(Англия) Элизабет Чедвик - Хозяйка Англии

– Я должен признаться вам в одном грехе, если это грех, – произнес Вилл, склоняясь над ней.

– Тогда вам нужно пойти к священнику, – шепнула Аделиза.

Зачарованная его гладкой кожей, она протянула руку и коснулась его плеча, повела вниз по твердо очерченным мускулам, пока кончики пальцев не запутались в блестящих темных завитках. У нее захватило дух.

– Священник мне не поможет, – возразил Вилл. – Я хочу, чтобы вы стали моим исповедником и выслушали меня.

– А если я не смогу даровать вам прощение? – Она играла с кудрями, ниспадающими с его лба.

– Тогда я погиб. – Он положил ладонь ей на талию. – Сознаюсь в том, что давно люблю и желаю вас. Вы так прекрасны. Сознаюсь в том, что завидовал вашему супругу-королю, хотя знал, что вы так же недосягаемы для меня, как звезды в небесах. И вот теперь вы моя, и я не могу поверить своему счастью. Часто ли бывает так, чтобы человек мечтал о звезде и его мечта сбылась? Вы сияете, и я ослеплен.

Она обвела пальцем контуры его губ. Эти слова – сокровище. Генрих не говорил ей ничего подобного. Когда он ложился с ней, это было сугубо для воспроизводства. А привлекали Генриха только полные, пышногрудые женщины, спелые, как наливные яблоки.

– Вы такая изящная и хрупкая, – шептал Вилл. Он гладил ее по бедру, не отрывая глаз от тела Аделизы. – Я боюсь дышать из страха, что вы улетите.

– Я достаточно крепка, чтобы выдержать ваш вес. – Ей казалось, она тает под его жарким взглядом. – И я дарую вам прощение. – Аделиза прильнула к нему всем телом, прижала губы к его ключице, спрятала лицо и услышала, как Вилл судорожно выдохнул над ней.

С Генрихом соитие часто причиняло ей неприятные ощущения. Он действовал прямолинейно и решительно, ожидая, что она удовлетворит его желание. А для Аделизы сношение было обязанностью, которую она с готовностью исполняла, потому что такова воля Божья и потому что таков супружеский долг, однако никогда не понимала, почему близость зажигает искру в глазах некоторых людей и вводит их в грех. Порой ей было так больно, что она потом плакала, уткнувшись в подушку, и считала саму себя виноватой. Ученые мужи писали, что женщине, желающей зачать, нужно высвободить свое семя, внешним проявлением чего является содрогание в приступе наслаждения. За все годы брака с Генрихом с Аделизой такого никогда не случалось, но теперь, лаская пальцами гладкую теплую кожу Вилла, слыша его негромкий стон, она начала дрожать от невыразимо приятных ощущений.

Ей захотелось изучить его тело, и в той же степени Вилл жаждал познать каждый ее уголок.

– Моя, – шептал он, обхватывая ее груди и поглаживая большими пальцами соски, – моя, – повторял он, целуя ложбинку между грудями и тонкую шею. – Теперь вы моя королева.

Аделиза изгибалась навстречу его прикосновениям и забывала дышать. Она и не знала, что рот и руки мужчины могут сотворить с ее телом такое чудо. Это была поэзия, песнь песней, воспевающая чувственность и бесконечно растущее напряжение экстаза. И само соитие, во время которого Аделиза приучила себя замирать и терпеть, произошло будто само собой, на едином дыхании, во взаимном наслаждении. Никогда еще не испытывала она такой полноты ощущений. Вилл опирался на руки, чтобы не придавить ее, и не вторгался в нее со всей мощью своего тела, а обращался с ней нежно и называл своей королевой, своим светом и счастьем.

Аделиза вскрикнула под ним и затрепетала в его объятиях; вновь и вновь накатывали на нее волны наслаждения. Она вцепилась в него и почувствовала, как Вилл напрягся и дернулся. Эта часть была хорошо ей знакома и в то же время восхитительно нова. И даже после этого он не упал на нее, только зарылся лицом ей в плечо и попытался отдышаться, будто пробежал через целое поле в доспехах. Спустя мгновение Вилл вышел из нее и лег на бок.

Она сомкнула ноги и повернулась к нему, он же взял ее руку и осыпал поцелуями ее ладонь и кончики пальцев.

– Это было изумительно, – сказал он с широкой улыбкой. – Поистине изумительно.

– Да, – эхом откликнулась она, – поистине изумительно.

Аделиза пыталась осознать, что же это было, и только диву давалась. Маленькие, приятные отголоски недавних ощущений все еще пробегали по ее телу. Раньше она видела, как смеются люди после близости, и гадала, счастливы ли они и почему. Ей их чувства были совершенно непонятны, в чем Аделиза винила лишь себя, но теперь и она это испытала. Если замечательные спазмы, сотрясавшие ее только что, означают, что ее тело испустило семя, чтобы оно соединилось с семенем Вилла, то первое условие зачатия исполнено. Может, на этот раз все получится и с этим новым мужчиной и в новом браке Господь одарит ее большим животом. Закрыв глаза, Аделиза представила себя в положении, гордую и отяжелевшую от растущего плода.

Тем временем Вилл встал с кровати и отправился посмотреть, какую еду оставили для них на небольшом столике под салфеткой. Сквозь полуопущенные ресницы Аделиза изучала его расслабленную грацию, и вновь он напомнил ей молодого сильного льва.

Вилл принес вина в зеленом бокале и блюдо с крошечными печеньями, сбрызнутыми розовой водой. Это несоответствие вызвало улыбку на ее губах: супруг такой большой, но при этом может быть нежным и аккуратным.

– Нам нужно успеть получше узнать друг друга, пока у нас есть время, – огорошил он ее. – Не успеем оглянуться, как у нас будет куча детворы, тогда станет не до разговоров.

Аделиза потупилась. Она не знала, сказал ли он это намеренно, или его побудил к этому момент и собственные желания. Вилл только что стал графом, и мысли о наследниках должны теперь часто посещать его.

– Да, я надеюсь, что так и будет, муж мой, – произнесла она, и последние два слова показались ей слаще печенья из-за того, что Вилл уже дал ей и что может дать в будущем.

Аржантан, май 1139 года

С гордостью, окрашенной печалью, Матильда наблюдала за тем, как Робер-оружейник покрывает темно-рыжие волосы Генриха льняным чепцом и поверх него примеряет кольчужный капюшон. Рядом лежал еще один такой же шлем – для Гамелина, единокровного брата Генриха.

– Теперь я великий рыцарь.

Подняв в руке игрушечный меч, мальчик принял боевую позу. На нем была уменьшенная версия стеганки, в которой ходили сержанты и воины.

– Да, так и есть.

– Совсем как папа.

Матильда приподняла брови, но удержалась от замечаний. Однажды ее сын достигнет большего величия, чем его отец или даже дед. Она все для этого сделает.

– Я тоже стану таким, как папа, – сказал Гамелин.

Он был на два года старше Генриха, а потому выше и крепче. Волосы его горели не так ярко, как у младшего брата, а широко расставленные карие глаза с пестринкой он унаследовал от матери. Матильда приняла его без малейшего предубеждения. Ребенок вырастет таким, каким его воспитают. Она намеревалась сделать из него товарища, помощника и верного боевого слугу для Генриха.

– Только я стану герцогом и королем, а ты будешь моим вассалом, – уточнил Генрих. – Ты принесешь клятву слушаться меня и сражаться за меня, и за это я награжу тебя землями и дарами.

Гамелин задумчиво нахмурился:

– А какими дарами?

Генрих помахал рукой:

– Замками, и мечами, и лошадьми, и доспехами.

Гамелин водил пальцем по колечкам шлема. В его глазах загорелись зеленоватые искры.

– Я хочу большого черного коня, – решил он. – Как у папы.

Они убежали играть в захват замка вместе с младшими сыновьями Роберта, брата Матильды.

Матильда поджала губы. Ей придется внимательнее следить за Генрихом и подавлять любые признаки будущей склонности к излишней расточительности. Она же не хочет, чтобы ее сын стал слабым человеком, которым бароны будут вертеть, как пожелают, и сначала выдоят досуха все его состояние, а потом покинут его. Генриху нужно научиться, как быть практичным, как добиваться расположения и как, при необходимости, разделять и побеждать. Тут Матильде вспомнился Стефан, и она презрительно усмехнулась.

А вот он понятия не имеет, как править королевством. То богатство, которое собрал ее отец, лилось из сундуков, словно кровь из перерезанной артерии, пока Стефан пытался удержать при дворе различные группировки. Быть королем не значит быть добрым для всех. Это значит всех контролировать.

К Матильде привели гонца, и тот, коленопреклоненный, вручил ей связку пергаментных свитков. Ее глаза зажглись при виде печати епископа Анжера, и она поскорее отпустила вестника.

Это было то письмо, которого она давно ждала, и ее дыхание участилось. Епископ побывал в Риме на Латеранском соборе с петицией о низложении Стефана. Свои просьбы к папе римскому Матильда сопроводила богатыми подарками: реликвариями, золотой дароносицей, шкатулками с ладаном и рясой, расшитой золотом и рубинами из сокровищницы, вывезенной ею из Германии. Стефан тоже послал делегацию, чтобы отстаивать свое право на корону, под руководством смотрителя епархий, и Матильда догадывалась, что с этими посланниками Стефан отправил не меньше даров, чем она.

Проговаривая про себя слова, она быстро прочитала письмо, составленное на латыни – этим языком Матильда владела свободно. И пока она читала, на ее щеках выступили алые пятна. Она так разгневалась, что ей стало дурно.

– Сестра? – Роберт, вошедший вслед за гонцом, поспешил приблизиться к ней. – Что вам пишут?

– Вы знаете, каков довод Стефана? – выдавила Матильда, едва способная говорить. – Вы знаете, почему он считает, будто я не имею права быть королевой Англии? – Она швырнула Роберту свиток. – Он утверждает, что мои родители не были женаты должным образом. Будто моя мать была монахиней, Христовой невестой, принявшей постриг! Я ожидала, что Стефан будет размахивать ложью о том, как на смертном отец освободил всех от данной мне клятвы, но это… это воняет хуже, чем сточная канава! Да, мать жила в монастыре перед браком, но не давала монашеского обета.

Роберт начал читать письмо и тоже помрачнел.

– Это недостойный аргумент, – сказал он, не скрывая презрения. – Бракосочетание проводил архиепископ Ансельм, а он никогда бы не согласился на это, если бы полагал, что ваша мать монахиня. – Он дочитал до конца и разочарованно подытожил: – Папа подтвердил права Стефана на корону…

Матильда тем временем справилась с возмущением и продолжила спокойнее:

– От Иннокентия я ничего другого и не ждала. – Она махнула в сторону письма. – Многие из его кардиналов не согласились с таким решением. Вот к ним-то мы и должны направлять наши петиции, а нужное нам решение мы получим от нового папы. Иннокентий стар и слаб здоровьем. Теперь я буду бороться еще решительнее. Оказывается, все те годы, что мой отец осыпал Стефана щедротами и привилегиями, он пригревал змею у себя на груди.

– Сам Стефан не поступил бы так, но у него очень настойчивые советчики, – поправил ее Роберт. – Он позволяет людям с более сильной волей управлять собой, а они в свою очередь дерутся друг с другом за власть над Стефаном. Бомоны пытаются подорвать влияние епископа Винчестерского на короля. Вы знаете, как жаждет он получить архиепископский сан, но они мешают ему.

Матильда невесело усмехнулась. Кузен Генрих поддерживал Стефана на всем пути к английской короне, ожидая, что за это его сделают ближайшим советником и архиепископом Кентерберийским, но его планы не сбылись из-за действия братьев Бомон – Галерана и Роберта. Это их кандидат – аббат монастыря Ле-Бек Теобальд – был избран архиепископом. Аделиза писала, что епископ Генрих кипит негодованием и называет это избрание оскорбительным пренебрежением к его персоне.

– Так вы считаете, что его можно еще больше отдалить от Стефана? – спросила Матильда задумчиво. Ее гнев утих, оставив в крови темный осадок. – Генриху Блуаскому доверять я никогда не стану, но мы можем использовать его в своих целях.

– Я напишу ему в общих чертах, – ответил Роберт. – Немного дипломатии, чтобы смазать колеса, и капелька лести, чтобы пригладить взъерошенные перья, никогда не повредят, а пользу могут принести большую.

Матильда коротко кивнула:

– Сделайте, что в ваших силах.

Матильда попыталась на время забыть о новостях из Рима. Она всегда знала, что дорога будет изобиловать препятствиями, и, сталкиваясь с каждым из них, настраивала себя на то, чтобы устранить его, ведь правое дело – на то и правое. А еще потому, что у нее есть сын, ради которого она ведет борьбу. Стефан прибег к грязным уловкам и лжи, но это лишь сделало ее решимость железной и укрепило в намерении свергнуть его.

В Арунделе Аделиза сидела у окна в залитых солнцем покоях и поглаживала восхитительно выпуклый живот, круглый, как полная луна. До сих пор, к середине девятого месяца, ей приходится убеждать себя, что это не сон и внутри ее на самом деле растет новая жизнь. Она зачала в первые же недели супружества, в медовый месяц. Должно быть, Господь поистине благословил их с Виллом союз, рассуждала Аделиза. После пятнадцати бесплодных лет с Генрихом она моментально понесла от молодого мужа. Со дня свадьбы у нее ни разу не было регулов. И что самое странное: у Вилла нет ни одного побочного ребенка, тогда как у Генриха их более дюжины.