(Англия) Элизабет Чедвик - Хозяйка Англии

После неожиданной смерти Генриха земля ходуном заходила у Бриана под ногами. У него не осталось другого выбора: пришлось присягнуть на верность Стефану, потому что так поступили все и не с кем было объединиться. Король Шотландии находился слишком далеко, чтобы быстро оказать помощь, а сама Матильда в Анжу. Какой смысл поднимать восстание, если нет ни вождя, ни направления? Он не мог обсудить сложившиеся обстоятельства с Робертом Глостерским, так как тот все еще был в Нормандии. Роберт не восстал открыто, но и не приехал ко двору, чтобы преклонить колено у трона Стефана.

После того как бывшего короля опустили в могилу перед алтарем, похоронная процессия медленно вышла из аббатства в сырой январский день.

Галеран де Мелан остановился рядом с Брианом и посмотрел на него оценивающе.

– Итак, – сказал он, выпуская изо рта с каждым словом быстрые облачка пара, – дело сделано, и мы теперь живем при новом короле. Лично я рад, что мы наконец выбрались оттуда. Гробовщики не сумели как следует спрятать прогнивший мир.

– Он заслуживал лучшего, – заметил Бриан.

– Теперь это не имеет никакого значения, – пожал плечами де Мелан.

– Это всегда имеет значение, милорд. Мы должны с уважением относиться к человеку, мертв он или жив.

Де Мелан его раздражал. Трения между ними начались, когда де Мелан находился в заключении в Уоллингфорде; в последующие годы неприязнь только росла. Галеран и его брат-близнец стремились полностью завладеть ухом короля, и все, кто не принадлежал к их стану, уже оказались оттесненными к краю придворной жизни.

Галеран засунул большие пальцы рук за ремень и горделиво выставил одну ногу.

– Для вас это наверняка серьезная потеря, – произнес он. – В Англии у вас никого нет, кроме родственников вашей жены, из которых ни один не стоит времени и усилий. – С ехидной усмешкой он добавил: – И наследников у вас нет, а земли, которыми наделил вас Генрих перед женитьбой, не принадлежат вам. Королевский дар могут забрать, как только вассал проявит неверность по отношению к королю.

– Что вы имеете в виду? – ледяным тоном поинтересовался Бриан. – Давайте-ка начистоту, милорд.

– Это очевидно, Фицконт. Пусть в вас течет кровь правителей Бретани, но, как и милорд Глостер, вы незаконнорожденный, а потому даже в большей степени, чем он, зависите от щедрот короля. Генрих поднял вас из грязи, значит вы можете снова упасть в грязь.

Бриану стало противно.

– Как и любой из нас.

– Кто-то с большей вероятностью, кто-то с меньшей.

Небрежно кивнув, Галеран вернулся к своему брату-близнецу Роберту де Бомону и к Гуго Биго, который держался важно, словно толстый боров. Бриан остался стоять в стороне. Да, Галеран был прав, говоря о его одиночестве. Однако минуту спустя к нему подошел коннетабль Херефорда Майлс Фицуолтер, известный своим твердым характером и рассудительностью военачальник из приграничных земель.

– Де Мелану надо бы вести себя поосторожней, – заговорил он с Брианом. – Тот, кто ходит, задрав нос к небу, не заметит дерьма у себя под ногами, пока не вляпается в него.

Бриан невольно усмехнулся:

– Вы тоже обратили на это внимание, милорд?

– Нужно всегда следить за тем, что происходит при дворе, – ответил Майлс. – На вашем месте я бы появлялся здесь только по необходимости и старался найти повод проводить побольше времени в своих землях.

Бриан кивнул:

– Мне тоже кажется, что пришла пора заняться Уоллингфордом. Нужно возводить новые здания, чинить старые, да и супруга жалуется, что совсем не видит меня. – Он едва не состроил гримасу при этих словах. – А как ваши дела, милорд?

Майлс взъерошил редеющие волосы песочного цвета и растянул губы в невеселой улыбке.

– Я солдат и потому люблю, чтобы во всем был порядок. Иногда надо атаковать стремительно, и наш новый король нам всем это только что продемонстрировал, а иногда лучше проявить осмотрительность. Вот лорд Глостер сейчас как раз это и делает. – Он глянул в сторону Стефана, которого плотно обступили братья Бомон, Биго и епископы Солсберийский и Винчестерский. – Но ему придется сделать выбор. Что же до меня самого, то я подожду и посмотрю, что за короля нам купили, а пока буду горевать об уходе поистине великого монарха. Вряд ли нам с вами доведется увидеть второго такого же.

– Госпожа, – сказала монахиня и знаком пригласила Аделизу пройти в покои, которые для нее приготовили.

Ступив через порог, Аделиза осмотрелась. Обстановка скудная, но ей другой и не надо. В комнате навели чистоту, сильно пахло свежей известкой. Вдовствующая королева прикоснулась к стене, и на пальце осталось влажное белое пятно. По углам горели жаровни, наполняя помещение теплом, к балкам потолка поднимались завитки ароматного дыма. На кровати с веревочным каркасом лежал пуховый тюфяк, накрытый плотной льняной простыней, валик и две большие мягкие подушки. Это все, что нужно: спокойный уголок, где можно укрыться от всего, молиться и привыкать к глубоким переменам, свершившимся в ее жизни.

Пятнадцать лет она была королевой Англии, супругой одного из величайших монархов христианского мира, и вдруг этому пришел конец. У нее остались фамильные поместья и родовитое происхождение, но больше она не является средоточием дворцовой жизни. За Генриха ее выдали совсем еще юной девочкой. Теперь ей приходится искать в той девочке взрослую женщину, и если это означает постриг, так тому и быть. В мире превеликое множество явлений, от которых ей хочется отвернуться и обратить взор в себя, отдаться размышлениям и молитвам. Она будет писать Матильде и делать все, чтобы поддержать и утешить падчерицу, потому что таковы обязанности мачехи. Но помимо этого, отринет суетный мир и окунется в жизнь Уилтона, посвятит себя заботам о соседнем лепрозории в Фагглстоуне. Платья из гладкого шелка она уберет подальше, будет скромной перед Богом, и со временем Он покажет, чего ждет от нее.

Матильда крепко зажмурилась и напрягла все силы в финальной потуге, чтобы вытолкнуть плод из чрева.

За стенами мощной крепости Аржантан стоял удушающе жаркий июль, и хотя за массивным камнем было прохладнее, чем под открытым небом, волосы Матильды липли ко лбу, а кожа блестела, словно намазанная маслом. Как всегда, роды оказались трудными. Она вознесла множество молитв и призывов Деве Марии, прося о помощи и о благополучном разрешении ее третьим ребенком. Последние несколько месяцев Жоффруа провел на полях сражений; теперь настал ее черед сражаться.

Старшая повитуха велела ей пока не тужиться, а подышать.

Матильда послушалась и вскоре почувствовала рвущую боль между ног, а потом внезапное облегчение. Мгновение спустя женщина уже держала на руках плачущего мокрого младенца.

– Хороший мальчик, – широко улыбнулась повитуха. – Госпожа, у вас и милорда родился еще один сын.

Опустошенная, Матильда откинулась на валики.

– Жоффруа хотел на этот раз девочку, у него были на нее политические планы, – с улыбкой выговорила она, пытаясь отдышаться. – Опять он будет упрекать меня в упрямстве, но вряд ли огорчится.

На самом деле Жоффруа возгордится. Будь супруг петухом, думала Матильда, то с каждой навозной кучи кукарекал бы о том, что трижды от него рождались мальчики и что это доказывает выдающуюся силу его семени.

– Как вы его назовете, госпожа?

– Вильгельм, – ответила она сразу же. – В честь его деда, который завоевал Англию и Нормандию.

– А почему не Фульком – в честь отца графа?

Матильда строго взглянула на повитуху, но решила не отчитывать ее за дерзкий вопрос.

– Достаточно того, что имя нашего среднего сына взято из анжуйской родословной, – резко произнесла она. – Да, мой свекор – король Иерусалима, но Иерусалим далеко, в отличие от Англии и Нормандии.

– Конечно, госпожа.

Оробевшая повитуха перерезала пуповину и отдала ребенка своим помощницам, чтобы те искупали его, пока она занимается последом. Матильда глянула за окно. Солнце уже миновало зенит, но пекло по-прежнему немилосердно.

Скоро придут бури, подумала она, бури всякого рода.

Наконец вымытый и запеленутый новорожденный мальчик оказался у нее. Матильда положила младенца себе на согнутый локоть. Его тончайшие реснички поблескивали золотом, а ротик делал сосательные движения. Она возблагодарила Господа за то, что сын пришел в этот мир здоровым. Теперь надо молиться о своем выздоровлении. Деторождение так изнуряет. Три сына за четыре года. Хочет Жоффруа дочерей или нет, Матильда твердо решила, что в последний раз рисковала жизнью. Больше она не ляжет с мужем, потому что ей необходимо завоевывать королевство и герцогство, и она давно занялась бы этим, если бы не этот малыш.

– Приведите старших, – приказала она камеристкам. – Пусть познакомятся с братиком.

Генриха и Жоффруа немедленно привели в родильные покои. Генриху хотелось посмотреть на младенца, но, едва взглянув, он потерял к нему интерес. Сам-то он уже был большим мальчиком и не проникся особой симпатией к крошечному свертку на руках у матери. В его душе шевельнулась ревность – почему это мама обнимает не меня, а его? – но чувство это не было чересчур сильным. Генрих твердо знал: все равно он лучше всех. Он приложился губами к лобику младенца, как было велено, и тут же убежал искать себе более увлекательное занятие. Жоффруа остался сидеть на кровати Матильды и старательно выговаривал имя Вильгельм.

Матильда смотрела на троих сыновей – будущих королей, герцогов и графов, но только если она и Жоффруа обеспечат им эти титулы. Пока же они утрачивают свои позиции: в апреле папа римский подтвердил права Стефана на корону и издал соответствующую буллу, и король Франции тоже признал Стефана монархом. Матильда намеревалась оспорить решение папы, но на это потребуется время, а пока длятся дипломатические битвы, Стефан будет укрепляться на троне. Вскоре после издания папской буллы сдался ее брат Роберт и принес Стефану клятву верности. Матильда надеялась, что это вынужденная мера и что, находясь при дворе, брат будет общаться с другими лордами и сможет повлиять на них, однако пока она воспринимала его клятву как предательство и слабость, особенно ввиду того, что раньше он хотел вручить корону брату Стефана – Тибо.

Младший сын уснул у нее на руках и тихо засопел. Матильда передала младенца повитухе, чтобы та уложила его в колыбель. Пусть хотя бы он поспит в покое и неведении.

Аржантан, Нормандия, сентябрь 1136 года

Мама, смотрите! Смотрите на меня!

Матильда оторвалась от беседы с шорником и посмотрела, как Генрих держится в седле на кауром пони.

Он выпрямил спину и поднял подбородок. Сентябрьский ветерок шевелил его золотисто-рыжие волосы и придавал глазам оттенок морской воды. Сын приступил к урокам верховой езды две недели назад и был от них в полном восторге. Пока обучение состояло в том, что один из конюхов медленно водил пони Генриха по кругу. Для мальчика специально изготовили седло по размеру, чтобы он не ерзал между передней и задней луками. Генриху еще не позволяли брать поводья в руки – ему не хватало силенок управлять лошадью, – однако он уже уверенно чувствовал себя, сидя верхом, учился держать равновесие, набирался знаний и опыта.

– Да, ты замечательно смотришься, – ответила она с гордостью. – Настоящий король с головы до ног.

– Я хочу скакать галопом!

– Обязательно поскачешь, но не сейчас. Ты должен еще кое-что выучить и немного подрасти.

– Нет, я уже большой!

Губы Матильды дрогнули – как он возмущается!

– Конечно большой, но нужно стать еще больше.

Конюх повел пони под уздцы неспешным шагом.

– Быстрее! – закричал Генрих. – Я хочу быстрее.

Она оглянулась на стену с бойницами – с той стороны донесся шум. Через мгновение оттуда прибежал воин.

– Госпожа, у ворот английский лорд, он просит разрешения въехать в замок. Это милорд Болдуин де Ревьер и его рыцари.

Матильда встрепенулась. Болдуин де Ревьер – это же единственный английский барон, который отказался присягнуть Стефану. Он заявил, что уже поклялся в верности Матильде и будет держать свое слово до последнего вздоха. Стефан осадил его замок в Эксетере, и де Ревьеру пришлось отступить, когда из-за летней жары пересохли колодцы. Потом Матильда слышала только, что он обосновался в замке Карисбрук на острове Уайт и досаждает кораблям Стефана на пути между Англией и Нормандией.

– Впустите его, – приказала она, – и окажите радушный прием.

Ворота открылись, и внутри замковой стены оказался отряд всадников на заезженных лошадях. Люди тоже выглядели усталыми, их покрывала пыль долгого путешествия, и снаряжение их было поношенным. Тем не менее они постарались привести себя в порядок и держались гордо.

– Моя королева. – Де Ревьер спешился и со склоненной головой опустился у ее ног на колено. Рыцари последовали его примеру, а с ними – и женщины, поскольку в изгнание мужчины отправились со своими семьями.