингема: что ему известно об этом пройдохе, кроме того, что он горазд болтать? Драмжеру захотелось сбежать, спрятаться, оставить белым всю свою недавно обретенную цивилизованность, найти убежище среди людей своей расы. Никогда еще он не был так одинок, так напуган. Ему следовало внятно ответить на прозвучавший из-за двери вопрос, но он сумел лишь прохрипеть:

— Друг и соратник Союза.

До его ушей долетели грубый хохот и слова:

— Чертов ниггер сейчас обделается от страха!

Затем снова раздался замогильный голос:

— Входи, друг.

Дверь распахнулась, невидимые руки втянули Драмжера в помещение, дверь захлопнулась. Внутри было почти так же сумеречно, как снаружи. Горела всего одна свечка, и то такая тусклая, что Драмжер почти ничего не сумел разглядеть. В бывшей конюшне все еще сильно пахло конской мочой; к этому запаху примешивался запах попротивнее: белые обильно потели. Чьи-то пальцы ухватили Драмжера за локоть, и знакомый голос прошептал ему в самое ухо, заставив воспрянуть духом:

— Не бойся, Драмжер, мы все через это прошли.

Напутствие Холбрука несколько успокоило его. Дальше путь лежал мимо людей, присутствие которых выдавало только дыхание. Света стало больше, и взору Драмжера предстал накрытый черной скатертью стол с множеством различных предметов. За столом сидел мужчина в маске. Неуклюжая фигура и седые бакенбарды помогли Драмжеру узнать в нем давешнего гостя, полковника Бингема.

— Ты пришел, чтобы быть принятым в «Союзную Лигу», незнакомец?

— Да, за этим, — ответил Драмжер более членораздельно, недоумевая, почему Бингем называет его незнакомцем, раз они провели вместе целый вечер.

Бингем произнес торжественную цветистую речь, как того требовал ритуал посвящения. Вещая, он брал со стола то один, то другой предмет. Сперва он потряс перед Драмжером Библией, потом листом бумаги, который назвал Декларацией независимости; всякий раз он зачитывал по отрывку. Далее последовали знамя, кадило, шпага, аукционный молоток, избирательная урна, серп, челнок от ткацкого станка и наковальня. По поводу каждого предмета Бингем разражался нескончаемыми словесами, расписывая его символический смысл, разъясняя, как тот или иной предмет поможет сохранению свободы, возвеличиванию труда, укреплению Союза, поддержанию законности и увековечиванию американских ценностей. Покончив с предметами, он перешел к провозглашению целей «Союзной Лиги» применительно к ее членам, защите их лично и их имущества, а также цели Союза, состоящей в том, чтобы дать трудящемуся образование и научить его исполнению обязанностей американского гражданина. Далее пошли слова об освобождении негров, об их роли в судьбах страны, о новой свободной жизни, обретенной только благодаря Союзу.