Мэри Бэлоу - Хранимые ангелами

– Все было так необычно, – продолжила она чуть погодя.- Очень необычно. Происходит что-то странное. Что все это может значить?

У него не было ответа. Но он понимал, что она имела в виду не только события двух прошедших дней, но и все странности сегодняшнего дня. Исчезновение снега с дороги было совершенно необъяснимо. Кроме того, едва они успели отъехать, как он начал узнавать местность и был уверен, что и Джун тоже. Они были не далее чем в двух-трех милях от Хэммонда. И все же домик и его ближайшие окрестности выглядели совершенно незнакомыми. Они проехали всего две-три мили по этим незнакомым местам, и пока их фаэтон катился по дороге, снега вокруг становилось все меньше и меньше. И к тому времени, когда они проехали деревню и въехали через ворота в парк, на подъездную дорожку, он вообще исчез. Без следа.

На протяжении двух-трех миль? Меньше чем за час поездки?

Постепенно он начинал чувствовать смысл всего произошедшего, хотя еще не смог бы объяснить это или выразить словами.

– Я думаю, что все это что-то явно означает, – сказал он, сжимая руки Джун, поднося их к губам и целуя тыльные стороны ее ладоней.

– Да, – спокойно ответила она.

Он знал, что она интуитивно чувствовала то же самое, и так же до конца всего не понимала.

Джун показалось, что в зале собрались все. Он был до отказа забит и членами семьи, и друзьями семьи, и даже детьми – в конце концов, было Рождество.

Конечно же, там был герцог, потиравший руки так, словно мыл их. Рядом с ним, прижимая руки к груди, стояла герцогиня. Там были papa Джун и ее мачеха – она держала его под руку, а он накрыл ее ладонь своей. Там были все. И стоявшая в некотором отдалении тетя Марта, за руки которой цеплялось по ребенку.

На всех лицах, кроме детских, да и то не на всех, было одно и то же выражение. Выражение нетерпеливого ожидания с примесью легкого беспокойства. Казалось, все присутствующие затаили дыхание.

Но все же никто не казался обезумевшим от тревоги.

Держась за руки, Джун и Эллиот на миг остановились в дверях, а затем шагнули в зал.

И тут тишина взорвалась.

Все заговорили одновременно. Каждый говорил очень громко, чтобы перекричать остальных. Все пытались их поцеловать, или пожать им руки, или похлопать по плечу, или сделать все это разом. Было много смеха. Совершенно обезумевшие дети шныряли между ног и юбок.

Наконец, когда оглушительный шум стих до приглушенного гомона, герцог заставил всех услышать себя. Он держал их соединенные руки, поглаживая большими пальцами. В конце концов, оказалось, что слов он смог найти не слишком много.

– Ну, мой мальчик и моя девочка. Хорошо. Конечно, этого стоило ждать. Это несомненно.

– Дорогой Эллиот. Дорогая Джун, – шмыгала в кружевной платочек герцогиня. – Это самый лучший подарок на Рождество, лучше всех других. Не то чтобы я не ценила все великолепные подарки, которые так порадовали меня сегодня. Но этот – лучше всех.

– Этого стоило ждать, – высказал герцог очень свежую мысль.

– Нам так жаль, что мы заставили вас волноваться, – сказал Эллиот, обводя взглядом собравшихся. – Вы, должно быть, уже поняли, что обстоятельства вынудили нас задержаться, хотя, кажется, никто больше не опоздал. Но вы, должно быть, все равно волновались. У нас не было возможности сообщить вам о себе.

– Но нам сообщили, – успокоил его герцог, перекрывая протестующие возгласы окружающих. – Мы получили записку от миссис Паркс. Мой мальчик, разве ты не помнишь, что попросил ее послать записку? – он покачал головой. – Должно быть, твои мысли были заняты совсем иным.

Последовал новый взрыв смеха. Некоторые, главным образом представители мужской половины семьи, лукаво усмехались.

– От миссис Паркс? – удивился Эллиот.

Джун лишь открыла рот, но не смогла вымолвить ни слова.

– Она написала нам, оповещая о том, что вы решили остановиться в ее маленькой гостинице и пробыть там до сегодняшнего дня, – сказал герцог. – Что вы решили предпринять попытку уладить ваши разногласия перед тем, как вернуться домой.

Герцогиня промокнула глаза. Джун видела, как ее мачеха закусила верхнюю губу.

– Она написала? – еле слышно спросил Эллиот. – Когда?

– Позавчера, – ответил герцог. – Ее письмо доставили сразу после вечернего чая и непосредственно перед тем, как приехали твой камердинер и горничная Джун. Поэтому мы вовсе не волновались, мой мальчик. Но сегодня все с нетерпением ждали вас. Один взгляд на ваши лица и на ваши соединенные руки, мой мальчик, и мы получили ответ, на который так надеялись. Так что видишь, это несложно.

Он гулко кашлянул, а потом от всего сердца рассмеялся, и к его смеху присоединились все родные и гости.

– Позавчера, – Эллиот переглянулся с Джун. – Но кто же был посыльным? И как ему удалось пробраться через эти снега? Только, если он пришел до того, как выпал снег. Но тогда как они могли знать…

У Джун закружилась голова. Она почувствовала, что сделала еще один ошеломляющий шаг к пониманию того, что с ними произошло.

– Снег? – озадачено спросила герцогиня.

– Снег? – послышались веселые голоса.

– Эллиот, мой мальчик, где ты был? На Северном полюсе?

– Некогда было выглянуть из окна спальни, чтобы посмотреть, какая погода?

– Вообразил, что затерялся в метели, не так ли?

– У нас никогда не было более бесснежного, более теплого Рождества, – сказала герцогиня. – К немалой досаде детей.

Тут она захлопала в ладоши.

– Все марш наверх, пить чай. Уже полчаса, как все готово. Если мы тотчас же не поедим, то к рождественскому гусю никто не успеет нагулять аппетит.

Это заявление вызвало энергичные протесты и толпа хлынула к парадной лестнице.

Джун и Эллиот смотрели друг на друга, почти до боли стиснув соединенные руки. По выражению его лица она видела, что он, как и она, с замешательством начинает осознавать невероятную правду.

Только одна леди Марта осталась в темном углу пустого зала. Она смотрела на них сияющими, полными слез глазами, а потом устремила взгляд вверх, к высокому потолку и за его пределы, чтобы без слов выразить свою благодарность.

Хотя Эллиот с большой неохотой оставлял дом, где они с Джун провели два дня, теперь он от души радовался возвращению к своей семье, радовался возможности отпраздновать вечер Рождества вместе со всеми. В этом году семья наконец-то собралась полностью. В этом году с ним была его жена.

И поэтому нынешнее Рождество было самым счастливым и самым благословенным.

Добрые пожелания от близких, сентиментальные слезы дам, сердечные – и зачастую весьма вольные – поздравления мужчин должны были бы смутить его. Но за всеми добрыми пожеланиями он чувствовал подлинную сердечность, и впервые до глубины души осознал, что это за чудо – семья. И большая семья – с бабушкой, дедушкой, тетками, дядьями и кузенами, и маленькая – состоящая только из него и жены.

Они наслаждались и гусем, и рождественским пудингом, и прочими закусками, гарнирами и приправами, пока не наелись до отвала. И танцевали весь вечер и всю ночь напролет, пока держали ноги. Этот бал не был сугубо официальным, чему Эллиот был искренне рад. По меньшей мере половину всех туров он танцевал со своей женой.

А затем, еще позже, они легли в постель, но, несмотря на усталость, не спали почти до рассвета, то занимаясь любовью, то тихо переговариваясь.

И сошлись на одном. В полдень, за два дня до Сочельника, они перешагнули границу реальности, вместе пережив одно и то же невероятное приключение.

– Если вдуматься, это должно бы пугать, – сказала Джун. Она теплым котенком свернулась на его груди. – Но вовсе не пугает.

– Нам следует спросить себя, в своем ли мы уме, – ответил он, целуя ее в макушку. – Но я никогда не чувствовал себя более нормальным.

– Здесь никакого снега не было, – все еще удивлялась она.

– А миссис Паркс послала сообщение.

– Они знали, что мы появимся, Эллиот. Они ждали нас.

– И они задумали сегодня днем вернуть нас домой. Для нас даже дорогу очистили.

– Что бы это ни было, – сказала она, – это было добро. Это должно быть добро, Эллиот. Это ощущалось как добро. Возможно, я хотела бы остаться там навсегда, если бы не понимала, что должна вернуться назад, что именно здесь то место, где мы должны жить. В реальном мире.

– Это должно быть добро, – сказал он. – Ведь три дня тому назад, Джун, я ненавидел саму мысль о тебе, а ты ненавидела саму мысль обо мне.

Он сглотнул и крепче обнял ее.

– Это должно быть добро. Это должно быть так, любимая.

– Эллиот, – она подняла голову и поцеловала его в губы. – Эллиот, никто не узнал их по нашему описанию, несмотря на то, что они живут всего в нескольких милях от поместья. И никто не слышал о подобном доме.

– Кроме пустующего, в котором не живут уже лет двадцать, если не больше, – сказал он.

Она вздохнула. Но не слишком печально.

– Да, – сказал он, как будто отвечая на ее невысказанный вопрос. – Да, любовь моя. Завтра. Мы съездим туда завтра.

– Эллиот, – сказала она. – Я так сильно люблю их. От любви к ним у меня разрывается сердце. К родным посторонним людям. Они действительно посторонние?

– Этим утром, точнее, вчера утром он сказал нечто странное, – сказал Эллиот. – Он сказал, что у меня все в порядке. Что он не был уверен, что получится, но теперь в этом убедился. Что он имел в виду? Тогда я совсем не обратил внимания на его слова.

– А мне она сказала, что мы поженились в неподходящее время, – сказала Джун. – И что теперь время выбрано верно. Но ведь пять лет назад она не могла нас знать. Кто же она?

Он поцеловал ее глубоким поцелуем.

– Когда я впервые увидел Джоса, то подумал, что он – свет.

– Я тоже, – прошептала она. – Когда впервые увидела миссис Паркс.

Он подтянул ее повыше, так, чтобы она легла на него, укутал одеялом и крепко обнял. Она уткнулась головой в его плечо и счастливо вздохнула.

Не было никаких сомнений в том, что и дом, и сарай возле него давно заброшены. Несомненно, прошло немало лет с тех пор, как здесь кто-то жил. В почерневшей соломе на крыше зияло множество дыр. Дверь в дом невероятно скособочилась, а в сарае ее не было вообще. Внутри дома не оказалось ничего, кроме опавших листьев и обвалившейся со стен штукатурки.

Мало того, вокруг не было и следа снега.

– И все же это именно то самое место, – тихо сказал Эллиот.

– Да, – согласилась она. – О да, это оно.

Они спешились и, взявшись за руки, стояли перед дверью в дом.

– Войдем? – спросил он.

Она зажмурилась. На мгновение ей стало боязно. Боязно перед непостижимым и сверхъестественным. Боязно погрузиться во все это теперь, когда она знала, что это было. И для чего все это было.

Но, стоя с закрытыми глазами и держась за руку Эллиота, она чувствовала только одно – беспредельный покой.

– Да, давай войдем.

Конечно, в домике ничего не было. Кроме щемящих воспоминаний о том, что они здесь пережили. И, тем не менее, что-то все же ощущалось.

– Это было добро, – сказал Эллиот, озвучивая ее собственные мысли. – И оно, это ощущение добра, все еще здесь. Ощущение умиротворения, покоя и любви. Не смотря на то что все остальное исчезло.

– Кто же они? – спросила она. – Эллиот, они?… – она была не в состоянии закончить свою мысль. – Может быть, мы просто выдумали их?

Но пока Джун говорила, Эллиот подвел ее к окну. Он протянул руку и неуверенно коснулся чего-то, лежавшего на подоконнике. Затем взял это и, молча раскрыв ладонь, показал ей свою находку.

Это был наспех вырезанный маленький нахальный лопоухий ангел без крыльев с явно заметными веснушками.

– О, Эллиот. – Она уткнулась лицом в его плечо и почувствовала, как он наклонился и прижался лбом к ее виску.

– Миссис Паркс, – спросила она. – Вы меня слышите? Ведь вы здесь? Хотя не думаю, что это ваше настоящее имя. Спасибо вам. Спасибо! Я так вас люблю.

– Джос, маленький негодник, – с любовью в голосе продолжил он. – Ах ты, маленький негодник. Ты обязательно должен вернуться, чтобы плавать, лазать по деревьям или скакать без седла. Ведь быть маленьким мальчиком – это так весело.

Отзвук счастливого и радостного смеха, послышавшийся им, конечно же, был только игрой воображения.

– Эллиот, – Джун повернулась к нему, обняла его за талию и посмотрела на него. – Она сказала, что у нас будет ребенок, сын. Зачатый на Рождество.

Со слезами на глазах они долго смотрели друг на друга и улыбались.

– Тогда, когда нас хранили ангелы.

Наконец-то он смог вымолвить это слово.

– Да, – согласилась она. И это было все, что она могла сказать.