– Воображаешь себя сказительницей, а, девка? Ларен выдержала его взгляд, осмотрела викинга с ног до головы так, будто он вовсе не интересовал ее, и пожала плечами, чем окончательно взбесила Эрика:

– Я ничего не воображаю. Это ты скажешь мне, кто я.

Сарла затаила дыхание. Она сидела рядом с мужем и чувствовала, как пульсирует ярость в его жилах. Сарла заговорила поспешно, слишком громко, в голосе ее слышался испуг, она сама понимала это, но ничего не могла поделать с собой:

– Хочешь селедки, мой господин? Роран Черноглазый поймал ее нынче утром.

Эрик с трудом отвел глаза от рабыни;

– Рорану везет на рыбу, – пробормотал он, осушая очередную чашу с медом.

Так и вышло, что в конце долгого пира Ларен велели выступить вперед и рассказать историю Грунлига Датчанина с самого начала. Она заметила, как Деглин потихоньку выскользнул из залы, и обрадовалась, потому что при одном взгляде на бывшего скальда ожог снова начинал причинять боль. Ларен видела, что Деглин сильно прихрамывает, и была убеждена, что во всем он винит только ее.

Ларен надеялась и на этот раз получить серебряные монетки, поэтому она отважно отхлебнула пива, улыбнулась собравшимся и начала:

– Жил некогда храбрый воин по имени Грунлиг Датчанин…

Она старалась всячески приукрасить начало повествования, так что вскоре мужчины придвинулись к ней поближе, все разговоры затихли, люди боялись пропустить хоть одно слово:

– И вот, когда Парма наклонился, чтобы схватить Селину, и руки его коснулись ее плеч, произошло нечто очень странное…

Ларен намеренно выдержала паузу, оглядывая мужчин, женщин и тех детей, которые еще не уснули. В глазах Ларен мерцали искры, она наклонилась к своим слушателям, словно собираясь поведать им секрет, быстро проводя кончиком языка по нижней губе.

Первым не выдержал Олег:

– Хватит, малышка! Валяй дальше, не то я отниму у тебя пиво, и ты не сможешь утолить жажду до будущего лета.

Дружный смех послышался в ответ, и Эллер крикнул, перекрывая все голоса:

– Не мешайте! Я чую – нас ждет чудесная история!

Глава 9

Низким выразительным голосом Аарен продолжала свою повесть:

– Едва руки Пармы опустились на плечи Селины, ему почудилось, будто сам Тор поразил его молнией. Он тотчас отскочил от женщины, весь дрожа, и внезапно почувствовал страшный холод, руки у него затряслись. Ему казалось, будто ладони у него ободраны до мяса, и он испытывал острую боль, хотя не видел никаких ран. Кисти онемели, в них болезненно, толчками, билась кровь. С трудом оторвав взгляд от рук, Парма посмотрел на Селину, и та тихо напомнила ему: “Я же говорила, не прикасайся ко мне"

Прошло несколько минут, и страх Пармы улегся, исчезла и странная судорожная боль в руках, прошел озноб, казавшийся холоднее самой смерти, тогда Парму охватил великий гнев. Он уже не верил, будто с ним и впрямь произошло нечто необычное, такое, чего он никогда не испытывал и не в силах был понять Парма оскалился, зарычал и вновь набросился на Селину, опрокинув ее на скалу А она даже не вскрикнула, не пыталась ему сопротивляться Парма лег на женщину сверху, в уголках его губ пузырилась пена, когда он улыбнулся злобной торжествующей улыбкой и сказал – “Со мной не случилось ничего странного, ничего необычного Просто привиделось что-то и я растерялся на минутку, только и всего Сейчас я вспашу твое брюхо своим плугом, а потом заберу тебя на мою усадьбу, и там ты станешь моей наложницей и будешь служить как рабыня"

Едва отзвучали эти слова, как вдруг неведомая сила оторвала Парму от Селины и взметнула его в воздух Что за человек смог поднять саксонца, словно малого ребенка? Парма попытался опуститься вниз, но ему не удалось Он повис в шести футах над землей, глядя сверху на Селину, задыхаясь, голос отказывал ему, слова застряли у него в горле Он не упал обратно на землю, как обычно падает человек с высоты, и даже не остался просто висеть в воздухе, а медленно, медленно поднимался все выше и видел, как улыбается Селина, лежа на земле и глядя ему вслед. –Она крикнула ему:

– Выше, выше, Парма! Ты же хотел забраться на великую высоту? Давай; выше туч! Вперед, Парма! Твоя мечта сбылась.

Он силился опуститься, но летел все выше и выше.

Он вопил от ужаса, слепо борясь с той загадочной силой, которая крепко держала его, однако ему не удавалось даже перевернуться на спину Парма беспомощно висел вниз головой, и он никак не мог отвести глаз от быстро уменьшавшейся фигурки Селины – он по-прежнему различал на ее губах улыбку.

Парма вопил, попил все громче. Он попытался освободиться от незримой руки, хотя сознавал, что если она отпустит его, то он рухнет обратно на землю и разобьется о скалы. Внезапно мощный толчок направил Парму уже не вверх, но куда-то вбок, фигурка Селины исчезла, теперь Парма стремительно летел на восток. Под ним простиралась водная гладь, огромное море, и страх, охвативший Парму, был так велик, что он не мог понять, что же на самом деле с ним происходит. “Она заколдовала меня, – упорно повторял он. – Да, эта ведьма навела на меня порчу. На самом деле со мной ничего не случилось, это наваждение, сон. Сейчас я очнусь и убью ее”, – думал Парма, а тем временем могучая рука направляла его к югу. Парма попал в слой облаков, яркий белый свет ослепил его, он вновь почувствовал холод, задрожал всем телом, кожа у него посинела, точно руки Грунлига после того, как тот раздвинул все льдины. Парма опять вспомнил слова Селины – хотел бы он обрушить на ведьму такое же проклятие, которое она наслала на него. Неужто он так и издохнет здесь, высоко над землей, вмерзнет в облака из-за колдовства бабы, которую он убил бы одним ударом, если б только мог добраться до нее?!

Медленно, очень медленно, Парма начал спускаться с неба. Воздух потеплел, и несчастный вновь обрел способность видеть, чувствовать, размышлять. Он теперь различал землю, скалы, узкий поток воды между ними, яркую зелень травы. Парма не летел кувырком с высоты, а легко, осторожно скользил и казался самому себе всемогущим волшебником. Ему подумалось даже, что это он своей властью поднял себя в небеса и мог бы сделать это снова. Да, разумеется он сам сумел подняться и научиться летать.

Теперь, приближаясь к земле, Парма улыбался, окончательно поверив собственной выдумке. Он уже согрелся, и кровь вновь бежала по его жилам Он помахал рукой, словно веслом, и изменил направление полета. В восторге от нового открытия, Парма громко расхохотался Все доступно ему, псе удастся! Боги даровали ему великую силу Оттолкнувшись ногами, Парма помчался вперед сквозь неподвижный теплый воздух, потом потихоньку замедлил движение Хохоча все громче, он принялся испытывать полученный от ботов дар. Но едва Парма попытался вновь помахать рукой и оттолкнуться ногами, как рухнул вниз, словно огромная рука выпустила, отбросила его. В один миг пролетев небольшое расстояние, отделявшее Парму от земли, он упал возле ног высокого человека, одетого в медвежью шкуру судя по виду, перед Пармой стоял викинг – огромный, могучий, в забинтованных руках он сжимал широкий меч.

Воитель этот был Грунлиг Датчанин. На руках его еще болтались повязки, но меч он держал с легкостью. Грунлиг распрямился и вновь казался таким же высоким и гордым, каким был до постигшего его несчастья Грунлиг сказал.

– Твое имя Парма, и ты посмел коснуться моей жены. Ты знаешь, что я сделаю с тобой?

Парма уставился на Грунлига и даже рот приоткрыл в изумлении, тупо качая головой и отказываясь поверить, будто перед ним и вправду стоит Грунлиг. Не может быть! Собравшись с духом Парма сказал заносчивым резким голосом.

– Ты мертв. Ты ушел умирать. Ты должен быть мертв! От тебя ничего не осталось, только тень, которая скоро исчезнет. Тебя нет, это всего лишь оболочка, голос и какой-то призрак, порожденный воздухом. Я напал на твою усадьбу, угнал твой скот, ограбил корабли. Твои люди звали тебя на помощь, но ты не явился. А теперь мы оказались где-то далеко и от твоей и от моей родины. Что это за место? Где мы? Ты – не Грунлиг, ведь он давно согнулся и потерял свой гордый вид. Жалкий человек, он, наверное, уже свел счеты с жизнью.

Грунлиг поглядел на Парму сверху вниз, улыбнулся и ответил:

– Хочешь знать, кто я такой и где мы? На какой еще вопрос ты хотел бы получить ответ, подлый трус?

– Я улечу от тебя и прилечу назад, чтобы тебя убить! – пригрозил Парма, вскакивая на ноги.

Он замахал руками, но это ему ничего не дало. Тогда он влез на вершину скалы и бросился вниз, бессильно загребая воздух руками. Он услышал смех Грунлига Датчанина, злобный, пугающий смех, точь-в-точь как тот, что звучит в аду христиан. Парма так и не сумел взлететь, он вновь тяжело рухнул к ногам Грунлига, вопя от ярости:

– Ведьма! Ведьма! Она украла у меня силу! Будь она проклята навеки!

Грунлиг поднял ногу и наступил на голову Парме, говоря совсем тихо:

– Послушай меня, глупец. Нет у тебя никакой силы, только тщеславие, низкая злоба и заносчивость, достойная дурака. А теперь ты получишь награду по заслугам.

Ларен умолкла, улыбнулась мужчинам, женщинам. детям: все они неподвижно смотрели ей в рот, точно их жизнь зависела от каждого произнесенного слова. Клив улыбнулся и кивнул ей, прижимая к груди уснувшего Таби.

– Продолжай! – крикнул Эрик – Надоело мне ждать, пока ты заговоришь! Что случилось, черт бы тебя побрал? Что сделал Грунлиг? Раздавил ногой башку Пармы? Куда они попали, ради богов, отвечай!

Ларен покачала головой.

– Я всего-навсего женщина, господин Эрик, и нуждаюсь в передышке. Мой голос и мой разум – оба устали и хотят отдохнуть Наверное, завтра вечером я смогу продолжить рассказ.

Со всех сторон послышались вздохи, а Эрик, похоже, готов был прибегнуть и силе, ведь он с младенческих лет любил слушать скальдов и порой настольно погружался в их вымыслы, что мать не могла его дозваться. Меррик со смехом поднялся на ноги и поспешно произнес:

– Тихо, тихо, не стоит шуметь Она всегда так Она умолкла не оттого, что женская слабость одолела ее, нет, она нарочно дразнит вас, водит, точно рыбу, попавшую на крючок. Не беспокойтесь, начните дружно зевать и приговаривать, что придумала она" свою историю неплохо, но вы вполне переживете, если никогда не узнаете се конца. Пусть Ларен не очень-то задирает нос, ей полезно немного поволноваться.

Все еще смеясь, он обернулся к Эрику:

– Ну, брат, что ты скажешь о моем новом скальде, о женщине-сказительнице?

Эрик молча пожирал глазами Ларен, и Меррику как-то не по себе стало от того взгляда, каким его брат осматривал новую рабыню. Только этого не хватало. О боги, не хотелось бы затевать ссору с братом, но если Эрик попытается уложить Ларен в свою постель, придется сказать ему, что эту девушку он трогать не смеет. Меррик сам не понимал, чего ради он защищает Ларен, но знал, что поступит именно так. Он взглянул на Сарлу – Сарла смотрела на своего мужа. Она догадывается обо всем, отметил Меррик. Да и как не догадываться! Оба незаконных отпрыска Эрика росли здесь же, в усадьбе, меньшой еще не вышел из младенчества, однако восьмилетний Кенна стал уже сильным и крепким, вылитый отец. Их матери, Мегот и Кейлис, тоже жили в усадьбе и по-прежнему делили ложе с Эриком.

А Сарла все никак не рожает. Она прожила с Эриком уже два года, но ее чрево еще не выносило дитя. Меррик вздохнул, его это вовсе не радовало. Подойдя к Кливу, он протянул руки, чтобы принять у него Таби.

Прижимая малыша к себе, Меррик отправился за одеялом. Таби надежно устроился на его груди, придерживаясь за согнутую в локте руку Меррика. Он видел, что Ларен следит за ним, этой ночью он впервые взял Таби с собой. Подойдя к пей, он коротко распорядился:

– Сегодня Таби спит у меня, – на миг он остановился, изучая обращенное к нему лицо девушки.

Щеки у Ларен разгорелись и от пламени, очага, и от упоения успехом. Меррик улыбнулся ей, и, как ни странно, Ларен улыбнулась в ответ. Улыбка у нее была лучезарной, Меррик ощутил жар где-то глубоко внутри, он хотел, чтобы Ларен улыбалась еще и еще, только не сейчас, когда он смотрит на нее. Отвернувшись, Меррик произнес:

– Не выходи из дома. Оставайся рядом с Сарлой Скоро я решу, куда нам переселиться.

Ларен сжимала в ладони семь маленьких серебряных монет. Она стиснула руку в кулак, боясь потерять их, серебряные кружочки впечатались в ее кожу. Быть может, этого уже достаточно, чтобы выкупить ее, Таби и Клива? Она сказала:

– Я хочу поговорить с тобой, Меррик, завтра, например. Это очень важно.

Потом она заколебалась. У нее накопилось одиннадцать монет, конечно, это целое состояние” но все же она понятия не имела, сколько стоит такая рабыня, как она, и какую цену нужно дать за Клипа.

– Может быть, мне лучше поговорить с тобой не завтра, а как-нибудь в другой раз, дня через три или четыре. Я хотела расспросить тебя о кое-каких вещах и сколько они могут стоить.