(Англия) Элизабет Чедвик - Хозяйка Англии

Стефан уставился на него в изумлении:

– Кровь Господня, вот куда ты замахнулся! – Поначалу короля забавляла эта беседа с Д’Обиньи, но теперь он посерьезнел. – И как давно ты вынашиваешь эту идею?

Вилл осторожно отодвинул собаку ногой, она недовольно заворчала.

– Я всегда высоко чтил королеву-вдову, сир, и считал ее образцом женственности. Аделиза провела в трауре два года, и я подумал, что раз она не решила уйти в монастырь, то я мог бы предложить ей достойный брак.

– А путь к сердцу женщины лежит через добрые дела, особенно когда нет надежды дать ей больше, чем она имела, будучи королевой, так? – хитро улыбнулся Стефан.

Это утверждение не очень понравилось Виллу. В чем-то король был прав, но его слова делали грубой ткань, которую он, Вилл, считал весьма тонкой. Он может дать Аделизе много такого, чего не было у нее, когда она восседала на троне Англии. Тем не менее Д’Обиньи промолчал, лишь поджал губы.

Стефан потряс головой:

– Ты оказался темной лошадкой. Не ожидал от тебя такой прыти, но я все больше убеждаюсь в том, что люди редко на самом деле таковы, какими кажутся. Ну ладно, по крайней мере, твоя просьба не более чем безвредное честолюбие.

– Сир, я клялся вам в верности на церемонии коронации и буду предан вам.

Стефан хмыкнул:

– Да, все так говорят, но тебе я верю. Что же… – Он махнул рукой. – Иди, ухаживай за своей королевой, и если миледи примет твое предложение, я пожалую тебе графский титул в качестве свадебного подарка, чтобы ты мог быть достойным супругом этой дамы.

– Сир! – Вилл обрадовался неожиданной милости, но тут же напрягся: король проявил щедрость – значит он захочет что-то взамен.

Стефан задумчиво тер подбородок.

– Возможно, это даже неплохо, если королева-вдова получит нового мужа и с ним новую жизнь. А то в монастыре у нее много времени, чтобы думать всякую всячину, и слишком уж она цепляется за прошлое. – В его глазах вспыхнул холодный блеск. – Если ты женишься на ней, то, уверен, сумеешь удержать ее от неосмотрительных поступков. А то она очень переживала из-за своих прав на Уолтхемское аббатство, хотя оно должно принадлежать правящей королеве, а не вдовствующей. Я рассчитываю, что ты внушишь ей верное понимание ситуации. Само собой, пусть она продолжает заниматься богоугодными делами, только в своих владениях.

Вилл склонил голову. Это условие показалось ему не таким уж трудным.

– Конечно, сир.

Стефан одобрительно кивнул:

– Мне всегда казалось, что мой дядя не ценил Аделизу по достоинству. Он не видел в ней того тонкого очарования, которое видят другие.

– Сир.

Вильгельм подхватил щенка и с поклоном удалился из зала, чувствуя себя замаранным грязью и счастливым одновременно. Ему дано разрешение просить руки Аделизы и к тому же ему пообещали графство, потребовав в обмен совсем немногое. Все, что остается, – это добиться согласия самой Аделизы.

Она не ожидала, что Вилл Д’Обиньи вернется так скоро, но встретила его радушной улыбкой и мысленно похвалила за то, что он не только привез Адаму собаку, но и провел с парнишкой и его новым питомцем немного времени, пока те осваивались друг с другом. Аделиза понаблюдала за тем, как Вилл возится и играет с мальчиком и щенком – так естественно, будто сам был еще ребенком.

– Вы любите детей, милорд, – заметила она, когда они отправились в ее покои подкрепиться и выпить немного вина.

Он улыбнулся и пожал плечами:

– С ними легче иметь дело, чем со взрослыми. В этом дети похожи на животных. Если ты их любишь, они будут тоже любить тебя, и всегда можно понять, что им нужно. Эта их природная простота очень мне нравится.

От его слов у Аделизы защемило сердце. Такое редко услышишь.

– Я хотел бы спросить вас кое о чем, – сказал он, когда они приблизились к входной двери.

– О лепрозории?

Она вскинула на Вилла глаза и чуть не утонула в его сияющем взоре. Нет, не о лепрозории, подумалось ей, потому что эта тема не наполнила бы его взгляд такой силой и не окрасила бы его лицо в столь яркий румянец.

Аделиза споткнулась о порог, и Д’Обиньи поймал ее за руку, чтобы удержать от падения. Она ощутила мощь его хватки.

– Нет, – ответил он на ее вопрос, – то есть не совсем.

По кивку Аделизы Юлиана приняла у Вилла мантию. По кубкам разлили вино. Затем все придворные дамы были отпущены с указанием ждать неподалеку.

Сложив руки, как монахиня, Аделиза напомнила:

– Вы хотели о чем-то спросить?

К этому моменту его щеки полыхали огнем. Он сглотнул, собрался с духом и заговорил. Слова складывались в целую речь, так что Аделиза догадалась: Вилл готовился, вероятно, с того момента, как попрощался с ней после первого визита.

– Я давно восхищаюсь вами. Если вы не сочтете мое предложение нахальством, то я хотел бы просить вашей руки и сердца. Король дал мне позволение жениться на вас, если вы согласитесь, и сделает меня графом, чтобы брак со мной не уронил вашего достоинства.

Аделиза открыла рот и закрыла его снова. Пятнадцать лет она была королевой одного из величайших правителей во всем христианском мире и знала, что сказать любому собеседнику, но сейчас у нее пропал голос, остался только взгляд.

– Я напугал вас, – спохватился Вилл. – Простите меня, я такой чурбан.

Она старалась собраться с мыслями. Да, когда Вилл упомянул, что хочет спросить ее о чем-то, Аделиза предположила, что произойдет нечто подобное. Уилтон был мирным уголком, где можно спрятаться от мира и невзгод. Мужское жизнелюбие Вилла пугало ее. Когда он входил в комнату, то наполнял ее земной суетой, а вдова привыкла к духовному покою. Но она же просила Бога ниспослать ей знамение, так, может, этот мужчина и был им. Не парящее в облаке чудо, а нечто сотканное из пряжи обыденного – нечто, чего она никогда не имела.

– Это большая честь для меня, милорд, – выговорила Аделиза и закашлялась, потому что у нее вдруг пересохло в горле, – но сейчас я не могу дать вам ответ. Мне нужно посоветоваться со своим сердцем и с Богом о том, что вы просите.

Она заметила, что Вилл огорчился, но быстро взял себя в руки.

– Понимаю. Я надеялся на ответ прямо сейчас, но не ждал, что получу его. Сам я думал об этом уже много времени, а вы услышали впервые. По правде говоря, я бы не хотел, чтобы вы думали так же долго, как я, но буду терпелив.

Аделиза позволила удивлению взять верх над хорошими манерами.

– Почему я, милорд? Почему вы выбрали меня?

– Никто не сравнится с вами, – выпалил Д’Обиньи. – Вы красивы и добры, и вы королева. У вас прекрасный характер. Имея такую жену, я мог бы строить великие замки, закладывать монастыри и богоугодные заведения. А вечерами сидел бы у огня и беседовал с вами, пока вы шьете… или держите на коленях нашего ребенка.

Эта последняя фраза пронзила душу Аделизы огненной стрелой, и колени у нее чуть не подкосились. Она подумала, что Вилл, вероятно, осознает, какое впечатление производят на нее такие слова.

– И если вы спросите, почему вам следует выбрать меня, – добавил он негромко, – то я отвечу вот как: я буду защищать ваши земли. Я наполню вашу жизнь любовью и детьми.

– Только Господь в силах сделать это, – едва сумела выдавить Аделиза. – Он не подарил мне такого счастья с моим первым супругом, хотя от других женщин у него было много детей. Что, если я бесплодная?

В его глазах промелькнула искра.

– Я очень сильно сомневаюсь в этом.

– Но если да? – настаивала она. – Что тогда?

– Я готов пойти на этот риск, и я не откажусь от вас и от всего, что вы есть.

Аделиза чувствовала себя так, будто тонет на мелководье. Разговор о детях пробудил в ее чреве некое тепло, словно семя будущей жизни уже зреет в ней, ждет своей минуты. Тем не менее Аделизе хватило трезвости рассудка, чтобы понять: слова «все, что вы есть» означают не только ее физическую личность. Вилла привлекает и блеск ее королевского звания, и богатство, которым она обладает. Арундел, Шрусбери, Бикнор. Сейчас можно поступать так, как ей заблагорассудиться, а если она снова выйдет замуж, то придется опять во всем слушаться мужа.

– Что сказал Стефан, когда давал позволение на наш брак? – Хотя прошло два года, Аделиза так и не могла заставить себя называть его королем.

Вилл опустил взгляд, но она успела заметить в его глазах то ли смущение, то ли раскаяние.

– Он пожелал мне успеха.

Да, Стефан вполне мог так сказать, подумала она. Вильгельм Д’Обиньи – верный сторонник нового короля, и значит рост его положения будет полезен.

Вилл вздохнул.

– Я оставлю вас, чтобы вы смогли поговорить с Господом, – сказал он. – Пошлите за мной, когда примете решение. Надеюсь, это произойдет скоро, но я готов ждать.

Она видела: ждать он действительно готов, но не знала, что это будет за ожидание: упорство охотника, сидящего в засаде перед берлогой, или более мягкое терпение земледельца, подстраивающегося к смене времен года.

И вновь Аделиза пошла провожать Вилла до конюшни. Выскочил откуда-то Адам с вертящимся, лижущим все подряд щенком на руках. Псу дали кличку Рекс, поскольку родом он был с королевской псарни. Вилл взъерошил мальчишке волосы, потрепал щенка, поклонился Аделизе и вскочил в седло.

Когда он уехал, Аделиза испытала мгновенное облегчение, а потом ее охватила дрожь, будто она забыла надеть накидку в холодный день. Покусывая указательный палец, вдова отправилась в церковь. Попытки представить супружескую жизнь с Виллом Д’Обиньи только смутили ее. На ее тарелку положили новое кушанье, такое отличное от всего, что она когда-либо ела, и ей не хватало смелости попробовать хотя бы кусочек.

Из Уилтона Вильгельм Д’Обиньи ехал с высоко поднятой головой. Аделиза не отказала ему сразу. Ей просто нужно подумать. И пока остается нерешенность, жива и надежда. Аделиза так утонченна и необыкновенна, что в ее присутствии Вилл всегда чувствует себя глупым, неуклюжим медведем. Как же он завидует изысканным манерам Бриана Фицконта или Галерана де Мелана и непробиваемой самовлюбленности графа Честерского, однако ни то ни другое не свойственно его открытой, дружелюбной натуре. Аделиза будет молить Бога, чтобы тот помог ей дать верный ответ, и ему в свой черед надо молиться о том, чтобы данный Господом ответ оказался верным.

По возвращении в Винчестер, едва Вилл успел спешиться, к нему подбежал его рыцарь по имени Аделард с известием о том, что Роберт Глостер отказался от присяги, принесенной Стефану.

– Он провозгласил себя вассалом императрицы и закрылся от короля в Бристоле!

Вилла эта новость огорчила, но не удивила. После нормандского похода – тогда Стефан вернулся в Англию, а разобиженный Роберт остался в Кане – все только и ждали, когда же Глостер перейдет на другую сторону. Теперь за ним последуют прочие недовольные, а поскольку у Глостера есть земли по обе стороны от Узкого моря, волнения начнутся и тут и там. Разумеется, новость плохая, тем не менее Вилл увидел в ней и хорошее: король станет охотнее вознаграждать тех людей, которые сохраняют верность. Кто знает, какие еще дары достанутся ему, помимо графского титула и женитьбы на королеве?

Крепость Карруж, Нормандия, лето 1138 года

Матильда села на кровать в своих покоях в Карруже. У нее дико болела голова. Несмотря на ажурность, корона была тяжелой, а Матильда провела в ней почти весь день, посвященный формальным церемониям и приемам. Вес давил на шею, обод стягивал виски, и все равно снимать корону Матильда не собиралась. Только с короной на голове она – королева и императрица, только с короной у нее есть власть.

Захватив небольшую скамейку, Генрих протопал к буфету и вскарабкался на нее, чтобы рассмотреть два гравированных серебряных кубка. Их преподнесли ему и брату жители Сомюра в обмен на хартию.

– Когда я буду пить вино из своего кубка? – спросил он, оглянувшись на мать.

– Когда станешь мужчиной, – ответила Матильда. – Это не обычные чаши для питья, а символы соглашения между нашей семьей и жителями Сомюра. – В ее голосе звучали строгие нотки. Своего сына она знает: он может собак из этих кубков поить или придумает что-нибудь еще хуже. – И подарок Вильгельма тоже не трогай, – добавила она, заметив, что Генрих потянулся к кубку самого младшего брата.

Кубков было два, а не три, потому что Жоффруа, их средний сын, воспитывался при дворе вассала ее супруга – Госелина де Ротонара. Не стоит хранить все яйца в одной корзине. Вильгельма тоже отдадут в приемную семью, когда он подрастет, а пока не достигшего еще двух лет мальчика держали при матери. Генрих не обращал на него никакого внимания – тот ведь малявка, а он наследник и самый важный человек на свете.

В комнату вошел Жоффруа. Его лоб также венчала золотая корона – не столь богато украшенная, как у супруги, но тем не менее символ его статуса, как и небольшие золотые львята, вышитые на его котте из голубого шелка. Платье Генриха было сшито из того же материала. Жоффруа отстегнул меч, который надевал для церемонии, и повесил его на спинку кресла.