– Мне это не нравится, – вновь завела она, – ты подвергаешься слишком большой опасности, Меррик. Я не могу этого допустить.

– Как только ты поднимешься с колен и вынешь лицо из тазика, ты сумеешь меня защитить.

Ларен фыркнула, и Меррик окончательно успокоился. Он все еще целовал ее, когда в спальню ворвался Ролло. Он был так высок, что ему пришлось нагнуться в проходе, чтобы не удариться головой в потолок.

– Как она?!

Через плечо Меррика Ларен ответила:

– Со мной все хорошо, дядя. Прости, что я нарушила твою торжественную речь.

– Вздор, не за что извиняться. Я очень рад. – После небольшой паузы он беззаботно продолжал. – Твои сестры, видите ли, очень тревожатся за тебя. Уф! Хельга опасается, что твое нутро окажется гнилым, как у Ферлен. Обе они хотят немедля увидеть тебя, напустили на себя важность, точно христианские монашки, – как же, они спешат обнять едва не утраченную ими сестру.

– Как мило, – откликнулась Ларен, – я готова принять их.

– Вот именно, – подхватил Меррик, – я тоже не прочь познакомиться с ними.

* * *

Хельга оглядела маленькую комнату Ларен, ту самую, в которой она провела все свое детство. Остается надеяться, что Ларен здесь посещают кошмары. Улыбаясь сводной сестре, Хельга с удовлетворением отмечала ее худобу и бледность. Полдень еще не миновал, а ее уже второй раз тошнит. Бедняжка Ларен, как бы она не окочурилась. Того гляди: беременность – дело опасное, это всякому известно. Женщине куда трудней выжить, чем мужчине, черт бы их всех побрал. Однако же Ферлен прекрасно пережила своих восьмерых младенцев. Интересно, удастся ли ей родить еще и девятого?

Продолжая улыбаться, она подошла к деревянной кровати и протянула сестре обе руки:

– Ларен, это и в самом деле ты! Я глазам своим не поверила, когда увидела тебя в зале, я так хотела, чтобы это и на самом деле была ты, что опасалась обмана. Прекрасно выглядишь, дорогая. Здравствуй!

– Спасибо, Хельга. А вот и Ферлен. Здравствуй, сестра.

Ферлен так и не смогла улыбнуться. В отличие от Хельги, она с завистью глядела на изящную хрупкую девушку с великолепными огненными волосами, с прекрасным цветом лица, какой бывает лишь в молодости, яркими серо-голубыми глазами и ровным рядом белоснежных зубов. Она чувствовала себя старухой, будто не сестрой приходилась Ларен, а матерью. Желчь поднималась к ее горлу, и Ферлен слегка дрогнувшим голосом произнесла:

– Мне недоставало тебя, Ларен. Жаль, что Таби пришлось умереть ради твоего спасения. Меррик приподнял темно-русую бровь:

– Это звучит так, словно Ларен бросила Таби в ближайшей канаве, лишь бы спасти свою шкуру.

– Неужели? Я такого не говорила, правда же, Хельга, я не утверждала ничего подобного?

Хельга только усмехнулась, придвигаясь поближе к Меррику. А он высок, этот викинг, и пахнет от него дурманяще, пахнет мужчиной, неповторимый аромат, смутный, мускусный, ей хотелось бы дотронуться до его рта, до его волос, до густой поросли у него в паху.

– О нет, Ферлен, – пробормотала она, неотрывно глядя на Меррика. – Ты любишь Ларен, как и я. Разумеется, она не могла убить Таби, чтобы уцелеть самой.

Ларен тупо уставилась на сестер. Как странно, Хельга словно помолодела за эти два года, а Ферлен состарилась, обрюзгла, морщины сбегают к уголкам рта, в некогда пышных темных волосах уже мелькает седина. А как разжирела!

Меррик в напряженном ожидании застыл возле Ларен, но она заставила себя улыбнуться:

– Конечно же, ни одной из вас и в голову не придет, что я могла избавиться от Таби. Меррик, налей Ферлен и Хельге сладкого вина.

Меррик кивнул и направился к невысокому столику у двери. Он налил вино в кубки из слоновой кости, роскошные кубки, каких он никогда в жизни не видывал. Шаги его гулко отдавались на деревянном полу. Меррик привык ходить по земляному полу, как псе люди. Так выходит слишком шумно, ногам неприятно, а если разуться, так и вовсе мозоли набьешь. Меррик предложил гостьям вино.

Когда Хельга принимала из рук Меррика кубок, рука у нее оказалась неожиданно горячей, жар полыхал и в ее глазах, темных, глубоких и загадочных.

– А где ваши мужья? – спросил Меррик, придавая своему взгляду такое же голодное выражение, какое он прочел в глазах Хельги. Даже вернувшись на свое место рядом с Ларен, Меррик продолжал глазеть на Хельгу.

Хельга медленно, знающей улыбкой улыбнулась ему и кивнула, словно поняв и приняв то, что происходило в тот миг между ними. Затем она ответила:

– Фромм, наверное, упражняется в бое на мечах. Он очень сильный.

– Животное! – вставила словечко Ферлен, отхлебнула слишком много вина и закашлялась.

– Да уж, – не споря, согласилась Хельга. Она обернулась к Ларен. – Значит, ты ждешь ребенка от Меррика. Похоже, ты окажешься столь же плодовитой, как твоя бедняжка мать. Как жаль, что она так быстро умерла после рождения Таби.

Ларен не помнила лица своей матери, но, как ни странно, в ее памяти еще звучал ее голос, сильный, уверенный, точно выводящий мелодию. А отец удушил мать, все видели отпечатки его пальцев на горле покойницы. Ларен вздохнула и быстро проговорила:

– Дядя Ролло сказал, будто все считали, что это его родичи с Оркнейских островов похитили меня и Таби. А ты как думаешь, Хельга?

– Я одно скажу, – пробормотала Хельга, маленькими глотками отпивая вино и не сводя глаз с Меррика. – Тот, кто это сделал, проявил великодушие. В конце концов, тебе удалось выжить, Ларен.

– Да, и я часто гадала, почему нас с Таби не убили на месте. Однако мне это не казалось милосердием. Думаю, тот, кто выдумал этот план, хотел, чтобы мы с Таби умирали медленно, долго страдали, вот только не знаю, в чем тут дело.

– А я-то полагала, что твой отец вернулся за тобой и Таби, – вмешалась Ферлен. – Он знал, что его казнят, если он задержится в Руане после убийства жены, а потому скрылся, выждал и забрал вас к себе.

– Наш отец, – поправила ее Ларен. – Нет, это был не Халлад. И я убеждена, что тебе и в голову не приходила подобная мысль, так что нечего лгать.

– Хотела бы я знать, что произошло с самим Халладом, – пробормотала Хельга. – Он не мог сравниться с дядей Ролло в воинской доблести, но был хорошим человеком и добрым отцом, пока не женился на твоей матери. Наверное, с ним покончили какие-нибудь бродяги. Ладно, что толковать, все давно миновало, а ты вернулась домой и привела с собой человека, который, того гляди, станет наследником Ролло. Занятно, как-то посмотрит на это Карл, король франков. Какой-то чужак и вдруг может сделаться герцогом Нормандии.

– Я съезжу к королю и поклянусь ему в верности, – возразил Меррик, – он вполне одобрит наш брак, можешь не сомневаться. Однако нет надобности спешить, – Меррик потирал руки, и глаза его на миг сверкнули откровенным вожделением и жадной страстью.

Хельга заговорила медленно, пристально глядя в лицо Меррику:

– Теперь мы с Ферлен оставим тебя, Ларен. Сегодня вечером мы поужинаем вместе, если тебя не замучает рвота.

Ларен молча следила, как сводные сестры покидают комнату. Откинув голову, она прикрыла глаза:

– Ты здорово играешь свою роль, Меррик.

– Ага! – посмеиваясь, подтвердил он. – Еще как! Хельга считает себя неотразимой, а я сумел доказать ей не только свой интерес, но и свою ненасытную алчность. До чего забавно! Надо только выждать – увидим, что получится.

– Хельга вовсе не дура. Будь осторожнее, муж мой!

Праздничный ужин затянулся дотемна. В глухой полночный час мальчик-слуга наклонился к уху Меррика и шепнул, что Олег ожидает его у ворот. Меррик вышел из дворца, прошел под аркой и окликнул:

– Олег, это я, Меррик. Как дела?

Никакого ответа. Меррик различал какие-то голоса, но вдали, а не здесь, в том месте, где, по словам мальчишки, Олег поджидал его. В стороне расположилась ночная стража, Меррик слышал, как караульные спорят из-за выпавших в кости очков. Он улыбнулся, всматриваясь в непроглядную темь, выжидая. Казалось, что гость Ролло всем ублаготворен, изрядно выпил и совершенно не готов встретить опасность, но это впечатление было обманчиво. Меррик даже принялся насвистывать, словно человек, избавленный от всех забот, человек, которому преподнесли на блюдечке целый мир.

Наконец они решились наброситься на него. Меррик мгновенно упал ничком и откатился прочь, вскочил и успел еще, в тот миг, когда его крепкие башмаки коснулись земли, отпрыгнуть подальше от нападавших. Врагов оказалось двое, оба в косматых медвежьих шкурах, лица заросли густой бородой, повыше локтя широкие серебряные ленты. Даже при тусклом свете дымных факелов вдалеке и слабом мерцании луны Меррик легко читал а их глазах готовность драться до последнего. Они вооружились кривыми кинжалами – Меррик видел такие в Киеве у арабских купцов – опасное оружие с блестящим кровожадным лезвием.

Меррик достал свой нож и начал перебрасывать его из правой руки в левую и обратно, все ускоряя ритм. Он расставил ноги и стоял надежно, уверенно улыбаясь своим врагам.

Они надвигались на него, пытались обойти с разных сторон, молчаливые, точно зимние изголодавшиеся волки, наметившие себе поживу.

Меррик громко расхохотался и окликнул их:

– Как вы медлительны! Видно, я не дождусь, пока вы решитесь доказать свою отвагу. Интересно, умеете ли вы драться? Вид у вас, как у дикарей, верно, вы рабы и вас выпустили только на одну ночь, поручив совершить убийство. Ты вот, слева, чего прыгаешь, будто девственница в брачную ночь? Чего ты лезешь? Песенку мне спеть хочешь? Или сыграешь на лютне, а твой дружок поведает забавную историю? Давай же, бей, трус вонючий, будет тебе скакать на одной ножке!

В ответ раздалось злобное урчание, и первый из нападавших бросился вперед, второй отстал от него лишь на мгновение, но для Меррика этой секунды оказалось вполне достаточно: он врезал здоровяку по горлу ребром ладони и, пристально глядя в лицо врагу, вонзил ему в грудь свой кинжал – тот рухнул, не издав больше ни звука. Меррик не собирался возиться с ним. Второй бородач уже прыгнул на него, и этот, вероятно, был умнее, раз не напал сразу, а выждал.

– Я тебе кишки выпущу, – прорычал он. В прыжке он сумел сохранить равновесие, хотя глаза его не отрывались от глаз Меррика и от ножа, который викинг по-прежнему перебрасывал из одной руки в другую.

Меррик быстро отступил и нанес резкий удар, но противник тоже успел отскочить, и Меррик лишь надрезал острием ножа медвежью шнуру, в которую тот закутался.

Нападавший поглядел на прореху в своем одеянии и вновь взглянул на Меррика:

– Нет, ты меня не выпотрошишь, ублюдок. Я тебе кишки выпущу и в канаве их утоплю, ты ж мне одежу попортил.

Обещание выбросить его внутренности в канаву очень не понравилось Меррику. Он шагнул в сторону и, остановившись над поверженным телом первого из своих врагов, аккуратно попинал ногой безответный труп, а затем плюнул на нею.

Это подействовало. Дружок погибшего яростно взвыл и снова ринулся на Меррика, изрыгая одно проклятие за другим, перечисляя все раны, которые он намеревался нанести Меррику арабским ножом. Меррик раздразнил врага, и тот на миг утратил контроль над собой. Однако когда Меррик попытался нанести ему удар в живот снизу вверх, бородач успел втянуть и брюхо и грудь, резко прогнувшись назад, развернулся всем телом и обрушился на Меррика сверху. Нож его, описав широкую дугу, глубоко пропорол Меррику руку.

Меррик почувствовал холод и резкую боль от полученной раны, но, слава богам, она быстро утихла. Этот человек работает куда аккуратнее, чем его напарник. Меррик чувствовал, как струится по руке горячая кровь, он знал, что кровотечение само собой не прекратится, и решил использовать его себе на пользу. Жалобно застонав, Меррик покачнулся, опустил голову и обхватил здоровой рукой раненую.

Бородач снова занес свой нож. Меррик выждал, пока резкий запах нападавшего не коснулся его ноздрей, и тогда ударил его в лицо раненой рукой, втер ему кровь в глаза, полностью ослепив врага.

Тот пытался еще вывернуться, удрать, но Меррик перехватил его горло здоровой рукой и притянул противника к себе. Он давил врагу на глотку, пока не убедился, что тот едва дышит.

– Кто твой хозяин?

– Нет у меня хозяина. Я проиграл. Убей меня.

– Назови мне своего хозяина, и я сохраню тебе жизнь.

Меррик легонько прикоснулся острием ножа к горлу своего пленника, потом надавил чуть сильнее.

– Говори, – приказал он.

– Это Ролло, да-да, сам Ролло. Он пожелал твоей смерти.

Меррик от изумления разжал руку, и его враг резко дернувшись, вырвался на свободу. Шатаясь, он бросился бежать и растворился в темноте.

Меррик не пытался догнать его. Он остался стоять на том же месте, прижимая больную руку к груди и стараясь отдышаться. Наверное, следовало бы поймать этого человека, но Меррик очень сомневался, что сумеет обнаружить его. Скорее всего, сам Меррик свалится во время погони от потери крови. Раненая рука ожила, ее словно огнем жгло. Меррик даже зубами заскрипел от боли. Оторвав край своей рубахи, он забинтовал зияющую рану.