С поникшей головой угольщик упал на колени, но Жоффруа поднял его и, все еще хохоча, приказал слугам накормить Тома и дать лошадь, чтобы он мог добраться домой.

– Лучше бы осла, господин, – поправил графа Тома Угольщик. – За лошадью нужно много ходить, на выручку от угля ее не прокормишь. Да и люди станут мне завидовать. Так что если она не сдохнет, то ее украдут. А вот ослик и груз большой повезет, и мало кто на него позарится.

– Все, чего ты желаешь, – это осел?

– Да, господин.

Жоффруа усмехнулся:

– Вот она, народная мудрость. Может, стоит назначить тебя моим шутом.

Угольщик поднял на него умные голубые глаза:

– Я не дурак, господин.

– Это уж точно. Но разве тебе не хочется бросить жизнь угольщика ради жизни при дворе? Не хочется носить красивые одежды, спать на тюфяке из перьев, знать, что твоя жена и дети хорошо накормлены? Мне кажется, этого должен желать по-настоящему мудрый человек.

Угольщик наморщил лоб, соображая.

– Да, было бы неплохо, – признал он. – Но тогда я перестану быть собой. Я превращусь во что-то большее, чем простой угольщик, а это совсем не мудро, господин.

В конце концов Жоффруа отослал Тома восвояси с ослом, нагруженным едой, и с обещанием купить весь уголь, который будет у него на продажу. Глядя вслед бедняку, довольному собой, ослом и судьбой, Жоффруа почувствовал укол зависти.

– Господин, – обратился к нему с поклоном камердинер. – Пока вас не было, прибыла ваша супруга. Она устраивается в угловых покоях западной башни.

У Жоффруа разом испортилось настроение. И ведь знал, что Матильда должна была вот-вот приехать. Он и на охоту поехал, потому что хотел последний раз глотнуть настоящей свободы. Юноша отпустил слугу коротким взмахом руки и, пощипывая себя за верхнюю губу, посмотрел на дорогу, по которой ушел угольщик со своим новым осликом. Возможно, сегодняшнее злоключение в лесу было знамением. Беседа с лесным обитателем на пути в Лош заставила Жоффруа на многое взглянуть в новом свете.


Матильда мерила шагами покои, в которых устроили ее слуги Жоффруа. К ее приезду готовились, но последние мелочи вроде разведения огня, нагревания воды для умывания и накрывания на стол привели к настоящему переполоху. Теперь все ушли, кроме ее собственных домочадцев. Жоффруа, как ей сообщили, был на охоте, и Матильда обрадовалась этому, ведь у нее появилось время собраться с мыслями. Ей по-прежнему казалось, что она напрасно приехала сюда. Несмотря на письма отца и строгие условия, которые обеспечивали ее благополучие, Матильде было тревожно. А в Англии, пользуясь ее отсутствием, ее противники наверняка решат вопрос с наследованием трона в свою пользу. И наконец, даже с большим количеством слуг она чувствовала себя одинокой.

Дрого с Матильдой не приехал. Он принял постриг и стал монахом в аббатстве Премонтре. Его заменили другие, но это были люди ее отца, а не ее рыцари.

По крайней мере, во дворце не было ни Элис и ни единого следа ее пребывания здесь, хотя прямых вопросов о ней Матильда не задавала.

Слуги Жоффруа проводили ее в покои, обеспечили всем необходимым, но в остальном сторонились ее. Матильде казалось, что она очутилась внутри золоченой клетки, только непонятно было: эта клетка защищает ее или держит в неволе до тех пор, пока не придет время вовсе избавиться от ненавистной жены.

Неожиданно дверь распахнулась, напугав Матильду, и вошел Жоффруа, энергичный, как молодой лев, с золотисто-рыжей массой спутанных ветром кудрей, сверкая зеленовато-синими глазами. За время их разлуки он вырос и стал шире в плечах; мягкие подростковые черты затвердели в точеные линии созревающей мужественности. От его красоты захватывало дух. И Матильда ненавидела и боялась его.

– Госпожа супруга, добро пожаловать домой. – Он отвесил ей шутливый поклон.

Тело Матильды отозвалось отвратительным смешением возбуждения и робости. Она уже готовилась бороться с ним не на жизнь, а на смерть. Если он снова поднимет на нее руку, один из них умрет.

– Надеюсь, в этих покоях вам удобно. – Жоффруа огляделся, по-хозяйски уперев руки в бедра.

– Благодарю, милорд, удобно – вернее, станет удобно, когда мои люди закончат обустройство. – Ее слуги опустились на колени при появлении графа; знаком она велела им подняться и продолжить работу.

Его челюсти сжались, но в глазах промелькнула искра веселья.

– Самому странно это говорить, но я скучал по вас, – сказал Жоффруа. – Как же мне не хватало ледяных взглядов! Кроме вас, никто не вгоняет меня в дрожь одним суровым словом.

Матильда проговорила со всем возможным презрением, какое испытывала к мужу:

– Я бы добилась расторжения брака, будь это возможно.

– Дражайшая супруга, я и сам этого хотел. – Он искоса глянул на слуг. – Но коли этому не бывать и нам обоим придется нести свой крест, не обсудить ли нам кое-что?

– Сейчас? – Ею все больше овладевал страх.

– Почему нет? Чем раньше, тем лучше. – Он поднял было руку, но остановился и развернул ее ладонью к Матильде. – Вы не отпустите прислугу?

В его голосе слышалось раздражение, но Жоффруа явно старался соблюсти условия их воссоединения: если не дух, то, по крайней мере, букву. И пока трудно было предугадать, как бы он поступил, получив отказ.

– Оставьте нас, – приказала она слугам, – но будьте рядом. Я позову вас, если будет нужно.

Муж ее при этих словах фыркнул, но в лице Матильды ничто не дрогнуло.

Пока слуги один за другим покидали комнату, они с Жоффруа сцепились взглядами, как два противника перед сражением. Упала щеколда, и настала тишина, только потрескивали сухие бревна в очаге, облизываемые языками пламени. Потом Жоффруа пересек разделяющее его и жену пространство, положил руку ей на талию и привлек к себе.

– Я правда скучал по вас. И правда то, что я подумывал о расторжении нашего брака. Зачем мне жена, которая наполняет мою чашу уксусом?

– Затем, что есть и плюсы? – с издевкой предложила она ответ. – Затем, что этот брак делает вас мужем вдовствующей императрицы и будущей королевы? Затем, что он дает вам власть и положение, которых вы иначе никогда бы не получили? Затем, что вы хотите Нормандию, а без меня вам ее не добыть…

Жоффруа крепче сдавил Матильду. Они оба тяжело дышали от ярости и страсти. Ее лоно сочилось желанием. Как давно с ней случалось это в последний раз! Невзирая на всю ее неприязнь, даже ненависть к Жоффруа, невзирая на то, что он сделал с ней, физическое влечение между ними по-прежнему оставалось непреодолимой силой.

– О, все это так, жена, я не спорю, – проговорил Жоффруа. – Но и для вас, хотите вы это признавать или нет, плюсы есть.

Жоффруа прижался к ней так, чтобы Матильда в полной мере ощутила, как сильно он возбужден. Между поцелуями он подвел ее к только что застеленной кровати и там насладился ею не спеша и всласть: стянул с нее нижнее белье, осыпал поцелуями ноги от ступни до самого верха, ласкал ее лобковый бугорок до тех пор, пока Матильда не застонала. Потом он опустился на нее всем телом и вошел в ее лоно, слился с ней бедрами, двигаясь медленно, мощно, не торопясь, и наконец Матильда заметалась под ним, снедаемая желанием. И только тогда он довел ее до конца и понаблюдал, как она содрогается в оргазме, после чего сам отдался катарсису блаженства.

Матильда закрыла глаза, дожидаясь, когда угаснут в теле мерцающие искры наслаждения. Теперь бы расслабиться в восхитительной неге, однако нервы у нее были взвинчены. Она не успела вставить прокладку из мха, и ей оставалось только успокаивать себя тем, что со дня на день она ожидала регулов, так что вряд ли соитие увенчается зачатием. Выбравшись из-под Жоффруа, Матильда поднялась с постели и начала одеваться.

Жоффруа тяжелым взглядом наблюдал за тем, как она, сидя на низком табурете, занялась растрепанными волосами. Он вкусил вожделенный плод, но удовлетворения не получил: Матильда, как прежде, ускользала от него.

– Вы хотите «обсудить» еще что-нибудь перед тем, как я позову слуг обратно? – спросила она.

Он сел на кровати, потемнев лицом.

– Нет, потому что ваш отец все подробно описал в своем письме, как и я в ответном послании ему. И как видите, я держу слово.

Матильда ожесточенно перебирала пальцами, заново плетя косы.

– Пока да, но надо смотреть, что будет дальше.

– Это верно для обеих сторон, жена, – парировал Жоффруа. – От вас я жду повиновения.

– Что с Элис? Как вы с ней поступили? – перешла в атаку Матильда.

Ответом ей была тишина. Матильда обернулась к кровати и успела заметить боль на лице графа, прежде чем он справился с чувствами. Приняв равнодушный вид, Жоффруа стал натягивать брэ.

– Можете не беспокоиться насчет нее. Элис умерла.

Новость на мгновение оглушила Матильду. Она хотела сказать, что рада, однако чувствовала совсем иное. За потрясением последовала тревога. Где предел того, на что способен ее муж?

– От чего? – Матильда надеялась, что голос не выдал ее мыслей.

– Молочная лихорадка вскоре после рождения сына. Вот ее чрево легко было наполнить. От нее у меня также есть дочь, и оба ребенка будут воспитываться при мне. Насколько я помню, ваш отец ничего об этом не говорил, и менять свое решение я не намерен.

Матильда осенила себя крестом.

– Упокой Господи ее душу, – пробормотала она, убежденная, что это Жоффруа так или иначе погубил любовницу.

Он встал:

– Думаю, вы согласны, что я осознал и исправил свои ошибки. А вы, жена? Вы будете выказывать мне уважение?

– Буду – в той же мере, в какой вы сами будете выказывать мне уважение.

– На том и порешим, и да будет наш брак благословен и плодовит, – хмуро заключил он и ушел.

Когда дверь за ним закрылась, Матильда с облегчением перевела дух. Спустя минуту она распростерлась ниц перед своим домашним алтарем, моля Всевышнего дать ей силы, чтобы вынести выпавшие на ее долю испытания и хотя бы на людях играть положенную ей роль.

После молитвы она посидела немного, чтобы успокоиться, и потом позвала слуг – им пора было заканчивать работу. В тишине служанки поменяли простыни и аккуратно заправили смятую кровать. Матильда набросила мантию, кликнула Ули и вышла на крепостную стену, чтобы посмотреть на город и лесистые окрестности. Куда-то вдаль вела дорога, по ней шли люди, и среди них Матильда разглядела человека с нагруженным поклажей ослом.

В последний раз она вот так же стояла на парапете замковой стены в Нортгемптоне с Брианом Фицконтом. При мысли о том, как хорошо было бы, пойди ее жизнь иным путем, Матильду охватила безысходная грусть, но она немедленно одернула себя. Какой смысл тосковать о путях, что остались в стороне или не существовали вовсе? Надо сосредоточиться на той дороге, по которой она сейчас идет.

С приближением вечера небо потемнело, западный ветер пригнал тучи, и на лицо Матильды посыпались мелкие капли дождя. Обратно в свои покои она пошла другим коридором и по пути миновала комнатку в толще стены, где сидели две женщины. Одна кормила младенца пышной белой грудью, видной через разрез в платье. Вторая опустилась на колени перед крошечной девочкой, точной копией Жоффруа – с такими же огненными кудрями и упрямым подбородком. Она складывала одну в другую деревянные чашки и без умолку тараторила.

При виде Матильды обе женщины торопливо вскочили и поклонились, причем кормилице пришлось вырвать грудь из жадного ротика младенца.

– Это дети графа? – спросила Матильда.

– Да, госпожа. – Кормилица опустила глаза на своего подопечного.

– Как их зовут?

– Имя малыша – Гамелин, а это – Эмма, его сестра.

Голос женщины звенел тревогой.

– Не бойтесь, – сказала ей Матильда. – Я не преследую невинных.

Она покинула комнатку в глубокой задумчивости. Эти дети были доказательством того, что семя Жоффруа жизнеспособно. Они вырастут и продолжат род отца так же, как продолжают род Генриха его многочисленные внебрачные отпрыски. Если бы Матильда не принимала мер предосторожности и при иных обстоятельствах этих детей могла бы родить она. Но в Германии Матильда едва не умерла, разрешаясь от своего мертворожденного сына. Боль и скорбь той трагедии жили в ее душе незаживающей раной, и на всю жизнь остался у нее страх перед родами. Ради Генриха она готова была погибнуть, рожая ему в крови и мучениях наследника, но к Жоффруа подобной преданности не питала. Тем не менее встреча с малышами наполнила ее горьким томлением по несбывшемуся.

Глава 16

Ле-Ман, Анжу, июнь 1132 года


Стоя в покоях Жоффруа, Матильда поджала губы, читая письмо, прибывшее из Англии от ее отца.

– Ну? – выгнул брови Жоффруа.

– Он пишет, что еще думает, – ответила она, вся во власти сердитого разочарования.

Матильда чувствовала себя обманутой. Она обратилась к отцу с просьбой вручить ей ключи от замков Аржантан, Монтобан, Эгзем и Домфрон в Южной Нормандии, которые были обещаны ей как часть приданого, но он отказывался. Для Матильды это было словно пощечина.