— Но я не умею его танцевать.

— Это просто. Вы будете повторять то, что делаю я, и быстро научитесь.

Заиграла музыка, и Коннан вышел в центр зала, держа за руку Селестину. К моему ужасу, оказалось, что мы с Питером должны были открывать бал вместе с ними. Я уже хотела отказаться, но Питер чуть не силой вывел меня в круг.

Селестина явно не ожидала увидеть меня там, Коннан же, если и удивился, виду не подал. В конце концов и Селестина, оправившись от своего удивления, приветливо мне улыбнулась.

— Я не должна быть здесь с вами — я не знаю этого танца, — поспешила сказать я.

— Повторяйте все за нами, — ответил Коннан.

Через несколько тактов в танец вступили остальные пары, и мое смущение оставило меня.

— У вас прекрасно получается, — услышала я от Коннана.

— Вы скоро станете настоящей корнуэллькой, — добавила Селестина.

— А почему бы и нет? — сказал Питер. — Разве мы не соль земли?

— Мисс Ли вряд ли так думает, — ответил Коннан.

— По крайней мере, меня очень интересуют обычаи Корнуэлла, — сказала я.

— Надеюсь, и обитатели тоже? — прошептал мне на ухо Питер.

Танец подошел к концу, и, когда музыка прекратилась, я услышала, как кто-то спросил:

— Кто эта интересная женщина в паре с Питером Нанселлоком?

Я ждала, что в ответ последует что-нибудь вроде: «О, это всего лишь гувернантка!», но вместо этого услышала:

— Не имею представления. Она и правда очень неординарна.

Я была в восторге. Мне кажется, я еще никогда не чувствовала себя такой счастливой. Бал продолжался, и у меня не было недостатка в партнерах и в комплиментах, которые я от них получала. Я чувствовала себя действительно привлекательной женщиной и вела себя со своими кавалерами совсем не так, как когда-то на балах у тети Аделаиды. Со мною словно что-то случилось, и я стала другой. Что это было, я на самом деле уже знала. Я была влюблена, и это новое для меня состояние преобразило меня. Я понимала всю безнадежность своей любви, но сегодня я не хотела думать о будущем — словно золушка, попавшая на бал, я хотела только одного: насладиться своей радостью сполна, пока не пробил час, когда волшебство потеряет свою силу.

Меня пригласил сэр Томас Треслин. Он оказался очень галантным кавалером, но я почувствовала, что ему нелегко танцевать, и предложила выйти из круга и отдохнуть. Его признательность была очевидна.

— Я становлюсь стар для танцев, мисс Ли, и я вам очень благодарен за заботу обо мне. Вам ведь, наверное, очень хочется танцевать, а вы сидите тут со стариком, — сказал он.

— Я с удовольствием отдохну немного, — ответила я.

— Я вижу, вы не только привлекательны, но и очень добры. Это моя жена всегда вытаскивает меня в гости. Она очень любит балы, и у нее неистощимая энергия.

— Она очень красива, — сказала я.

Я увидела ее, как только вошла в зал. Как всегда, ее было нельзя не заметить. На ней было платье из лилового шифона, через который просвечивал чехол из зеленой ткани. У нее была явная страсть к шифону и другим тонким и легким тканям, подчеркивающим ее великолепную фигуру.

Он кивнул, но на его лице появилось печальное выражение.

После паузы мы заговорили о чем-то другом, и, разговаривая, я смотрела на танцующих и в какой-то момент вдруг взглянула наверх — туда, где было потайное окно из солярия. Я увидела там чье-то лицо, но узнать его на таком расстоянии было невозможно. Это Элвиан, подумала я, ведь она всегда наблюдает оттуда за танцами. И тут я увидела Элвиан среди танцующих. Как же я забыла, что по случаю Рождества ей разрешили присутствовать на балу! Я снова посмотрела наверх. Лицо по-прежнему виднелось через фигурное отверстие в потолке. Кто же это мог быть?

* * *

Ужин, к которому всех пригласили в девять часов, был сервирован в столовой и в пуншевой комнате. Угощение стояло на буфетах вдоль стен, и гости сами должны были класть себе в тарелки то, что им понравилось, потому что слуги по традиции дома в это время тоже праздновали Рождество. Столы ломились от разнообразных блюд — маленьких пирожков со всевозможными начинками, нарезанной ломтиками холодной говядины, рыбы разных сортов и тому подобного. Среди напитков были горячий пунш, мед, виски и джин.

Питер, с которым я танцевала последний перед ужином танец, привел меня в пуншевую комнату. Там уже были сэр Томас Треслин и Селестина, и мы подошли к столу, за которым они сидели.

Питер вызвался обслуживать всю компанию, и я пошла вместе с ним, чтобы ему помочь. На буфетах, рядом с угощением, стояли стопки тарелок и подносы. Питер взял поднос и принялся нагружать тарелки едой, попутно сообщая мне названия корнуэлльских блюд, которые были там представлены.

— Мисс Ли, — вдруг сказал он, — Марта… Вам кто-нибудь когда-нибудь говорил, что у вас глаза цвета янтаря?

— Да, — ответила я.

— А говорили ли вам, что вы красивы?

— Нет.

— В таком случае этот досадный пробел должен быть немедленно восполнен, что я и делаю с превеликим удовольствием: вы очень красивы, Марта Ли.

Я засмеялась, и в этот момент в комнату вошел Коннан с леди Треслин. Она села рядом с Селестиной, а он подошел к буфету, где стояли мы.

— Я просвещаю мисс Ли на предмет корнуэлльской кухни, — сказал Питер. — Ее невежество в этом вопросе достойно сожаления.

Коннан посмотрел на меня с улыбкой, от которой у меня забилось сердце. Отведя глаза, я увидела Элвиан, стоящую рядом с нами. У нее был усталый вид.

— Тебе пора спать, — сказала я.

— Я хочу есть.

— После ужина мы сразу идем наверх.

Она кивнула и, взяв тарелку, стала выбирать свои любимые пирожки.

Потом мы все сидели за одним столом — Элвиан, Питер, Селестина, сэр Томас, Коннан, леди Треслин и я — и ужинали. Мне казалось почти чудом, что я была вместе с ними. На моем платье сияли бриллианты Элис, и я подумала: «Два года назад она вот также сидела здесь в рождественский вечер… А сейчас вместо нее сижу я. Интересно, вспоминают ли они сейчас о ней?»

Я подумала вдруг о лице, которое я видела в потайном отверстии в потолке, и вспомнила, как Элвиан сказала перед тем первым балом, что ее мать может вернуться в тот вечер, и как она высматривала ее среди танцующих… А что если Элис, или ее призрак, наблюдала за нами сегодня? И тут меня осенило. Каким же нелепым фантазиям я предаюсь, когда объяснение так просто! Это же была Джилли, а никакой не призрак!

Голос Коннана вернул меня к происходящему за столом.

— Я принесу вам еще виски, Том, — сказал он и встал, чтобы подойти к буфету. Леди Треслин быстро поднялась и последовала за ним. От них было трудно отвести взгляд, так элегантно они выглядели и так прекрасно смотрелись вместе: самая красивая из присутствующих женщин и самый интересный из присутствующих мужчин.

— Я помогу вам, Коннан, — сказала она, и я услышал их веселый смех.

— Осторожно, смотрите, мы пролили виски, — произнес Коннан, и они опять рассмеялись, как будто это была на редкость забавная шутка.

Глядя на них, я была готова расплакаться, потому что я наконец поняла, как смехотворны и беспочвенны все мои надежды и мечты.

Последнее, что я увидела, прежде чем заставила себя отвести глаза от этой пары, была рука леди Треслин, просунутая под руку Коннана, когда они повернулись, чтобы вернуться к столу. «Тебе пора уходить», — сказала я себе и встала.

— Элвиан пора спать, я отведу ее наверх, — произнесла я, ни на кого не глядя. — Пойдем, Элвиан.

Элвиан не сопротивлялась, она уже засыпала на ходу.

— Спокойной ночи, — сказала я.

Питер встал со словами:

— Но мы ведь еще увидим вас сегодня?

Я не ответила. Я изо всех сил старалась не смотреть на Коннана, который был так поглощен разговором с леди Треслин, что, казалось, никого и ничего вокруг не замечал.

— До встречи, — сказал Питер, и я вышла из комнаты, ведя за руку Элвиан.

Моему недолгому блаженству пришел конец. Леди Треслин показала мне, сколь нелепо и наивно было надеяться на его продолжение.

* * *

Когда Элвиан уснула, я пошла в свою комнату и зажгла свечи на туалетном столе. Я посмотрела на себя в зеркало. Я выглядела очень хорошо, в этом не было сомнения. Хотя, впрочем, при свечах любая женщина выглядит привлекательной.

Блеск отразившихся в зеркале бриллиантов напомнил мне об увиденном мной лице в потайном окне солярия. Я решила убедиться, что это была Джилли, и отправилась к ней в комнату. Девочка лежала в кровати, но когда я тихонько окликнула ее, она села и воскликнула:

— Мадам! Я знала, что вы сегодня придете!

— Джилли, ты же прекрасно знаешь, кто перед тобой. — И зачем только я сказала эту глупость? Она кивнула. Я зажгла свечу и села на край кровати. Глаза Джилли остановились на моей брошке. Я дотронулась до нее и сказала:

— Она раньше принадлежала миссис ТреМеллин.

Джилли улыбнулась и снова кивнула.

— Джилли, — спросила я, — ты была сегодня в солярии во время бала?

Она опять кивнула головой.

— Скажи «да», Джилли.

— Да.

— Ты была там одна? Тебе не было страшно?

Она помотала головой и улыбнулась.

— А почему тебе не было страшно?

Она снова улыбнулась.

— Мне не было страшно, потому что…

— Потому что?..

— Потому, — сказала она.

— Джилли, — спросила я, — ты правда была там одна?

Она опять улыбнулась, но ничего не ответила. Я поняла, что ничего больше от нее добиться не удастся. Я поцеловала ее и вышла из комнаты.

* * *

Вернувшись к себе, я села у окна. Ночь была теплой, и я очень уютно себя чувствовала, завернувшись в свою плотную шелковую шаль. Мне были слышны прощальные разговоры гостей, рассаживающихся по каретам. И вдруг, после нескольких минут тишины внизу, послышался голос леди Треслин. Она говорила тихо, но с таким напряжением, что до меня отчетливо доносился каждый слог:

— Теперь уже недолго осталось ждать, Коннан, — сказала она. — Теперь уже совсем недолго.

На следующее утро, когда Китти принесла мне воду для умывания, она была не одна. С ней пришла Дейзи. Вид у обеих девиц был чрезвычайно возбужденный, и было ясно, что им не терпится поделиться со мной какой-то важной новостью.

— Доброе утро, мисс, — сказали они хором и продолжали так же, не желая уступать друг другу права сообщить мне эту новость. — Мисс, прошлой ночью или, скорее, сегодня утром!..

Наконец Китти выпалила, обогнав свою сестру:

— Сэру Томасу стало плохо по дороге домой. Пока они доехали до Треслин Холла, он уже умер. Прямо в карете.

Я была потрясена. Один из гостей Маунт Меллина умер, едва покинув эти стены! Это не была обычная смерть, я была уверена в этом.

И тут только я поняла, что эта новость могла означать для Маунт Меллина…

* * *

Сэра Томаса Треслина похоронили в первый день нового года. Целую неделю перед этим в доме царила мрачная атмосфера, тем более заметная, что она пришла на смену праздничному рождественскому настроению. Все украшения оставались на месте, потому что слуги во главе с миссис Полгри никак не могли решить, что хуже — снять их до положенного времени, то есть кануна крещения, или оставить, как того требует обычай, но тем самым проявить неуважение к памяти сэра Томаса.

Казалось, все в доме разделяли ощущение, что его смерть близко затронула всех нас, обитателей Маунт Меллина. Он умер по дороге от нас к себе домой, и наш стол был последним, за которым он вкушал угощение. В эти дни я еще раз убедилась в том, сколь суеверны корнуэлльцы и как серьезно они относятся ко всяким предзнаменованиям, в каждом стечении обстоятельств видя проявление каких-то сверхъестественных сил.

Коннан, который не участвовал в перешептываниях и разговорах на эту тему, выглядел рассеянным и погруженным в себя. Я редко видела его в эти дни, но, когда мы встречались, он едва замечал меня. Я поняла, что он занят мыслями о том, как повлияет смерть сэра Томаса на его собственную судьбу. Ведь если он и леди Треслин действительно были любовниками, с уходом сэра Томаса устранялось последнее препятствие к их союзу. Я была уверена, что об этом так или иначе думали все в доме, хотя вслух не говорил никто — возможно, благодаря запрету миссис Полгри, которая считала такие разговоры неприличными, пока тело сэра Томаса еще не было предано земле.

Как-то раз она пригласила меня к себе в комнату и угостила чаем, сдобренным виски, которое я подарила ей к Рождеству.

— Это ужасно, что сэр Томас умер в Рождество, — сказала она. — И ведь главное, наш дом был последним, где он гостил, и приготовленная мною еда — последней, которую он ел! С похоронами, по-моему, торопятся, вам не кажется, мисс?