Сверкнула молния, такая яркая, что вокруг стало светло, как в летний полдень. Арианна не удержалась от возгласа: кроткая река Клуид, чье воркованье она слышала изо дня в день, превратилась в бешеный, бурлящий поток. Вода затопила берега, совершенно захлестнула мостки и рыбацкие причалы и уже подбиралась к ближайшим домам небольшой пристани у моста. Приземистое зданьице сборщика пошлины вынырнуло из чирака, едва видимое за завесой ливня. Арианна не сумела разглядеть въезд на мост и решила, что он целиком смыт разбушевавшейся рекой, но когда они приблизились, стали видны уложенные бок о бок бревна, уходящие в кромешную тьму. В следующее мгновение волна накрыла мост.

Кайлид ударил пятками по бокам мерина. Животное попятилось и споткнулось. Кайлид грубо выругался и начал понукать его, так сдавив при этом Арианну, что она совершенно не могла вздохнуть.

Она вцепилась в душащую руку, царапая ее и извиваясь. Лошадь отступила еще на пару шагов — и вдруг кинулась на мост с безумством отчаяния, так стремительно, что почти сбросила своих седоков.

В глазах у Арианны поплыли зеленые пятна, она снова начала терять сознание, теперь уже от удушья. Казалось, на нее давит здоровенный валун, постепенно сжимая грудную клетку. Она забилась изо всех сил, но Кайлид, думая, что она пытается сбежать, только сдавил ее сильнее.

Подковы мерина скользили по мокрому дереву, вода бурлила вокруг его ног, порой достигая живота. Внезапно весь мост содрогнулся и поехал сначала в одну сторону, потом в другую, словно был живым и смертельно усталым и пытался сбросить их. Лошадь не устояла и рухнула на колени.

Это заставило Кайлида ослабить смертельную хватку. Арианна задышала судорожно, со свистом, не веря в то, что еще способна на это. В ушах у нее шумело, ветер ревел, как обезумевший зверь, но эти звуки не могли заглушить треск ломающихся устоев моста. Через пару секунд Арианна уже падала вниз и вбок, а потом вода поглотила весь мир, превратила его в необъятную воронку водоворота, в котором вращались лошадь, люди и расщепленные балки моста. Арианна понимала, что гибнет, и, когда что-то мягкое сунулось в лицо, инстинктивно вцепилась в это пальцами обеих рук. Она еще успела подумать, что это, наверное, лошадиный хвост.

Она открыла рот, чтобы закричать, и вода тотчас заполнила его. Тьма и тишина поглотили Арианну.

Глава 16

— Гуинедд! Я пришел за своей женой!

Черный Дракон, верхом на коне, приблизился к замку, глядя на ворота, обитые железом и сплошь усаженные острыми шипами.

С тыла его прикрывала лишь горстка людей, каждый из которых нес на себе след недавнего сражения: окровавленную одежду, помятый щит или повязку на голове. Если их лица были суровы и полны решимости, то лицо черного рыцаря было невыразительным, как унылые утесы, окружающие замок. И все же именно он бросил вызов князю — вызов, эхом отозвавшийся среди голых скал.

— Гуинедд!

Его жена украдкой наблюдала за ним из окна башни. Она не сводила взгляда с рыцаря, который выглядел таким высоким, могучим и грозным, и руки ее до боли сжимали край подоконника. Закатное небо за его спиной налилось кровью, горело огнем, и его силуэт четко выделялся на этом мрачном фоне. Вымпел на кончике пики то опадал, то вздымался под теплым летним ветром.

Он все-таки явился за ней! Зная о его гордости и болезненном самолюбии, Арианна ни за что не поверила бы, что он способен на это.

Отцовский замок Дайнас Эмрис — настоящая твердыня — прилепился к гребню высоченного утеса, как орлиное гнездо, и господствовал над узким ущельем и всей холмистой местностью. Он был, конечно, не самым роскошным из поместий Оуэна, чье богатство не уступало королевскому, зато был самым неприступным из них. Чтобы добраться до него, нужно было пересечь не один дремучий лес и не одно подернутое туманом ущелье, подняться по тропе, вьющейся над отвесным обрывом и, наконец, пробраться через скалы, такие беспорядочные, словно их растолкало и перемешало в бесформенную кучу некое разгневанное божество.

— Гуинедд! Я жду, когда спустится моя жена! — раздалось снизу, эхом отразившись от скал и стен замка.

— Я слышу тебя, нормандец. — Оуэн, князь Гуинедд, появился между зубцами стены и оглядел зятя, уперев руки в бока и широко расставив крепкие ноги.

— Далеко же ты забрался, лорд Рейн Руддлан.

Порыв ветра подхватил и высоко взметнул алую княжескую мантию. Конь Рейна встревоженно затанцевал на месте, но тот даже не удосужился натянуть поводья. Как обычно, Рейн напряг могучие мышцы ног, заставив животное успокоиться. Он тряхнул непокрытой головой так, что взметнулись волосы цвета воронова крыла, отливавшие синью в лучах заходящего солнца.

— Где моя жена?

— Здесь! — ответил Оуэн громко, и по ущелью внизу прокатилось долго не стихавшее эхо.

Взгляды их столкнулись в безмолвном поединке.

— Пошли ее сюда.

— Если она нужна тебе, приходи и забери ее. Ни один рыцарь, каким бы храбрым и опытным он ни был, не рискнул бы штурмовать Дайнас Эмрис с горсточкой людей. Но Черный Дракон только засмеялся, получив вызов. Тесная группа за его спиной расступилась, открывая лошадку, к седлу которой был привязан Родри. Подросток был в добром здравии, но перепуган насмерть. На бледном лице жили одни громадные глаза.

— Раз ты меня приглашаешь, я приду, Оуэн Гуинедд, — сказал Рейн негромко, но почему-то каждое слово было слышно в комнате, где пряталась Арианна. — Я приду к тебе в гости один и выйду целым и невредимым. Ты будешь гостеприимным хозяином, потому что у меня в заложниках твой сын.

Арианна затаила дыхание. Она знала, что Рейн никогда не причинит вреда Родри, но откуда было знать об этом отцу? Он не мог рисковать жизнью младшего из своих детей. Пока тянулась пауза, Рейн оставался в полной неподвижности, ожидая. Наконец Оуэн перестал сверлить его взглядом и сделал знак страже. Заскрипели, открываясь, ворота, зашуршали веревки, наматываясь на деревянный ворот и поднимая бревенчатую решетку, укрепленную железными скобами.

Рейн приблизился к воротам один. К этому времени солнце скрылось за горой и окружающее погрузилась в сумрак. В вечерней тишине копыта коня гулко зацокали по подъемному мосту. Через несколько минут Рейн был внутри, снова рядом с ней. Бежать ей было некуда...

***

Как странно, что она подумала об этом... Разве когда-нибудь она собиралась бежать от него?

Разлившаяся река в конце концов выбросила Арианну на скалистый берег, а с окончанием грозы отступила в свое обычное русло. Арианна не знала этого в то время, но, открыв глаза, увидела безоблачное небо. Сыростью пахло так сильно, словно сама земля была опущена в гигаятское корыто и оставлена отмокать перед стиркой: с деревьев частым дождем падали капли, а трава так пропиталась влагой, что ее можно было бы отжимать. Даже ветерок был сырым, но небо уже сияло, промытое дочиста и синее, как букет васильков.

Мерин, живой и невредимый, спокойно пасся на лужайке среди скал, но Кайлида не было и в помине. Арианна долго разыскивала тело брата среди оставленного разливом мусора и в кустах у самой кромки мутной воды, которая продолжала бешено нестись между берегами. Она звала его по имени, пока не охрипла, но отвечало ей только эхо.

Когда она умолкла, мир наполнился тишиной, и в ней была неприятная пустота, словно Арианна и ее лошадь оставались единственными живыми существами на всей земле. Местность была незнакомой, очевидно, их унесло от Руддлана на много миль вниз по реке. К тому же течение оставило Арианну на противоположном берегу, а о переправе пока не было и речи. Как же теперь вернуться домой?

Арианна вдруг сообразила, что думает о Руддлане как о доме, и нашла это совершенно естественным, хотя принадлежала не столько кроваво-красным стенам замка, сколько их хозяину. Она снова обратила взгляд к водам Клуида. Однако прилив и гроза (которую Арианна находила в высшей степени странной), заставили реку подняться раза в три против обычной высоты. Только лодка с опытными гребцами могла бы пересечь ее в ближайшие несколько дней.

Арианна уселась на берегу, подтянув колени к подбородку и глядя поверх коричневой от глины воды. Другой берег точь-в-точь походил на тот, на котором она сидела: там и тут на нем виднелись громадные замшелые валуны, а между ними стелилась примятая ливнем осока. Он был близок, другой берег, и в то же время до него было далеко, как до иного мира.

«Что ж, мы с тобой всегда обитали в разных мирах, Рейн», — думала Арианна. Они были слишком разными людьми, и не существовало моста, что мог бы соединить их сердца.

По правде сказать, надо выжить из ума, чтобы вернуться в Руддлан. По ее вине убитТалиазин, а Кайлид сбежал, чтобы затеять очередную смуту. Рейн никогда не простит ей этого и наверняка жестоко накажет.

Умнее будет вернуться в свою семью и посмотреть, что произойдет дальше. Если Рейн простит ее, то не придется долго ждать от него вестей. Если нет, отец отправит в Рим прошение о расторжении брака. В этом случае, что наиболее вероятно, они больше не увидят друг друга.

Итак, Арианна направила лошадь в горы, в один из отцовских замков под названием Дайнас Эмрис, где Оуэн Гуинедд с семьей пережидал жаркое летнее время.

Она оказалась перед воротами в полночь, изнемогая от усталости и теряя сознание от голода. Отец засыпал ее вопросами, но мать резко прикрикнула на него, положив этому конец. Она приготовила мясной бульон, достаточно жидкий, чтобы не повредить изголодавшемуся желудку, и постелила на кровать чистые простыни, пахнущие сандалом. Скоро ноющее чело Арианны было укрыто сразу несколькими мягкими одеялами. Рано поутру, когда весь замок еще спал, она проснулась отдохнувшей и бодрой и отравилась к озеру, чтобы без помех обдумать, как объяснить случившееся родителям.

От воды поднимался густой туман, тянулся к берегу и распадался на длинные ленты, окутывая ими, как кисейным шарфом, близлежащие скалы. Озеро окружала роща священных дубов, чьи толстенные стволы и сероватые листья были сплошь обвиты остролистом. Ветерок перебирал висячие плети растения-паразита, и казалось, что деревья ежатся от промозглой сырости. Ходило поверье, что когда-то, в давние времена, в озере боролись не на жизнь, а на смерть два дракона.

Арианна подняла голову и обвела взглядом тусклое небо, в которое вгрызались, как зубы, черные и пурпурные пики гор. Ветер посвистывал среди скал, и звук этот был невероятно заунывен. Считалось, что это эхо шипения умирающих драконов. Как одиноко становилось от него на душе!

Арианна содрогнулась и плотнее обхватила плечи руками.

— Ты простудишься, доченька. Здесь так сыро, что и золото заржавеет.

Когда отец шел к ней по мокрой траве, туман вился вокруг его сапог, как ластящаяся собака. Князь Оуэн был человеком статным и рослым, а в кожаном, прослоенном войлоком одеянии казался еще массивнее.
Волосы, в которых преобладали седые пряди, ниспадали ниже плеч, развеваясь на ветру, как вымпел. Морщины его лица в это утро углубились, придавая ему суровый, пугающий вид. Он выглядел сейчас не просто как князь, но и как военачальник.

Некоторое время отец и дочь стояли бок о бок, молча, глядя на озеро, частично скрытое пологом тумана и похожее на гигантское блюдо из кованого серебра. Там, где была видна вода, в ней отражались несущиеся по небу облака. Сердце Арианны сжималось от тупой ноющей боли, что называется одиночеством. Если бы она сказала об этом отцу, тот ответил бы, что ею овладел хайрит — дух, вызывающий в людях тоску по тому, что не сбылось или ушло навсегда; по местам, куда уже не вернуться, но все еще живут в памяти, по так и не расцветшей любви, по жизни, которая недоступна.

Прежде чем она успела справиться с собой, в груди родилось рыдание и вырвалось наружу. Отец протянул руки, и Арианна бросилась в его объятия.

— Ну, ну, доченька моя дорогая, не плачь! Папа с тобой, папа о тебе позаботится... папа не даст тебя в обиду...

И Арианна, утратив всю свою выдержку, рассказала отцу о случившемся, ничего не утаив: о бунте, затеянном Кайлидом, о ее предательстве, о странной грозе и о смерти Талиазина. Она снова и снова повторяла: Рейн, Рейн, Рейн...

Выговорившись, она высвободилась из отцовских рук, всхлипывая и вытирая нос рукавом платья.

— Теперь он возненавидит меня, и разве можно винить его за это?

— Ты дома, доченька моя, — сказал Оуэн, беря в ладони ее раскрасневшееся, мокрое лицо. — Тебе нечего больше бояться нормандского ублюдка, здесь он не сможет причинить тебе вред.

Арианна взялась за широкие запястья отца и запрокинула голову, чтобы заглянуть ему в глаза.

— Ты меня не понял, папа. Я хочу вернуться к нему.

— Слишком поздно, доченька, — возразил Оуэн, потом погладил ее по голове мозолистой ладонью. — Не отчаивайся, мое сладкое яблочко, я сейчас же займусь расторжением брака. Мы найдем тебе другого мужа, и на этот раз ты выберешь его сама. Как насчет кимреянина? Может быть, даже одного из наших дальних родственников?