– Разве само по себе не скверно, что мать Виктории живет в Холле, да к тому же в присутствии дочери? – с раздражением просила Клара.

Она вызывающе смотрела на него. Лоуренс вежливо улыбался и не отвечал на ее уколы. Он сократил время визита Клары, заявив, что ему пора заняться более важными делами.

Обидевшись на то, что он столь резко прервал ее, она ушла.


Лоуренс взял за правило навещать Бетти хотя бы раз в день. Виктория постоянно находилась с матерью, которая почти все время спала. Хотя он встречался с Викторией недолго и говорил беспристрастно, тем не менее обнаружил, что с нетерпением ждет новых встреч. Во время одной из них он обратил внимание на то, что Виктория, чутко относившаяся к матери, встала со стула, чтобы поухаживать за ней. Он отвел взгляд, при виде столь глубокой привязанности в нем проснулись горестные воспоминания.

Лоуренс снова ощутил притупившуюся боль, вспомнив безразличие собственной матери именно в то время, когда он этого не ждал. Близость между Бетти и дочерью обнажила старую рану и пронзила его хрупкую душу. Он тихо вышел из комнаты. Догадавшись о его плохом настроении, она последовала за ним и нашла его в вестибюле. Засунув руки в карманы брюк, он стоял, глядя на пламя с озабоченным задумчивым выражением лица.

Виктория замешкалась, ибо в это мгновение он казался далеким и грозным, как скала, суровым и одиноким. Выражение лица было замкнутым и настороженным, губы сжались в тонкую ниточку. Он повернулся, заметив ее. Его каменный взгляд добавлял отчаяния. Она, наверное, так и не поймет его, как бы ни старалась.

– Простите меня. Я не хочу нарушать ваш покой, но, покидая комнату, вы показались мне расстроенным.

– Я не расстроен. На меня нахлынули воспоминания, пока я был с вами и вашей матерью, видел, как вы близки.

– Однако так было не всегда. Впервые в жизни я стала ей нужна.

– А ваш отец? Он нуждался в вас?

– Да, нуждался. Мои родители не всегда были близки, – спокойно призналась Виктория. – Временами мать была занята своими мыслями, отцу иногда казалось, что ее вообще нет. Он делал вид, будто ничего не замечает, но я-то знаю, что это причиняло ему ужасную боль. Целью жизни отца была работа и я. Мы оба были счастливы.

– Ему повезло. – Лоуренс снова уставился на огонь в камине. – У него были вы.

Виктория наблюдала за ним с болью в сердце и догадалась, что отношения между ним и его отцом не были безоблачными. Она приблизилась.

– У вашего отца были вы и ваш брат. А вы похожи на мать или на отца?

Всякий раз, когда интересовались о его родителях, Лоуренс менял тему разговора, но Виктория спросила ненавязчиво. Он считал, что размышления о прошлом и новые страдания лишь усугубят его печаль. Сегодня хотелось поделиться своими мыслями.

– Я пошел в дедушку со стороны отца. Мать и отец были светловолосыми.

– Значит, ваш брат похож на них.

Лоуренс кончиком ботинка запихнул полено глубже в камин.

– Он похож на отца. Натан был нежным мальчиком. Напоминал ангела. Никто не мог устоять перед ним.

– Вы говорили, что похожи на дедушку. Между вами было еще что-то общее?

– К счастью, нет. – Лоуренс покачал головой. – Дедушка вел безрассудный, распутный образ жизни. Он и мой отец не ладили. Из-за того, что я походил на него, отец считал, будто меня предостерегает опасность стать таким же, как он.

– Но вы таким не стали, – тихо заметила Виктория.

Лоуренс покачал головой, лицо посуровело, в голосе звучала горечь:

– Нет. Чтобы я таким не стал, отец заставлял меня все время работать.

Не желая вторгаться в его мысли, Виктория извинилась и собралась уходить.

– Мисс Льюис. – Она остановилась и взглянула на него. – Отужинайте со мной сегодня, – неожиданно предложил он.

Приглашение застало врасплох.

– Ну… мне… кажется, это не совсем пристойно.

– Прошу вас. Общение не помешает нам.

– Тогда я согласна. Благодарю вас. Но при условии, если смогу отлучиться от матери.

Лоуренс проводил ее взглядом. Он не мог игнорировать Викторию, хотя такое желание возникало. Она заставляла думать обо всем, чего не хватало в жизни, и о том, чего будет не хватать все время. Почему он не мог выбросить ее из головы? И кто посмел бы винить его за это? Было в ней что-то. Не только красивое лицо, но и сердце, и душа. Виктория воплощала красоту. Глядя на нее, Лоуренс это видел. Она не догадывалась о тепле, исходившем от нее. Все это делало ее особенной. Оставшуюся часть дня Лоуренс старался не думать о ней и с головой ушел в работу. После того как слуга разложил вечернюю одежду, он стал дожидаться, когда сможет сесть за ужин с гостьей, с нетерпением, какого еще ни разу не испытывал в своей жизни.


Положение Бетти ухудшилось. После особенно сильного приступа кашля она с трудом отдышалась, открыла глаза и долго смотрела на Викторию, пытаясь сосредоточиться.

– Виктория… я… кое-что должна сказать тебе… – Она часто делала паузы, переводя дух. Физическая немощь приводила к тому, что любое усилие давалось с трудом.

– Не сейчас, мама, – ласково возразила Виктория, беря ее за руку. – Ты очень больна. Тебе надо отдохнуть.

– Нет, ты должна кое-что узнать. – Голова упала на подушку, глаза закрылись, на ресницах сверкнули слезы.

Держа за подрагивающие руки, Виктория наклонилась и поцеловала ее в горячий лоб.

– Это как-то связано с отцом?

Мать покачала головой.

– Все остальное не важно. А теперь прими настойку опия и усни. – Виктория поднесла ко рту матери ложечку с лекарством и осторожно вытерла кровь, выступившую на ее губах.

– Но я обязательно должна сказать тебе. – Голос Бетти звучал едва слышно, походил на скрипучий шепот. – Я боюсь того, что другие могут сказать тебе. Только не думай плохо обо мне… я так любила…

– Да, мама. Я знаю. И мой отец нежно любил тебя.

Их взгляды встретились.

– Нет, Виктория, речь не о твоем нежном добром отце… он всегда был так терпелив… так чуток. Он заслуживал лучшей жены, чем я. Все эти годы… ах, какая ужасная тайна. – Мать вдруг широко открыла глаза и привлекла Викторию к себе обеими руками. – Я должна рассказать тебе.

– Прошу тебя, только не сейчас.

– Однако… прежний хозяин… он… он… Он и я… Я совершила самый ужасный поступок, непозволительный для женщины.

От недоумения Виктория нахмурила брови. Неужели у матери начался бред? Какое отношение старый лорд Рокфорд имел к ее матери? В голове зашевелились дурные предчувствия.

– Мама, ты не могла сделать ничего плохого. Ты ведь хороший человек.

– Я никому не хотела причинить боль… мне не надо было ни с кем расставаться… Я должна объяснить… рассказать тебе о нем… твоем… твоем… – Бетти глубоко вдохнула. – Ты должна знать. – Мать затаила дыхание. В ее глазах отразился дикий страх. Она догадалась, что вот-вот покинет этот мир.

– Расставаться? Что я должна знать? Не понимаю, – нетерпеливо говорила Виктория. Глаза матери, похоже, смотрели куда-то мимо дочери, вдаль, будто она снова переживала какой-то эпизод из прошлого.

– Ты не можешь представить такую любовь и преданность, – прошептала Бетти, отчаянно пытаясь сказать что-то, прежде чем начнется одышка. – Нас поддерживала безграничная страсть, обреченная любовь, наполненная огромной радостью. Все это могло привести лишь к горю. Я ничего не чувствовала, пока не увидела его. Тогда я впервые в жизни приободрилась.

Виктория погладила пылающую щеку матери, пытаясь успокоить ее:

– Мама, тебе нельзя волноваться. Когда ты проснешься, мы поговорим, но не сейчас. Ты совсем выбилась из сил.

– Но… я должна просить у тебя прощения.

– Ты не должна просить у меня прощения ни за что. Я тебя давно простила.

– Но ты должна знать кое-что… ты имеешь право узнать об этом. Я…

– Потом. Сначала поспи. – Виктория поднесла палец к губам матери, не позволяя той спорить. – Молчи. Потом. – Она успокоилась, видя, что настойка опия начинает действовать. Мать поморщилась. – Тебе очень больно?

– Боль ничто по сравнению с тревогой о тебе. – Мать то отключалась, то приходила в сознание, то засыпала, то пробуждалась. – Прости, Виктория… конец уже близок. – Грудь ее вздымалась и опускалась. Сделав последнее усилие, она прошептала: – Я не хочу, чтобы ты сначала носила траур, а потом подвенечное платье. Лорд Рокфорд – хороший человек. Слушайся его… и делай, как он скажет. Он обещал позаботиться о тебе… ты будешь в безопасности, тебя будут любить… Никаких денег… Ты умна… Обещай мне… – Голос матери звучал устало и так тихо, что ее почти нельзя было расслышать.

– Засыпай, – прошептала Виктория. – У нас еще будет время поговорить об этом.

Мать успокоилась, закрыла глаза и тяжело вздохнула, все еще держа дочь за руку, но сжимала ее не так сильно, не так судорожно.

Виктория взглянула на мать и с чувством стыда прижала ее руку к губам. Та позволила дочери заглянуть в потайной уголок своей личной жизни, и Виктория пожалела об этом. Из рассказов матери о годах, проведенных в Стоунгрейве, она догадывалась, что между ней и Рокфордами особые отношения. Догадывалась ли она, как глубоко они зашли?

Пока она перебирала свои мечущиеся чувства, поняла, что ни о чем не догадывается. Где-то в глубине души все время знала, что мать близка к Рокфордам каким-то необъяснимым образом. Конечно, никаких доказательств не было. Виктория вдруг вспомнила, как мать ласковым голосом рассказывала о красивой леди Рокфорд и симпатичном лорде, похожем на принца из сказки.

Нельзя отрицать, мать любила лорда Рокфорда.

Новое обстоятельство, а также воспоминания о годах, когда она была женой школьного учителя, говорили о том, что эта женщина, научившаяся противостоять и преодолевать самые трудные препятствия. Вот чем объяснялось затравленное, почти отчаянное выражение глаз, грустная улыбка и молчаливое смирение, с которым та относилась к своей участи. Было странно и обидно думать, что мать любила, надеялась и мечтала еще до того, как вышла замуж за отца. Виктории не хотелось допустить мысли, что мать могла вести себя распутно, несмотря на то что относилась к ней сдержанно. Она ни в чем не винила ее, не имела права.

Вспомнился отец, его смех. Его лицо сияло от счастья, он смеялся непринужденно и заражал этим самых сдержанных людей, заставляя их улыбаться. С ним было легко и хорошо. Она очень любила отца.

Глава 4

Виктория вошла в роскошную столовую. Она не ожидала такого блеска. Люстра и канделябр источали яркий свет, который падал на позолоту, отражался в великолепном столовом серебре и изысканном разрисованном фарфоре. С густыми волосами, спускавшимися на плечи и обрамлявшими прелестное лицо, Виктория выглядела экзотично. На ней было мягкое ярко-розовое платье с квадратным вырезом, обнажавшим верхнюю часть упругих грудей и подчеркивавшим узкую талию.

Наверное, Лоуренс удивился бы, узнав, как долго она раздумывала, прежде чем отправиться на ужин с ним, больше всего мучилась над тем, что надеть, ибо впервые получила приглашение отужинать наедине с джентльменом. Она уже мысленно представила, как миссис Карвер хмурится, не одобряя ее поведение. Однако в сложившихся обстоятельствах пристойность казалась несущественным излишеством.

Робко избегая откровенно восхищенного взгляда хозяина дома, Виктория изящно кивнула двум беспристрастным лакеям, застывшим по стойке «смирно» у буфета из красного дерева, на котором стояли блюда с едой, а на столе – серебряные вазы с красивыми цветами, и села на стул, выдвинутый для нее лордом Рокфордом. Он вернулся к своему стулу и тоже сел.

– Вы просто очаровательны, – заговорил он, глядя на нее теплым оценивающим взором.

Виктория покраснела. Никогда в жизни она еще не была так смущена, вдруг почувствовала, что у нее сильно забилось сердце, будто в ней что-то проснулось. Происходило что-то радостное.

– Спасибо, – сумела она вымолвить, запинаясь. – Это платье не новое, но оно лучшее в моем гардеробе.

– Платье вам идет, но по красоте ему никак не сравниться с женщиной, которая его носит, – ответил Лоуренс.

Она опустила глаза, точно это замечание действительно смутило ее. Лоуренс решительно напомнил себе, что устроил этот ужин не для того, чтобы соблазнить Викторию: учитывая сложившиеся обстоятельства, сейчас непростительно думать о мягкой постели и налитых грудях в его руках, и обратил мысли к более безопасным темам, справившись о здоровье матери Виктории.

– Она спит глубоким сном. Сиделка при ней, но я не должна оставлять маму надолго.

– Ни в коем случае. Думаю, сиделка пошлет за вами, если возникнет необходимость. – Взглядом Лоуренс дал лакеям знак подать вино и еду.

Виктория отказалась от вина, которым лакей собирался наполнить ее бокал. Надо сохранить трезвую голову. Отдавая должное вкусным блюдам, они говорили о разных пустяках. Когда лакеи удалились, они уселись возле камина друг против друга. Лоуренс потягивал бренди, Виктория пила кофе. Оба молчали, занятые собственными думами, и с удовольствием прислушивались к ветру, который обрушился на большой дом, расположенный на высокой пустоши. Викторию охватило странное чувство надежности, какое уже давно не посещало ее.