В это время к ярусу самых знатных гостей приблизился распорядитель турнира. Важный, разодетый в алый бархат, он склонился перед королем в ожидании знака. Получив кивок, он взмахнул белым жезлом и провозгласил:

— Ввести участников турнира!

Зазвучали фанфары. Четыре герольда в одеяниях из пурпурного шелка ступили внутрь палисада — это был авангард блистательной процессии. За ними следовал верхом на лошади жонглер, раз за разом подбрасывающий высоко вверх наточенный меч, чтобы потом ловко поймать его за рукоять. И, наконец, один за другим на место будущего ристалища выехали рыцари, распевающие под ритмичный аккомпанемент барабанов и тамбуринов. Начищенные доспехи немилосердно отражали солнечные лучи, ярко раскрашенные щиты и пики казались букетом гигантских полевых цветов, чудесным образом передвигающимся по полю.

Бессознательно, сама того не замечая, Арианна отыскала среди них черного рыцаря. Это было нетрудно. Он ехал бок о бок с графом Честером в арьергарде процессии. Это означало, что поединок между ними состоится последним.

Рыцари продефилировали перед ложами, намеренно горяча коней, и без того возбужденных предстоящим сражением, пусть даже потешным. Ленты, перчатки и подвязки дождем посыпались на арену. Арианна заметила, что наибольшее их количество предназначалось черному рыцарю. Тот ухитрился подцепить кончиком пики летящий чулок в желтую и голубую полоску. Нервно похохатывающая дама — очевидно, владелица чулка — испустила крик восторга. Черный рыцарь засмеялся, заставив своего коня проделать сложный пируэт. Зрители разразились приветственными криками.

Миновав центральные ложи, рыцари разделились на две цепочки и галопом поскакали в разные стороны арены. Две фанфары пропели вызов друг другу, и это означало, что турнир начался.

Арианна сидела рядом с королем совершенно неподвижно, не издавая ни звука, стараясь не выдать ничего из того, что чувствовала. Двух рыцарей уже вынесли с поля на щитах: у одного была сломана нога, другой был весь залит кровью, обильно текущей изо рта и носа. Похоже, черный рыцарь мог бы зарабатывать на жизнь, сражаясь на турнирах, когда поблизости не было ни одной войны. Он казался единым целым со своим конем, бросаясь вперед с яростным неистовством, ломая пику за пикой о щиты противников, нанося удар за ударом с такой силой, что невольно возникал вопрос, не трещат ли при этом его собственные сухожилия, не хрустят ли суставы.

К тому моменту, когда на арене остались только два рыцаря, было уже далеко за полдень. Напряженная тишина окутала ряды зрителей. Почему-то при этом глаза всех и каждого обратились на Арианну. Она почувствовала это и сумела сохранить полную неподвижность и бесстрастное выражение лица, и только боль в ладонях заставила ее бросить взгляд вниз. Лежащие на коленях руки были сжаты в кулаки с такой силой, что ногти до крови впились в ладони. Оруженосцы отвели боевых коней под уздцы на противоположные стороны арены. Черный Дракон и граф Честер застыли в седлах, как статуи, — черная и серебряная. Их поединок, в отличие ото всех предыдущих, не прекращался после трех сломанных пик, он должен был продолжаться до тех пор, пока один из рыцарей не попросит пощады или не потеряет сознания.

Некоторое время соперники молча смотрели друг на друга, потом практически одновременно опустили длинные тяжелые пики и прикрылись щитами. Оруженосцы отошли на несколько шагов, распорядитель торжественно вознес вверх свой белый жезл.

— Сразитесь же во славу Бога и Девы Марии, покровительницы всех рыцарей!

В следующее мгновение оба коня рванулись вперед. От бешеного галопа задрожала земля, целые фонтаны гравия и грязи полетели во все стороны. Хотя оба животных были могучими, черный конь Дракона выглядел более широкогрудым и тяжелым. Всадник прирос к седлу, слился с ним, и этот громадный черный кентавр несся вперед наподобие невиданного и смертоносного оружия. Пика ударила в самый центр щита графа Честера и разлетелась с таким оглушительным треском, что взволнованный ропот умолк. Удар оказался так силен, что конь графа был отброшен назад и припал на задние ноги, почти усевшись на круп. Пика Хью соскользнула со щита Рейна, не нанеся какого-либо ущерба, за исключением длинной неровной царапины.

— Хороший удар! Хороший удар! — раздалось со всех сторон.

Арианна вдруг почувствовала, что ей не хватает воздуха: она уже с полминуты задерживала дыхание. Рейн повернул коня и поскакал обратно, к боковой ограде арены. Там он бросил на землю обломок пики, и Талиазин поспешно протянул ему другую.

Снова соперники устремились навстречу друг другу. На этот раз Рейн сделал неуловимое движение и уклонился от пики, которую граф неудачно послал вперед. Толпа выразила свое неодобрение насмешливыми возгласами, тем более что удар Рейна, снова нанесенный в самый центр щита, выбил графа Хью из седла. Громко лязгнув кольчугой, тот рухнул на взрытую копытами землю. Двое герольдов бросились было к нему на помощь, но он сам поднялся на ноги, вытаскивая меч из ножен.

Рейн натянул удила и птицей слетел с седла, пока копыта коня еще продолжали мелькать в воздухе. Он выхватил меч стремительно, одним рывком. Луч солнца коснулся лезвия, на мгновение превратив его в длинную ленту огня. Первый удар, нанесенный Хью, он парировал щитом. Кожа и дерево раскололись с внятным звуком, похожим на хриплый стон.

Против воли Арианна наклонилась вперед, изо всех сил вцепившись в край скамьи. Она не могла дышать, не могла ни о чем думать, не могла оторвать взгляд от Рейна. Она никогда не предполагала, что человек способен так управляться с мечом — с такой грацией и мощью, с неистовством — обузданным и потому непревзойденным. Граф тяжело взмахивал своим оружием — меч Рейна, казалось, исполнял в воздухе строгий, изысканный танец. Некоторое, совсем непродолжительное время он просто играл с братом, потом последовала стремительная серия ударов и выпадов. Вскоре Хью, безоружный, лежал спиной на взрытой земле, и меч Рейна кончиком касался его горла.

Восторженный рев толпы загремел в ушах Арианны. Она увидела, что король вскочил в возбуждении, крича во весь голос что-то одобрительное. Рейн оставил Хью и подошел к палисаду, держа меч так естественно, словно это была часть его руки.

Он подождал, пока утихнут крики, неотрывно глядя в лицо королю. Он по-прежнему был в шлеме, который странным образом подчеркивал жесткую красоту его лица, оттеняя угловатые скулы и хищный нос. Арианна заметила, что вновь не может отвести взгляд от металлического козырька. Невозможно было различить его глаза, но их огонь, их лихорадочная жизнь ощущались и без того.

Небрежным движением Рейн загнал меч в ножны, стянул шлем и бросил его через плечо. Король Англии, его повелитель и военачальник, протянул руки, и он позволил схватить свои ладони и сжать. Потом он преклонил колено. Низкий, сильный голос разнесся над ареной и ложами, произнося клятву вассальной покорности и верности в обмен на замок Руддлан и земли его, а также леди Арианну, дочь князя Гуинедда Уэльского, предназначенную ему в жены.

Рейн поднялся и наклонился к королю, принимая поцелуй — знак королевской милости, но как только он выпрямился, взгляд его обратился к кроваво-красным стенам Руддлана. Тогда и только тогда едва заметная улыбка смягчила жесткую линию его рта.

Арианна сидела по левую руку от короля, затаив дыхание. Сердце ее билось тяжело и часто, в груди нарастал опаляющий жар. Вот сейчас... сейчас этот человек повернется в ее сторону!

Но он даже не взглянул на нее.

Глава 8

Золотая чаша пульсировала и светилась... манила к себе...

— Наказание Божье! — прошипела Арианна, раздраженная собственной глупой мнительностью.

Почему бы чаше не светиться, если солнечный свет потоком льется в открытое окно? Что касается пульсации, это всего лишь иллюзия, порожденная бегом по небу бесчисленных пухлых облаков, игрой света и тени на отшлифованом золотом боку сосуда.

Какое дело ей теперь до всех магических чаш, вместе взятых? Ближайшее будущее известно и без видений: ей предстоит венчаться. Сегодня.

Чаша стояла чуть ниже подоконника, на обитой железом крышке сундука с одеждой. Арианна не решалась подойти поближе и заглянуть в нее, но внутренний голос говорил, что сосуд полон воды. Он находился в ее спальне с самого утра, появившись необъяснимым образом. «Или его украдкой вернул подлый предатель-оруженосец, или он появился сам по себе, пока я спала. Почему бы и нет? В конце концов, это ведь кубок самого великого Майрддина», — подумала Арианна, ехидно усмехнувшись подобной доверчивости.

Она заметила, что нервно крутит и подергивает ожерелье на шее, и решительно повернулась спиной к чаше. Некоторое время она ходила взад-вперед по спальне, наступая на молодые побеги мяты, разбросанные по тростнику, устилавшему пол. Сильный свежий запах поднялся волной в неподвижном жарком воздухе помещения. Теперь особенно чувствовалось, что снаружи царствует лето.

Поверх одеяла был разложен венчальный наряд — подарок ее нареченного. Арианна провела ладонью по тончайшей льняной сорочке бледно-шафранового оттенка. Вопреки унынию и тревоге она невольно улыбнулась при мысли о том, как ласково это изящное белье будет касаться тела. Подвенечное платье было дымчато-алым, цвета первых весенних маков, по подолу и запястьям украшенное мехом горностая. С краю лежало верхнее одеяние из сапфирово-синего шелка, расшитое золотой нитью, с рукавами такими длинными, что кромкой они наверняка должны были касаться земли. «Любая женщина ощущала бы себя прекрасной, облачившись во все это великолепие, — печально думала Арианна. — Глаза любого мужчины, обратившись на невесту, разодетую так пышно, засветились бы любовью. Только не глаза этого нормандца».

При мысли о том, какую радость, какое счастье могла бы она чувствовать в самый главный день своей жизни, она ощутила тоскливое стеснение в груди. Наивные девичьи мечты... с ними покончено! Она постарается исполнить свой долг так, чтобы отец ни в чем не мог ее упрекнуть. Если бы только ее нареченным был другой — кто угодно, только не черный рыцарь!

Одна мысль о браке с ним наполняла ее страхом и отчаянием. Это был человек суровый, жестокий и неумолимый. К тому же он презирал ее за уэльскую кровь, текущую в ее жилах. Как, каким образом мог зародиться между ними даже бледный призрак любви, о которой она когда-то мечтала?.. Проклятая чаша! Арианна буквально ощущала, как властная сила магического сосуда воздействвует на нее, притягивает и манит. Медленно и неохотно она повернула голову. Чаша светилась красным светом и напоминала теперь сгусток свежей крови. Она уже не пульсировала, а как бы дышала, размеренно и глубоко. Знание, заключенное в древнем кубке, одновременно и манило, и отталкивало Арианну. Но больше всего оно пугало. Она была просто в ужасе и теперь сознавала это. Сама того не замечая, она прижала руку к часто бьющемуся сердцу.

Совершенно непонятно, как это случилось (Арианна не помнила, что отвернулась от кровати и прошла к окну), но она вдруг поняла, что стоит перед сундуком, держа чашу в ладонях. Полированный металл обжигал, словно был только что выкован. Быстрый жар, подобный языку пламени, пронесся по всему телу.

— Нет, не надо... пожалуйста... — прошептали губы.

Но Арианна была не в силах сопротивляться изначальной, древней мощи. Она заглянула внутрь чаши, в фосфоресцирующую, бурлящую глубь воды.

Красная кровь кипела и вспучивалась там, словно исторгаемая смертельной раной. Щупальца опалового тумана поднялись из нее, потянулись к Арианне, мягко и неумолимо опутывая ее сознание. Бело-голубое пламя вспыхнуло ослепительно и обжигающе, потом затихло, превратилось в ровное, ласковое свечение. Арианна плыла по безбрежному океану света... вдыхала запах гиацинта и маргариток, запах сырой земли, дымящейся под летним солнцем. Ветер, теплый и влажный, коснулся ее лица...

...Она стояла на гребне холма, прижимая к груди букет полевых цветов. Ветер налетал игривыми, ласковыми порывами, и солнце, застыло в небе, до такой степени чистом, что его синь слепила глаза. Но вопреки окружающей красоте в душе Арианны царила беспросветная тьма, там жило горе, похожее на удушливый дым, от которого сердце могло задохнуться и умолкнуть навеки.

Что-то появилось вдали, какая-то едва различимая точка на горизонте... и постепенно превратилось в рыцаря на коне, направляющегося прямо к ней. Надежда вспыхнула в Арианне, обжигающая, ослепительная, словно искра, высеченная кремнем посреди беспросветного мрака.

Ветер посвежел, стал резче, его порывы уже не ласкали, а больно секли кожу лица. Запах цветов усилился, стал почти невыносимо сладостным. А рыцарь все приближался и приближался ровной неспешной рысью. Слезы навернулись ей на глаза, застилая окружающее, и Арианна простерла руки. Ветер вырвал букет и разбросал в воздухе, закрутив ненадолго водоворот из желтых и пурпурных лепестков.