– Ты как?

Мгновение Ларен неподвижно глядела на него. Кровь отхлынула от лица девушки, пальцы впились в землю, судорожно, бессмысленно цепляясь за нее. Ларен содрогнулась, поднесла руку к щеке, которая горела от удара Деглина. Покачала головой, словно пытаясь собраться с мыслями. Сердце билось часто и сильно, страх помрачил рассудок, и, чтобы справиться с ним, она ответила с улыбкой:

– Я не успела увернуться.

Меррик изумленно уставился на нее:

– Челюсть у тебя цела? – Он тут же коснулся ее щеки легким ласковым прикосновением и удовлетворенно кивнул:

– Ничего страшного, просто будет большой синяк. – Он снова поглядел на ее ногу и приказал:

– Сядь!

За спиной Меррика слышались возмущенные голоса его людей. Очень хорошо, они не станут заступаться за Деглина – а впрочем, если бы и стали…

Ларен молча повиновалась. Меррик отодрал материю, обнажив обожженную ногу. Огонь не успел проникнуть чересчур глубоко, но от щиколотки до колена вся нога стала темно-багровой. Меррик думал, что Ларен испытывает сильную боль, и, вновь поглядев ей в лицо, увидел только растерянность и догадался, что Ларен еще не вполне сознает происшедшее с ней несчастье и его последствия.

– Сиди тихо! – велел он, поднимаясь. Обернувшись, Меррик увидел, что Олег уже схватил Деглина.

Скальд, задыхаясь, вырывался, но Олег был сильным воином, не хуже Меррика, к тому же сейчас он очень рассердился.

Меррик неторопливо направился к ним и остановился прямо перед сказителем, не говоря ни слова, просто глядя на него в упор. Деглин уже успокоился. Он сказал:

– Я не хотел сделать ей больно, только проучить решил. Она заслужила пощечину, а то, что она свалилась в костер, так это не моя вина. Она – рабыня, господин, ты не можешь требовать наказания.

Клив, стоявший за спиной Меррика, глухо зарычал, руки его сжались в кулаки, и тело напряглось, готовясь к прыжку. Воины разом поднялись на ноги, растерянность на их лицах уже сменилась гневом, но все выжидали, чтобы Меррик сам принял решение. Это право принадлежало ему, а не им.

Меррик услыхал плач Таби и, оглянувшись, увидел, как Таби ползком пробирается к сестре.

Меррик спокойно распорядился:

– Клив, отнеси малыша к сестре. Олег, подведи нашего скальда сюда, ближе к костру. Он, верно, замерз, сердце и мозг у него остыли и отказываются служить. Я согрею его, как он согрел Ларен.

Олег, ухмыляясь, подтащил Деглина к костру Мужчины сгрудились вокруг, встали в кольцо, все так же молча, выжидая.

– Передай его мне! – потребовал Меррик, и Олег толкнул Деглина к нему. Меррик ухватил Деглина за шею и бросил наземь, затем ухватил скальда за правую ногу и сунул ее в огонь.

Деглин с ужасом следил, как пламя подымается, охватывает его ногу и проникает внутрь. Он чувствовал страшный жар, видел, как отваливается обгоревшая материя от его штанов. Когда огонь опалил кожу и стал пожирать плоть, Деглин завопил. Он кричал и вырывался, изо всех сил сражаясь с Мерриком.

Только когда вся материя выгорела и обратилась в золу, Меррик выпустил Деглина и безжалостно наблюдал, как тот отползает прочь, катается в грязи, рыдая и задыхаясь.

Поглядев на него, Меррик произнес:

– Разума у тебя меньше, чем у змеи. Ты не владеешь собой и потому стал опасен. На этот раз я не буду убивать тебя, но помни, если ты еще раз попытаешься причинить кому-либо вред, придет твой час. Ты меня понял?

Деглин выл от боли, от ужаса перед страданием, от унижения – Меррик поступил с ним так лишь за то, что он всего-навсего ударил паршивую рабыню. Деглин вдыхал запах собственной обгоревшей плоти, желудок его сжимался от позывов рвоты и ненависти. Передохнув, он прошептал:

– Да, господин, я понял тебя.

– Хорошо, – заключил Меррик и отвернулся. Ларен уже села, выпрямилась и теперь глядела на свою ногу, руки ее почти касались ожога, но притронуться к своей ране она не решалась. Рядом с ней стоял Клив, держа на руках захлебывающегося слезами Таби, и тихо разговаривал с братом и сестрой. Меррик обратился к Эллеру:

– Принеси из моего шатра плошку с мазью, что прислала мне мать. Скорее!

Меррик присел на корточки, зажал ладонью подбородок Ларен и вынудил ее приподнять лицо.

– Мазь вытянет из твоей ноги жар и боль. Это та самая мазь, которой я лечил тебе спину, – ведь она помогла тогда, верно?

Ларен кивнула, слова застряли у нее в горле. Она не могла отвести глаз от огромного ожога.

– Ты молодец.

Ларен понимала: Меррик рассчитывает, что она и дальше будет вести себя молодцом, и не собиралась подводить его. Девушка опять улыбнулась, хотя и с трудом, и повторила:

– Я не успела увернуться. За эти два года я стала прыткой, словно блоха, и уворачиваюсь от ударов, точно жеребец, которого собрались холостить. – Ларен вздохнула, и краска вновь прихлынула к ее лицу – чересчур яркая краска, отметил Меррик. Щеки Ларен порозовели. Меррик знал, что она постепенно приходит в себя, и опыт страданий подсказывает ей, сколько боли предстоит пережить в следующие дни.

"За что? – подумал он. – Она и так уже много выстрадала, и вот все снова”.

Эллер протянул ему плошку с мазью:

– У меня осталась в запасе только одна пара штанов, – предупредил он.

– Тащи их сюда. Не может же она ходить голой на глазах у целого отряда викингов.

Ларен пристально глядела на плошку с мазью в руках Меррика, и викинг понял, что Ларен со страхом ждет той минуты, когда он прикоснется к обожженной коже, – она боится боли. Меррик сочувствовал Ларен, он знал, что девушка еще помнит, сколько ей пришлось вынести, когда он растирал этой мазью ее спину.

Меррик молча взял плошку с мазью в одну руку, а другой ухватил Ларен под мышки и поволок в шатер. Уложив девушку на спину, он предупредил:

– Я должен снять с тебя штаны.

Она не хотела этого, не хотела предстать перед ним совершенно обнаженной, однако нога уже горела, пульсировала, боль с каждой минутой вгрызалась все глубже и становилась нестерпимой. Да и какая разница? Меррик уже видел ее голой, он мыл ей спину, мыл всю целиком. Ларен смолчала, только отвернулась. Меррик опустился рядом с ней на колени, озабоченно хмурясь. Ларен боялась встретиться с ним взглядом, закрыла глаза, когда почувствовала на себе руки Меррика – он развязывал веревку, удерживавшую на се талии штаны Эллера. Ларен ощутила дуновение свежего воздуха на своей коже, когда Меррик снял с нее штаны. Он действовал очень осторожно, и Ларен мысленно благодарила его за это, однако ему пришлось отдирать от раны ошметки обуглившейся ткани, и тут Ларен так и взвилась, вопя от нестерпимой муки.

– Я знаю, тебе больно. Мне очень жаль, Ларен, – Меррик с силой прижал ладонь к ее животу, вынуждая Ларен вновь откинуться на подстилку.

Она лежала перед ним голая, беззащитная, ненавидя и грызущую ногу боль, и собственную беспомощность. Меррик накрыл се одеялом, оставив снаружи только раненую ногу. Ларен хотела сказать ему спасибо, но не смогла. Все ее мужество ушло на то, чтобы сдерживать стоны, не кричать, не плакать, не обнаружить перед Мерриком свою слабость.

Внезапно Ларен ощутила, что пальцы Меррика уже коснулись ее обожженной плоти, начали потихоньку втирать мазь. Теперь она могла бы перекричать ночную бурю, и все же заставила себя молчать – перетерпела и это. Прикосновение мази было одновременно и мучительным и приятным, ногу обдавало то жаром, то холодом, и наконец нога утратила чувствительность точно так же, как было прежде со спиной. Ларен не двигалась, крепко стиснув зубы, чтобы подавить любой звук.

Закончив, Меррик присел на корточки:

– Ты скоро поправишься. Ожог не слишком тяжелый. Эту мазь моя мама делает из бузины, так она мне говорила. Мама тебе понравится, она может разгневаться, словно яростный воин, но когда бывает ласковая, то похожа на тихого ребенка. Мама разбирается в разных зельях и лекарствах. В детстве я как-то подрался с Рориком, моим старшим братом, и свалился прямиком в очаг, и тогда она…

Ларен понимала, что Меррик старается отвлечь ее мысли от боли, заставить сосредоточиться на том, что он ей говорит. Ларен вслушивалась в звук его голоса, глубокого и в то же время ласкового, она изо всех сил пыталась вникнуть в смысл произносимых им слов, но он ускользал от нее. Когда Меррик смолк, она лишь сказала:

– Ты очень любишь свою мать.

– Да, она и отец – лучшие родители, каких только можно себе пожелать. Нет, конечно, у них есть свои недостатки, к примеру, они долго не принимали душой жену Рорика, ирландку, потому что считали ее ведьмой, но потом изменили свое мнение, поняли, что были не правы, и признали это.

Ларен кивнула.

– У меня немного осталось на теле мест без отметин, – произнесла она. – Благодарю тебя, Меррик. Ты очень добр.

– Постарайся сохранить в целости хотя бы эти места. Мне уже пришлось мазать этой мазью твою спину. Надеюсь, этот раз – последний, у меня и мази-то почти не осталось, а новую порцию мама приготовит только осенью.

– Больше, наверное, ничего не случится. Мы ведь уже почтя приплыли, правда?

– Правда. Но все же ты должна увертываться быстрее.

– Да, – ответила она, прислушиваясь к тупой боли в ноге, – в следующий раз я сама нанесу удар.

– Рабыня не может нанести удар, – спокойно ответил Меррик. Обернувшись, он позвал:

– Олег, принеси чашу меда.

Олег вошел в палатку и молча уставился на Ларен, затем кивнул, передал чашу Меррику и мгновенно исчез.

Меррик поднес чашу к губам Ларен, и она отхлебнула немного.

– Пей до дна, – приказал Меррик, – это поможет тебе уснуть.

Она подчинилась.

Прежде чем ладья повернула на север, через Норвежский залив в Копанге, им пришлось пережить два штормовых дня посреди Балтики. Как ни странно, Ларен бури почти не испугалась, она хлопотала только о том, чтобы успокоить Таби. Как и все обитатели ладьи, мальчик промок насквозь, и Ларен, не зная, чем помочь брату, просто рассказывала ему одну сказку за другой. На щеке у Ларен разлился желто-багровый синяк, который не причинял ей особых страданий, но девушка боялась, что теперь она и вправду похожа на ведьму. Болела, огнем горела нога, однако те же муки испытывал и Деглин, и от одной этой мысли боль утихала. К тому же Меррик заставил скальда грести наравне с остальными викингами.

Ларен опасалась, что Деглин умрет, он беспрерывно стонал и жаловался, согнувшись над веслом, и никто не обращал на него внимания. Но Деглин оказался довольно вынослив, на пятое утро, когда на ясном небе взошло солнышко и ветер стих, превратившись в легкий бриз, достаточный, чтобы наполнить паруса, Ларен заметила, что Деглин уже не так скверно себя чувствует, он даже перестал скулить. Деглин умолк, и это по-настоящему напугало Ларен – она догадывалась, что этот мужчина обдумывает свою месть. Деглин поймал ее взгляд, и Ларен тотчас отвернулась. С той роковой ночи никто из гребцов не просил ее продолжить повествование о Грунлиге Датчанине. Интересно, смогла бы она завершить эту историю, если бы се попросили? Ларен кивнула в ответ своим мыслям. Да, конечно. Чего ради ей считаться с Деглином?

Над головой замелькали чайки, с пронзительным воплем они пикировали вниз и в последний момент вновь взмывали в небеса. Кто-то из викингов громко вскрикнул, когда крыло с размаху задело его по лицу Появились десятки грузных бакланов, мужчины теперь переговаривались весело, вспоминая свой дом, жен, детей и хозяйство. Толковали они и о добытом в походе серебре, каждый из них возвращался домой намного богаче, чем уезжал четыре месяца назад.

Только Меррик хмурился, разглядывая синяк на лице Ларен. Каждый вечер он втирал мазь в пострадавшую ногу, хотя теперь Ларен вполне могла бы поухаживать за собой сама, и она сказала об этом Меррику. Тот только головой покачал и продолжал делать свое дело.

* * *

Торговый город Копанг был огражден изгородью из высоких, заостренных вверху кольев, расположенных на небольшом расстоянии друг от друга полукругом. Здесь насчитывалось не менее дюжины причалов, выдававшихся вперед, к островку, и Меррик приказал гребцам направить ладью к ближайшему из них. С радостными воплями викинги устремились на берег, они уже почти достигли дома.

Мужчины не собирались ничего покупать в Копанге, но они испытывали потребность в женщинах, тем более что на обратном пути из Киева не попадались рабыни, с которыми они могли бы позабавиться. Мужчины изголодались, хотели провести одну, последнюю ночку на свободе, прежде чем вернуться к своим семьям. Ларен понимала их состояние и не испытывала отвращения к своим новым друзьям, она радовалась, что никто из них не польстился на нее – и все благодаря Меррику.

В ту самую минуту, когда Меррик помогал Ларен перебраться на сухое место, она шепнула ему:

– Спасибо, что уберег меня.

– Я не сумел, – возразил он, – ты сильно обожглась.

– Я не о том. Твои воины избавятся здесь от похоти, они даже не пытались обратить свои желания на меня. Я очень благодарна тебе за это.