– Вы недовольны этим? – спросил Харрис.

– Я подумала – хотелось бы видеть всех девушек такими же счастливыми в супружеской жизни, как мистресс Ропер. Она вышла замуж, когда хозяин еще не стал столь значительным лицом. Мастер Ропер был рядом… они хорошо узнали друг друга… и в конце концов поженились. По-моему, это наилучший способ.

– Вы думаете об Уильяме Донси?

Дороти кивнула.

– Мистресс Элизабет, кажется, ничего не понимает. Конечно, он очень красив… и очень любезен с ней… но огонек в его глазах говорит, на мой взгляд, о любви к успехам, которые может обеспечить ему сэр Томас Мор, а не к дочери сэра Томаса.

– Дороти, вы проницательная женщина.

– Я их сильно люблю. Служу у них давно. Мистресс Элизабет очень образованна, но не знает жизни. Хорошо бы какой-нибудь тихий молодой джентльмен вроде мастера Ропера стал бы учиться здесь, мистресс Элизабет постепенно бы его узнала. И вышла за него, а не за мастера Донси.

– Дороти, вы служите мистресс Ропер уже давно. Она обучила вас грамоте, сформировала ваши взгляды, и вы считаете, что у нее все образцово. Этот малыш прекрасный ребенок. Мастер Ропер прекрасный муж. А кое-кто счел бы, что мастер Уильям Донси неплохой жених. Его отец занимает при дворе высокую должность. Чего еще можно желать?

– Любви, – ответила она. – Бескорыстной любви. Ой, я сказала лишнее.

– Бояться не надо, Дороти. Но позвольте сказать вот что: когда мистресс Ропер вышла замуж, ее мужа уличили в ереси. Ереси, Дороти! Неужели она предпочтительнее честолюбия?

Женщина задумалась.

– Его ересь, – сказала она, – развилась из поиска истины, решимости избрать тот путь, какой он сочтет лучшим. Честолюбие – такое, как у Донси – проистекает из тщеславия. В этом и есть разница.

– Мистресс Дороти, вы удивительно образованны.

– Моя госпожа научила меня читать, давала мне книги. Приучила составлять собственное мнение – вот и все.

Она подняла ребенка и прижала к себе.

– Иногда мне жаль, что хозяин принят при дворе так хорошо. Я предпочла бы видеть его почаще дома… в окружении хороших людей… вроде вас, Джон Харрис, а не придворных щеголей.

Оставив его, Дороти пошла к дому. «Как здесь спокойно, тихо», – подумала она. Послышались звуки лютни, играла явно не леди Мор. Затем голоса Элизабет и Сесили, поющих балладу.

– Господи, пусть они всегда будут счастливы, – взмолилась Дороти. – Пусть у нас все так и продолжается, покуда мы не отправимся на вечный покой.

К голосам девушек присоединились мужские – Джайлса Херона и Уильяма Донси.

Дороти содрогнулась. Голоса молодых людей напомнили женщине, что жизнь постоянно меняется.

Хозяину досталось слишком много почестей, а почести всегда вызывают зависть, появляются льстецы, ложные друзья, они, как осы, питаются излюбленным плодом, пока он не придет в негодность и не упадет с ветки.

* * *

Зима в том году стояла морозная.

Сохранять в доме тепло не удавалось. Холодные ветры выстуживали все комнаты, река покрылась льдом. По всей стране гуляли вьюги.

Мерси почти не бывала дома, в больнице у нее лежало много пациентов. Маргарет и Элизабет часто помогали ей.

Мерси была очень счастлива. Больница стала главным в ее жизни. Она не сожалела, как остальные, о возвышении сэра Томаса при дворе. Однако получая на королевской службе большие деньги, он не мог выделять ей на больницу сколько требовалось. Но Мерси вела расходы в высшей степени бережливо. Ограничивала себя во всем. Работала много, и труды доставляли ей радость. Она помнила, как Эразм критиковал английские дома, и не клала на пол в больнице камышовых подстилок, окна распахивались, и успешное лечение больных радовало ее.

Мерси нравилось, когда приемный отец приходил поинтересоваться се работой. Томас расхаживал от пациента к пациенту, постоянно шутил с ними. «Смех – одно из лучших лекарств», – говорил он ей, и она бывала довольна его присутствием, хвалил ли он ее труды или критиковал.

Мерси не хотела признаваться себе, что счастье ее неполно. Откровенная во всем остальном, тут она была уклончивой, и сама это сознавала.

Мерси не хотела признаваться себе, что любит доктора Клемента. «Просто все, – твердила она себе, – слишком много говорят о замужестве, и это наводит меня на мысль, стану ли я когда-нибудь невестой. Айли с Маргарет вышли замуж; теперь Сесили готовится выйти за Джайлса Херона, а Элизабет за своего Уильяма Донси; вот я поэтому и думаю о любви».

Разве не всегда было так? Маленькой сестричке-приемышу постоянно казалось, что она не совсем член семьи, хотя все уверяли ее в обратном. Теперь появились два придворных щеголя, стремящихся жениться на дочерях сэра Томаса Мора, но никто не ищет руки его приемной дочери.

Мерси этого и не ждала. Ее смешила мысль, что за какой-то Мерси Джиггс станет ухаживать такой блестящий джентльмен, как Уильям Донси.

Да и нужен ей не придворный щеголь, а доктор Клемент.

Ну а он? С какой стати думать ему о Мерси Джиггс?

Хотя он думает о ней – просто как о знакомой, о девушке, которая интересуется медициной, проводит все время в своей больнице и часто спрашивает его советов.

Не нужно заблуждаться. Она никто. Сиротка, над которой сжалились Моры; этого, несмотря на все их старания, забывать нельзя. А Джон Клемент? Молодой человек из хорошей семьи, занимает высокую должность на службе у великого кардинала, к нему благосклонно относится врач короля доктор Линакр. И думать о Мерси Джиггс Джон может лишь как о знакомой.

«Да, – говорила она себе, слыша все эти разговоры о браке, – я тоже хочу того, что есть у других. Хочу любви мужа, как в детстве хотела любви приемного отца».

К ней в больницу пришли Элизабет и Сесили, правда, все, на что их хватило, – это протащиться по сугробам.

Обе выглядели очень хорошенькими, окруженными каким-то сиянием. Видно, от любви. Мерси подумала, что Сесили, пожалуй, более счастлива, более уверена в своем женихе. Интересно, Элизабет – более сдержанная, чем младшая, – беспокоится ли хоть немного из-за Уильяма Донси? Сознает ли – как остальные, – что он честолюбив и рассчитывает продвинуться с помощью тестя? Бедная Элизабет! Хочет выйти замуж, как и ее сестра-приемыш. Может, она любит сам институт брака больше, чем мужчину, который его осуществит? Мерси безмолвно помолилась за нее. А Сесили будет счастлива с Джайлсом. Джайлс ленив, добродушен и откровенен, не скрывает, что отец хотел женить его на ком-нибудь из двух мистресс Мор, и очень рад, что Сесили пришлась ему по сердцу. У него нет тайного честолюбия Уильяма Донси. «А может и правда, – подумала Мерси, – Донси, как ей кажется, изменился с тех пор, как поселился в этом доме? Не стал ли теперь его смех за общим весельем менее принужденным, чем прежде?»

Обе девушки, смеясь, стряхнули с одежды снег.

– Мерси, ну и денек! Если метель начнется снова, нас занесет до крыши, мы не сможем выйти и… нас некому будет вызволить, – сказала Элизабет.

– И непременно приходи к обеду, – сказала Сесили. – Кое-кто приезжает и будет разочарован, если тебя не окажется.

Мерси покраснела; по быстрому взгляду Сесили на сестру она догадалась, кто должен приехать.

– Если погода такая скверная, ваш гость может не появиться.

– Вряд ли он поплывет на барке. Лед на реке довольно толстый. Ой, Мерси, какой у тебя огонь!

Сесили протянула руки к пламени.

– К счастью, я собрала много утесника и папоротника. Мне помогали выздоравливающие пациенты. Мы считаем, что движение полезно, как и свежий воздух.

– Мы? – с легкой насмешкой произнесла Сесили.

– Очевидно, ты и доктор Клемент, – сказала Элизабет.

– Он сведущ в этих вопросах.

– Отец говорит, – сказала Сесили, – что когда-нибудь король может взять его на службу лично к себе. Доктор Линакр считает его лучшим из молодых знакомых ему врачей. Стало быть, король скоро узнает об этом.

«Да, – подумала Мерси, – все так. Он идет в гору, и со временем какой-нибудь знатный аристократ сочтет его подходящим женихом для своей дочери».

А сам Джон? Он честолюбив на свой манер, как Донси на свой. Хочет открыть новые способы побеждать болезни. Расположение короля может помочь ему в этом.

Элизабет и Сесили не догадывались, что, говоря об уме Джона Клемента и его возможностях при дворе показывают Мерси с небывалой ясностью, как наивны ее мечты.

– Так что, – настоятельно сказала Сесили, – ты должна прийти к обеду, притом пораньше. Тогда сможешь поговорить с ним о новейших лекарствах от сифилиса. Не сомневаюсь, что это будет очень интересная застольная беседа.

– Мы пришли только сообщить тебе эту новость, – сказала Элизабет. – Мать сегодня расходилась вовсю. Бедная Мег! На этой неделе ее очередь вести домашнее хозяйство. Мать носится по кухне, грозит всем, что если мясо будет недостаточно сочным, кое-кому достанется на орехи. Слуги сбиваются с ног… и все потому, что доктор Джон Клемент стал важной персоной. Как-то даже не верится, что впервые он появился у нас чуть ли не мальчишкой, сопровождающим отца во Фландрию. Незаметный секретарь стал знаменитым врачом.

«Да, – подумала Мерси, – слишком знаменитым для меня».

Едва девушки собрались уходить, вошел мальчик. Лицо его побелело, снег набился в волосы, и он походил на изможденного седого старика.

– Что случилось, Нед? – спросила Мерси, узнав в нем одного из жителей деревушки Бленделс Бридж.

– Отец заболел, мистресс Мерси. Лежит на соломе, будто мертвец. Но он живой. Смотрит широко раскрытыми глазами и не может ничего сказать. Мать послала меня к вам попросить, чтобы вы осмотрели его.

– По такой погоде нельзя идти в Бленделс Бридж, – сказала Сесили.

– Он, может быть, очень болен. Я должна.

– Снег глубокий. Тебе не дойти.

– Туда меньше полумили, дошел же Нед сюда. Мерси глянула на его ноги. Мальчик был обут в старые башмаки Джека. Маргарет заботилась о бедняках и раздавала им одежду членов семьи.

– Значит, с нами не идешь?

Мерси покачала головой. Надо преодолеть слабость. Прежде всего она врач. Это ее больница; она должна стать главной любовью ее жизни, потому что доктор Клемент – хотя, может, и очень добрый ее знакомый – не может жениться на ней.

– Тогда пропустишь обед.

– Боюсь, что да. Не знаю, сколько времени придется пробыть там.

– Мерси, – предложила Сесили, – пошли, пообедаешь, а потом отправляйся. Может, Джон Клемент пойдет с тобой.

Это было искушением. Ей представился обед в любимом доме, представилось, как она произносит молитву перед едой, словно в прежние дни, представились интересный разговор, а потом поездка на одной лошади с Джоном Клементом в Бленделс Бридж, представилось, как она выслушивает его диагноз, а потом предлагает собственный.

Но болезнь не ждет. В борьбе с болезнью главное быстрота. Потеря пяти минут, тем более нескольких часов может стоить человеческой жизни.

– Нет, – сказала Мерси. – Надо отправляться сейчас же. Нед, подожди меня. Я только возьму несколько целебных отваров.

Элизабет и Сесили вернулись в дом, а Мерси поплелась по снегу в Бленделс Бридж.

Бушевала метель. Знакомые места казались незнакомыми, все было затянуто толстым белым покрывалом, скрадывающим очертания живых изгородей и коттеджей.

Однако Нед знал дорогу. Мерси слепо шла за ним. Вскоре пальцы ее окоченели, ноги промерзли. Путь – обычно десятиминутный – занял более получаса.

«Значит, я не увижу его, – думала она, – я давно уже его не видела. Он так занят, что приезжает очень редко. А когда это происходит, я не могу находиться там!»

Они пришли к коттеджу. От камышовых матов несло вонью. В помещении было душно и вместе с тем очень холодно. Сидящую на стуле женщину била дрожь. Услышав голос Мерси снаружи, она повеселела.

– Спасибо, что пришли! – воскликнула она, когда Мерси вошла.

Глянув ей в глаза, девушка подумала: «Ее взгляд будет мне воздаянием».

Опустясь на колени возле мужчины, лежащего на грязной соломе, она положила ладонь на его горячий лоб. Мужчина закашлялся.

– Кашляет вот уже несколько часов, – сказала женщина. – Боюсь, кашель его задушит.

– Когда погода улучшится, – сказала Мерси, – его надо доставить ко мне в больницу. Лежать здесь ему нельзя.

Мужчина с мольбой поглядел ей в глаза. Казалось, он просил дать ему здоровье.

Достав из сумки одну из взятых бутылочек, Мерси заставила его выпить содержимое. Душный, холодный воздух комнаты вызывал у нее дрожь, от вони половиков подташнивало.

Она подумала: «Если бы только я могла забрать его отсюда… в одну из моих теплых комнат, уложить на койку под одеяла. Дать ему горячего супа, свежего воздуха, то, может, вылечила бы».

– Что с ним, мистресс Мерси? – спросила женщина.

– Очень болен.

– Он умрет?