Услышав за дверью голос супруга, Аделиза торопливо сложила пергамент и сунула его в свою шкатулку с письменными принадлежностями. Ей нужно время, чтобы подумать, как сообщить о письме мужу.

Вилл глубоко дышал после быстрого подъема по лестнице, но не запыхался. Он сразу подошел к сыну, поцеловал его и пощекотал под подбородком, отчего тот загулил. Потом Вилл приблизился к Аделизе и заключил ее в кольцо больших рук.

– Люди готовы. Вы не хотите спуститься, чтобы попрощаться с нами? – И вдруг он нахмурился, отступил на шаг и прикоснулся к ее лицу. – Что-то случилось?

– Ничего. – Она заставила себя улыбнуться.

– Послушайте, мы вернемся через несколько дней, а вы под надежной защитой замка. Вам нечего бояться.

Аделизе было ужасно стыдно оттого, что ее чувство вины муж принял за тревогу.

– Я знаю, что здесь я в безопасности. Берегите и вы себя, муж мой. – Она ласково провела ладонью по его колючей щеке и поцеловала.

Проводив отряд супруга в дорогу, как подобает любящей жене, Аделиза вернулась в свои покои, достала письмо Матильды и долго-долго сидела над ним. А потом бросила его в огонь и следила за тем, как оно горит, пока не убедилась, что от него не осталось ничего, кроме пепла.


Прошло четыре дня. В тот вечер, когда Вилл вернулся домой, дождь лил как из ведра.

– Последние мили мы ехали, словно в похлебке, – сказал он Аделизе и отряхнулся, как намокшая собака. – Хорошо, что не взяли с собой телегу с багажом, а то она увязла бы в грязи.

Аделиза поторопила прислугу и сама помогла Виллу освободиться от мокрой одежды и переодеться в сухое. Усадив мужа перед огнем, она принесла полотенце, чтобы вытереть ему волосы.

Вилл откинулся на спинку кресла и закрыл глаза:

– Вы никогда не догадаетесь, что епископ Винчестерский держал в рукаве все это время!

– Да, вряд ли, – ответила она. – Генрих Блуаский известен своей хитростью и знает, как прятать то, что он не хочет показывать другим.

– Это уж точно, – отозвался Вилл. – Помните, как он разозлился, когда Кентербери досталось не ему, а кандидату Бомонов?

– Помню, конечно. – Она закончила вытирать ему волосы и взялась за гребень, чтобы привести в порядок его кудри.

– Ну вот. Едва мы приступили к обсуждению, как он предъявил нам папскую буллу, которую получил в апреле – вы только подумайте! – где говорится, что Иннокентий назначает Генриха папским легатом. То есть теперь он занимает более высокий пост, чем Теобальд Бекский.

Аделиза забыла про гребень и переспросила, широко раскрыв глаза:

– В апреле?

Вилл кивнул:

– Четыре месяца родной брат короля все скрывал и вдруг как из воздуха достал эту буллу – не хуже какого-нибудь фокусника. Нет никого выше короля, только Бог, а кто представляет Господа на земле, как не папа, а прямо под папой – кардиналы и легаты. Если Стефан – светский король, то его брат решил ни в чем не уступать ему, причем действует не самым миролюбивым образом. Епископ Винчестерский заявил, что Стефан не имел права делать то, что он сделал с епископами Солсберийским, Линкольнским и Илийским.

Аделиза поднесла мужу горячего вина и блюдо с лепешками и пирожками:

– А что Стефан?

Вилл пожал плечами:

– Стефан сказал, что, может, он и не имел права сажать их под стражу, однако зáмки, которыми завладел Солсбери, и хранимые в них богатства – дело короны, а не креста.

Аделиза постаралась не выдавать, как сильно ее волнует эта тема.

– Значит, это серьезный раскол?

– Трудно сказать. Если Генрих Винчестерский сумел сохранить в секрете свое назначение папским легатом, какие еще тайны у него могут быть? Братья Бомон оттеснили его от трона. Они становятся угрозой для Стефана, потому что из-за их интриг все перессорились.

– А для вас они представляют угрозу? – заволновалась Аделиза.

Вилл взял с блюда пирожок и надкусил его. Потекла наружу медовая начинка, и ему пришлось слизывать с пальцев сладкое липкое золото. Аделиза подала ему салфетку.

– Нет, я их совсем не интересую, потому что держусь в стороне и не ищу власти, нашептывая кляузы на ухо королю. Бомоны не спускают глаз с тех, кто может оказаться для них соперником, а это сторонники архиепископа и те, кто сочувствует Роберту Глостерскому. Братья Бомон думают, что у меня не хватит ума причинить им неприятности. То, что у меня такая жена, забавляет их, как забавляет хозяев собака, стащившая сочную мозговую косточку с прилавка мясника. Я для них – ничто. Им важно только, чтобы я хранил верность и послушно выполнял приказы, как положено хорошему псу. – Он взглянул на жену. – Я постараюсь и впредь оставаться для них незаметным. Но для других приближенных короля они очень опасны, и это плохо, потому что среди них есть сильные люди, которых Стефану хорошо бы удержать при дворе, у себя на службе, а он своим бездействием вынуждает их искать иного правителя. Фицконт из Уоллингфорда почти открыто перешел на сторону императрицы, и все идет к тому, что маршал Фиц-Гилберт тоже покинет короля. Бомонам завидно, что маршал получил от Стефана зáмки Мальборо и Лагершолл, и они убеждены, что Стефан слишком уж высоко его ценит. Если они и дальше будут давить, он взбунтуется и причинит немало бед. То же самое происходит с Майлсом Фицуолтером – в нем братья также видят соперника и пытаются избавиться от его влияния. В конце концов они все разрушат.

Аделиза подождала, пока еда и питье не поднимут Виллу настроение; подолгу он никогда не унывал. Потом села к нему на колено, поиграла с темными кудрями, погладила мужа по лицу.

– После всего, что вы сейчас рассказали, я даже не знаю, стоит ли мне говорить… Но все-таки нам нужно кое-что обсудить.

– Уверен, ничего плохого вы мне не скажете, – ответил он с любящей улыбкой и поудобнее устроил супругу на своем колене.

Аделиза набрала в легкие воздуха:

– Матильда прислала письмо. Она поздравляет нас с рождением сына и спрашивает, можно ли ей навестить Арундел.

Секунду назад тело Вилла было расслабленным, но после ее слов – Аделиза почувствовала это – напряглось.

– Вы ответили ей?

Она стала наматывать себе на палец его локон.

– Я не могла этого сделать – сначала нужно было посоветоваться с вами.

– Сомневаюсь, что ею движут только родственные чувства, – проворчал Вилл. – Все южные порты приведены в боевую готовность на случай нападения из Нормандии.

– Но вы же не думаете, что Матильда появится здесь в доспехах!

Он фыркнул:

– А вы сами как думаете?

Аделиза обвила рукой его крепкую шею:

– Она даже не видела отцовской могилы. Ей должны позволить заехать хотя бы в Рединг. Это было бы по-христиански.

– Но не могила отца зовет ее в Англию, и вы знаете это. Не надо дурачить меня.

– Я никогда не стала бы вас дурачить! – с жаром возразила она. – Но что плохого может быть в том, если Матильда побудет немного в Арунделе? Вы – сторонник Стефана и не собираетесь менять свои убеждения. Это ли не лучшая гарантия того, что все будет в порядке?

Он потряс головой:

– Принять ее у нас – значит совершить опасный и глупый поступок. Лучшая гарантия – это держать Матильду на том берегу Узкого моря.

– Она же все время будет находиться у вас на глазах, и через вас Стефан сможет следить за ее передвижениями, – взмолилась Аделиза. – Теперь, когда у меня есть муж и маленький сын, я хотела бы, чтобы и она увидела, что жизнь может быть прекрасной. Когда я выходила замуж за Генриха, то обязалась заботиться и о его дочери, и эти обязанности не закончились с его смертью. Вряд ли вы поймете, о чем я говорю, это узы женской дружбы. Матильда – словно один из драгоценных камней в моей короне, она часть того, что делало и делает меня королевой. Неужели вы откажете мне в этом?

– Вы хотите, чтобы я рискнул всем ради вашей «женской дружбы»? – спросил Вилл, повысив голос. – С ума сошли? Что, по-вашему, скажет Стефан, узнав об этом? Он сейчас делает все, чтобы удержать Матильду и Роберта Глостерского за пределами Англии!

Аделиза вскинула голову:

– А что, по-вашему, сказал бы мой первый муж, король Генрих, узнав о том, что я отказалась принять его дочь в замке, который он подарил мне, когда я стала его супругой и мачехой Матильды? Эти узы святы для меня. – Она перевела дух и заставила себя говорить спокойнее. – Я не затеваю войну или мятеж, я просто хочу увидеть Матильду. Возможно, я даже смогу повлиять на нее. Ведь мы с вами можем действовать как посредники. Стефан доверяет вам, а Матильда – моя дочь и мой друг. – Она изогнулась, чтобы поцеловать Вилла в переносицу и потом в губы.

– Не знаю, вряд ли это хорошая идея.

Вилл был совсем подавлен. Перед ним стоял незавидный выбор: либо поверить, что Аделиза наивна и позволяет женской слабости взять верх над рассудком, либо признать, что она играет в политические игры, где у нее свои цели. Он мог отказать ей, но в том, что она говорила, была истина. Ему самому частенько приходила в голову мысль, что Генрих, должно быть, то и дело переворачивается в гробу, и в последний раз он подумал так не далее как сегодня. Правда, над тем, как отнесся бы Генрих к его браку с Аделизой, Вилл предпочитал не задумываться.

– Матильда найдет способ приехать в Англию независимо от того, откажем мы ей или нет, – подчеркнула Аделиза. – Я прошу оказать мне эту услугу ради нашей любви… До сих пор я мало о чем просила.

– Это больше, чем услуга, – пробормотал Вилл. – Я очень хочу доставить вам радость и люблю вас всем сердцем, однако я должен думать о последствиях. Полагаете, если я соглашусь и Матильда приедет, Стефан будет бездействовать?

– Но я вправе принять падчерицу в нашем замке.

Вилл ссадил ее с колена и поднялся:

– Мне нужно сначала подумать об этом, потому что я отвечаю за нашу безопасность и благополучие. – Он зарылся пальцами в волосы, взлохматив кудри, которые Аделиза только что причесала. – Если я все-таки соглашусь, то едва Матильда появится в Арунделе, я пошлю королю гонца с вестью о ее прибытии, поскольку таков мой долг. Я не стану ничего скрывать.

– Хорошо, милорд. – Аделиза присела в реверансе с низко опущенной головой.

Она поняла, что добилась своего, но победа оставила горький привкус. Ей пришлось сыграть роль, чтобы повлиять на человека, который не был актером, и слишком уж сильно эта игра походила на обман. И когда Матильда приедет, за эту игру придется расплачиваться. Но что ей было делать? Вилл клялся в верности Стефану, она клялась быть послушной женой Виллу, но, помимо этих клятв, были и более ранние обеты, принесенные над королевской короной, и они имели больший вес.

Глава 31

Домфрон, Нормандия, сентябрь 1139 года


Матильда вздохнула, поднимаясь с колен и задувая свечи на алтаре своей домашней молельни. Затем велела слугам заняться укладкой вещей, которые понадобятся ей в предстоящем путешествии. Через час она отправляется в Англию, чтобы попытаться заполучить корону, принадлежащую ей по праву.

На столе у голого каркаса кровати лежали письма, прочитанные ею ранее. Она убрала их в свой кошель, желая еще раз перечитать, когда будет время. Одно из них пришло от коннетабля в Бристоле – он сообщал, что все готово к тому моменту, когда туда прибудет она сама и Роберт. Второе было от Аделизы из Арундела, в нем писалось, что ее приезду там будут рады. И наконец, еще одно письмо – от Бриана, в котором он заверял Матильду в своей преданности и готовности защищать ее всей мощью Уоллингфорда и даже погибнуть ради нее, если понадобится. Его слова заставили Матильду выпрямить спину и еще более укрепили ее решимость. И другие люди тоже ждут ее призыва, обещают поддержку, когда она высадится в Англии: Майлс Фицуолтер, коннетабль Глостера, Хамфри де Богун, Джон Фиц-Гилберт. Если все сложится удачно, то юго-запад и земли на границе Шотландии и Англии вскоре окажутся под ее контролем. Ну и нельзя забывать о епископе Винчестерском, ее кузене Генрихе. Он слишком осторожен, чтобы доверять мысли пергаменту, и потому послал не письмо, а гонца с несколькими загадочными словами – они могли означать все или ничего. Он говорил о примирении и посреднической роли Церкви. Матильда отнеслась к его посланию недоверчиво. Человек, который действует за спиной брата, не вызывает доверия.

– Ты не можешь туда пойти, ты в ловушке! – зазвучал громкий детский голос.

Матильда повернулась и остановила взгляд на старшем сыне. Тот сидел под окном и играл с братом Гамелином в настольную игру «лиса и гуси». Его целью была только победа, и все свои способности он направил на то, чтобы обыграть противника. Матильду охватила острая материнская гордость, пока она наблюдала за сыном. Генрих был сосредоточен, но не полностью погружен в игру – он отмечал, что происходит вокруг него, даже когда делал ход. Для ребенка шести лет удивительное свойство, и при заботливом воспитании оно может стать незаменимым качеством для взрослого правителя. И упорства Генриху не занимать, ведь его противник Гамелин – умный мальчик, более взрослый и тоже не желающий уступать. Матильда сглотнула комок в горле. Возможно, ей более не доведется увидеть сына. Кто знает, что произойдет, когда она доберется до Англии. Но Матильда сделала все, чтобы в ее отсутствие Генрих и его братья ни в чем не знали недостатка: о них позаботятся лучшие няньки, их товарищами будут лучшие пажи и оруженосцы, их образованием и духовным воспитанием займутся лучшие священники и ученые. Большего нельзя было и желать, и все равно Матильда тревожилась. Она будет очень скучать по детям, особенно по Генриху, и она даже думала остаться в Нормандии и сначала завоевать ее, но отказалась от этой мысли: давно пора было заявить о себе в Англии, пока еще не слишком поздно.