(Англия) Элизабет Чедвик - Хозяйка Англии

– С тех пор, как вы попросили меня прислать подкрепление из Аржантана, – парировала она.

– Которое прибыло недостаточно быстро. Если бы вы поторопились, я бы взял Лизьё.

Глаза Матильды вспыхнули гневом.

– Мы пришли так скоро, как смогли. А раз мы нужны были вам раньше, то надо было раньше высылать гонца. Это ваша ошибка, а не моя, милорд.

Он с усилием поднялся и сел в кровати.

– Придержите язык, злобная ведьма. Вы понятия не имеете, через какой ад мы прошли, сколько крови и пота пролили, чтобы дойти досюда, пока вы спокойно сидели за высокими стенами Аржантана. А теперь, проведя один день в пути и даже ни разу не вынув оружия, вы имеете наглость обвинять меня в ошибках? – Его голос сорвался на последних словах, а в глазах заблестели слезы ярости.

Она нетерпеливо отмахнулась:

– Как бы то ни было, Лизьё вы не взяли, а здесь оставаться небезопасно. И кто-то должен подумать о том, что делать дальше. Я привела вам подкрепление, у нас есть провизия, но ее не хватит, чтобы накормить и ваших людей, и моих. Нужно разослать фуражиров, но как далеко им придется ехать?

Жоффруа уткнулся взглядом в постель.

– Я отказываюсь говорить с вами, – просипел он.

Подошел лекарь и приложил ладонь ко лбу Жоффруа.

– У него лихорадка, госпожа. Вам лучше оставить его, пусть отдохнет.

– Ладно, – уступила Матильда. – Но все равно решение нужно принять.

Той ночью Матильда почти не сомкнула глаз. В лагере жизнь не замирала ни на минуту: в свете факелов возвращались с заданий разведчики и уезжали снова, вокруг костров пели, пили, рассказывали истории и шумели все сильнее, вспыхивали ссоры, и командиры плетью и кулаками утихомиривали дерущихся. Стонали раненые на носилках, кое-кто умирал. Пламя, пожиравшее церковь, угасло, только мерцали угли, но запах гари по-прежнему не давал дышать. Матильда пару раз заходила проведать мужа, но костоправ напоил его сиропом белого мака, чтобы облегчить боль, и Жоффруа погрузился в одурманенное забытье. В войсках многие мучились кровавым поносом. Болезнь подкараулила в тот день и Гийома Талваса, и он, стеная, укрылся в своем шатре. Ближе к рассвету Матильда потеряла всякую надежду уснуть и с сухими от усталости глазами пошла к мессе. В сером предутреннем свете лагерь выглядел еще безрадостнее, чем ночью, и все больше людей заражались дизентерией.

И если Жоффруа не в состоянии командовать, поход закончится провалом.

Помолившись, Матильда опять отправилась к нему и застала его проснувшимся и злым как черт, к тому же у него очень болела нога.

– Придется сделать перерыв до весны, – буркнул он. – Я не могу вести войско. У Талваса кровавый понос, а Вильгельм Аквитанский пока не имеет авторитета. Если мы продолжим поход, то нас разгромят. У нас были победы, давайте закрепим их.

Матильда чуть не набросилась на него с кочергой.

– Так вы сдаетесь спустя всего две недели? Разве после такого ваши союзники захотят опять помогать вам? Мы так долго планировали этот поход, и вдруг вы поджали хвост и убегаете, как побитая дворняжка!

– Я не убегаю! – рявкнул Жоффруа. – Не смейте умалять мою храбрость. У нас нет другого выбора, как вы не видите? Ба, конечно же, ничего не видите, ведь вы всегда закрываете глаза на то, что вас не устраивает. Если мы продолжим наступать, нас ждет поражение, даже с подкреплением из Аржантана. Господи, вот ведь глупая баба, нас уничтожат на поле боя, и тогда уж точно не будет никакого похода весной, никакого герцогства, никакой Англии. Вы этого хотите? Тогда вперед, в бой!

Ей оставалось лишь молча смотреть на него. Разумеется, он прав, и все равно ее трясло от возмущения и разочарования. Если в лагере свирепствует кровавый понос, велика опасность, что ее подхватит и Жоффруа, и как ни мало в ее душе теплых чувств к супругу, он нужен ей и их сыновьям. Она развернулась и пошла к выходу, но у двери бросила через плечо последний вопрос:

– И какое послание я привезу нашим мальчикам в Аржантан от их прославленного отца?

Он сузил глаза:

– Вас никто не просит передавать от меня послания. Я сам приеду к ним, как только смогу, и все, что нужно, скажу сам. – Его голос слегка смягчился. – Сообщите Генриху, что я возьму его покататься верхом, когда приеду. Младшим – что я всегда молюсь о них, хотя они слишком малы, чтобы понять. Скажите… младенец… Он похож на меня?

Ее первым порывом было причинить ему боль, сказать, что нет, младший сын совсем на него не похож. Но это ложь, а Матильда превыше всего ценила правду.

– У него мои волосы и ваши глаза, и он быстро растет.

После этого она ушла. Ей нужно было спрятаться от всех и совладать с чувствами. Это куда труднее, чем зашнуровать одеяние замершими пальцами, но она справилась, затянула себя до отказа, и когда появилась опять на людях, то была исполнена царственного величия и воли. Никто бы не догадался, как близко у нее слезы. Она не может позволить себе женскую мягкость. В мужском мире ей нужны стойкость и отвага.

Нормандия, май 1137 года

Вилл Д’Обиньи дал женщине монетку в обмен на небольшую стопку выстиранных рубашек и брэ, которую она положила на его походный сундук. Пижоном он не был, но чистое белье любил, и после того, как на новом месте расставлен шатер и накормлены лошади, первым делом искал хорошую прачку.

– С ними прям с ног сбилась, – бормотала женщина, пряча серебряный пенни в кошель у пояса. – Эти фламандцы думают, будто рубашку постирать и высушить – это так же быстро, как поджарить хлеб на огне. – Шевельнув дородными плечами и наскоро опустившись в запоздалом реверансе, она потопала прочь из его шатра.

Вилл усмехнулся. Оставив оруженосца убирать свежие рубашки на место, он вслед за женщиной вышел в яркое летнее утро и посмотрел на жужжащий как улей лагерь. В марте король пересек пролив между Англией и Нормандией с целью закрепить свои права в провинции и договориться с королем Франции Людовиком. Изначально планировалось двинуться маршем на замки императрицы и выжать ее оттуда, однако это намерение не осуществилось, потому что в границы герцогства вторгся Жоффруа Анжуйский и опустошал селение за селением. Он разрушил Базош-о-Улм и стер с лица земли городскую церковь, где укрывались местные жители. Вильгельм Ипрский, капитан королевских наемников, пытался сойтись с Жоффруа в открытом бою, да только нормандские сеньоры Стефана не желали подчиняться незаконнорожденному фламандскому наемнику с темным прошлым. В лагере царило напряжение и не слишком скрываемое недовольство.

Вилл старался вести себя тихо и держаться подальше от любых проблем, насколько это было возможно. Воинскими талантами Ипра он восхищался, хотя ему не нравилось, что основу армии Стефана составляют не англичане, а фламандцы. Но самого Ипра в лагере сейчас не было – уехал патрулировать округи почти сутки назад.

Стефан готовился пойти в Лизьё и заставить Жоффруа сразиться. В то же время он вел переговоры с различными нормандскими сеньорами и пытался заручиться их поддержкой. Днем ранее Вилл подавал вино Ротру де Мортаню, который согласился на условия Стефана. Сегодня Стефан ждал сеньоров Танкарвиля и Эгля.

Возле лагерного костра Вилл взял хлеб, разломил его и сунул внутрь толстый кусок бекона, поджаренный его поваром в огромной сковороде. С аппетитом жуя, он отправился посмотреть на своих лошадей.

Форсилез, его пегий боевой конь, качнул головой и дохнул на хозяина теплым, пахнущим сеном воздухом. Вилл скормил ему горбушку и провел рукой по крепкой черно-белой спине. Пока жеребец не теряет форму, несмотря на три месяца в походных условиях, и Вилл был доволен его выносливостью.

Раздался топот копыт, и Вилл обернулся – как раз вовремя, чтобы увидеть, как промчался мимо Вильгельм Ипрский со свитой. Капитан наемников был мрачен. Случилось что-то плохое, это точно. Проглотив остатки завтрака, Вилл заторопился к шатру Стефана, где его и так уже ждали.

Говоря со Стефаном, Ипр сдерживал ярость, и от этого она казалась еще более неистовой.

– Он знал! – рычал наемник. – Роберт Глостерский знал о ловушке, которую я расставил для него. Сколько нормандцев в нашем лагере работают на него, а не на нас? – Он бросил испепеляющий взгляд на Вилла, который наполнял кувшины вином к скорой встрече с Эглем и де Танкарвилем.

Вилл обернулся к Стефану:

– Сир, вы хотите, чтобы я ушел?

Стефан отрицательно мотнул головой:

– Я верю в твою сдержанность, Вилл. Не думаю, что это ты собираешь здесь сведения для графа Глостера или графа Анжу.

– Но кто-то же собирает! – воскликнул Ипр. – Потому что сукин сын внезапно развернулся и пошел прочь от того места, где, как мне известно, он должен был встретиться с посланцем Жоффруа Анжуйского. Мои осведомители – надежные люди.

Вилл заметил:

– Я и не знал, что милорд Глостер нам враг.

Ипр скривил губы:

– Он, конечно, принес присягу нашему королю, но на самом деле Глостер всего лишь тянет время в ожидании, когда сможет примкнуть к другой стороне.

– А что насчет того посланца от графа? – спросил Стефан. – Он приехал к месту встречи?

– Мы не заметили его, нашли только следы копыт, сир. Анжуйцы неуловимы, как дым и тени, и шныряют, где хотят, а когда Глостер увидел мои войска, то сразу сбежал.

Вилл вернулся к своим кувшинам. Насколько он понял, Ипр убежден в том, что Роберт Глостерский передает секретные сведения анжуйцам и планирует перейти на их сторону. Может, так оно и есть, но раз Ипр не застал Роберта на месте преступления, то предпринять ничего нельзя. Зато неудавшаяся ловушка грозит серьезными последствиями, и Стефан с Ипром должны понимать, что вступили на опасный путь.

И эти последствия не заставили себя долго ждать. Два дня – с тех самых пор, как Ипр пытался застичь его за вероломными переговорами с врагами, – Роберт Глостерский не показывался при дворе. И лишь когда Стефан свертывал лагерь перед выходом на Лизьё, Роберт прибыл во главе своих рыцарей и был с радостью встречен нормандцами и англичанами, поскольку его любили и поскольку он был старшим сыном покойного короля. Вилл вместе с несколькими другими придворными, включая Ипра, был как раз при Стефане, когда в королевский шатер с суровым видом вошел Роберт.

Стефан немедленно встал со своего места, а Роберт опустился перед ним на колено.

– Сир, – коротко поздоровался он.

Король поцеловал его и поднял на ноги.

– Рад видеть тебя, – сказал он. – Нам с тобой нужно уладить одно недоразумение.

– О да, – ответил Роберт. – Я не допущу, чтобы за мной следила ваша фламандская шавка и мешала мое имя с грязью! Не допущу, чтобы на меня нападали, когда я еду по своим законным делам.

– С каких это пор встреча с анжуйскими шпионами называется законным делом? – шагнул вперед Ипр.

– Это переходит всякие границы! – оскалился Роберт. – Но вам неизвестно понятие чести, ведь вас изгнали из семьи за бесчестные поступки!

Ипр вспыхнул:

– Не говорите мне о границах, милорд. Вы сами так далеко зашли, что обратно уже никогда не найдете дороги.

– Тихо! – поднял руку Стефан. – Моим лордам не пристало пререкаться. Я сказал, что нам нужно уладить недоразумение, а не раздуть из него ссору.

– Тогда посадите своего пса на привязь и как следует отстегайте его, – прорычал Роберт. – Я не отрицаю того, что встречался с анжуйцами, но целью той встречи было не предательство, а разведка. Как у всякого военачальника, у меня есть осведомители, и я бы принес вам от них новые данные, если бы мне не помешал этот недоумок. А так у меня нет никаких сведений о том, что делает противник. Если Ипр действовал от своего имени, мне непонятно, почему пес сидит на месте хозяина, а если нет, то что мне думать о ваших мотивах, сир?

Стефан покраснел:

– Мои мотивы – обычная предусмотрительность. А что мне думать о твоих мотивах, когда ты не приходишь открыто и не сообщаешь о том, что намерен встречаться со шпионом из вражеского лагеря? Что мне должно прийти в голову в таком случае?

Глостер расправил плечи:

– Подобные встречи требуют осторожного подхода. Я рассудил, что будет надежнее держать все при себе до тех пор, пока не получу сведения. Но конечно, теперь у меня ничего нет. Я остался с пустыми руками, и не по своей вине.

– Вы собирались предать короля! – выпалил Ипр.

Глостер едва глянул в сторону наемника:

– У вас есть доказательства? Само собой, если бы ваша засада удалась, то вы приволокли бы мой труп королю и наплели бы лжи прямо над смертельной раной у меня между лопаток. – Он направил негодующий взгляд на Стефана. – Я принес вам присягу верности с тем условием, что вы будете править справедливо и честно. И где же эти справедливость и честность?

– А ты поклялся быть верным, – парировал Стефан.

– Разве я хоть в чем-то предал вас?

Стефан поднял руки: