Туман, казалось, становился гуще с каждой минутой. Уже можно было видеть капельки влаги, клубящиеся в его пульсирующих щупальцах. Арианна протянула руку и сжала кулак, словно пытаясь поймать в него немного тумана.

— Говорят, так бывает только тогда, когда лесные феи печалятся до слез...

— И о чем же, по-твоему, они плачут сегодня?

— Кто знает... — Ее взгляд впился в его лицо, как будто что-то искал. — Может быть, они оплакивают нас с тобой.

— Рейн сунул обе руки под ремень, чтобы не позволить им неистово притянуть к себе эту эфемерную — и притом более чем земную — женщину. Гнедая лошадка нетерпеливо переступила ногами и издала короткое ржание, выдохнув облако теплого пара. Звук прозвучал глухо, смягчённый туманом, но он вспугнул пару воронов, и они снялись с ближайшей купы орешника, издавая свой особенный скрипучий крик и часто хлопая черными крыльями. Арианна содрогнулась и плотнее укуталась в подбитый мехом плащ. Рейн повернулся к лошади, неуклюже переставляя ноги. Он думал о том, что хорошее кровопускание не только очищает организм, но и остужает плотское вожделение. Именно поэтому монахи, удалившиеся от мира в аббатства и обреченные на постоянное воздержание, прибегают к этому средству раз пять-шесть в году, и факт этот общеизвестен. Рейн дал себе слово, вернувшись в замок, немедленно послать за цирюльником.

Он наклонился, поднял левую переднюю ногу лошадки и начал скрести в подкове кончиком кинжала, удаляя набившуюся и успевшую затвердеть грязь. Животное подергивало ушами и посматривало через плечо, но не пыталось высвободить ногу. Время от времени Рейн поглядывал на Арианну, которая отошла под сень громадного дуба. Она не сводила с него глаз.

Наконец он отпустил лошадиную ногу и провел по ней снизу вверх в поисках воспаленного, опухшего места. Ничего такого обнаружить не удалось, да и животное стояло, с одинаковой силой опираясь на все четыре ноги.

Рейн вытер кинжал о штаны и сунул в ножны. Приблизившись к Арианне, он заметил на щеках, прежде очень бледных, яркие пятна румянца. Ожидая, пока он подойдет, она несколько раз облизнула губы.

— Я не нашел камешек.

— Правда? — спросила она, и румянец ее стал еще ярче. — Должно быть, мне показалось.

С этими словами она отвела взгляд и стянула полы плаща под подбородком. Рука ее заметно дрожала. Там, где они остановились, лес был очень густым, почти дремучим. Дуб, береза, ясень и клен с густым подлеском перемежались настоящими чащами боярышника и шиповника, непроходимыми для лошадей. Где-то поблизости булькал ручей, но туман совершенно скрывал окружающее, и Рейн не мог бы сказать, с какой стороны доносится журчание.

— Здесь, в этом месте, сосредоточена магическая сила, — сказала Арианна, снова содрогнувшись.

— Интересно, в Уэльсе существует хоть одно место, где магической силы нет совсем?

Рейн сказал это насмешливо, но и он чувствовал нечто особенное, даже вопреки своей воле. Дуб, под необъятной кроной которого они укрылись, напоминал полуразрушенную серую башню, гулкую и пустую внутри, но все еще грозную. Его кривые шишковатые ветви были сплошь увешаны остролистом и склонялись под его тяжестью чуть ли не до земли.

Рейн ощутил на себе взгляд, повернулся и посмотрел в глаза: они с самого начала напоминали ему леса страны, которой принадлежала его жена, — темные, непроницаемые, полные загадочной, таинственной жизни. Едва слышный вздох вырвался у Арианны. Рейн стиснул зубы.

— Это так странно — смотреть на тебя сейчас... — вдруг сказала она с чем-то вроде благоговейного страха в голосе. — На фоне тумана ты выглядишь особенно могучим, высоким и смуглым. Можно легко поверить, что передо мной неистовый Гуин Ллудд, бог войны, охотник за человеческими душами. Он всегда появляется на фоне кровавого заката, верхом на коне-демоне, а сзади несется стая звездных гончих, самых быстрых созданий на всем свете...

— Я всего лишь человек, Арианна, — возразил Рейн, прослеживая кончиком пальца упрямую линию ее подбородка. — Человек смертный и притом...

За спиной у него раздался оглушительный треск, словно кто-то вроде Гуина Ллудда ломился через чащу боярышника. Рейн круто повернулся — как раз в тот момент, когда кабан выскочил из кустов и остановился как вкопанный, увидев их. Не оборачиваясь, Рейн начал нащупывать Арианну, чтобы убедиться, что она надежно прикрыта его телом. К его ужасу, она вырвалась и бросилась, обогнув его, прямо навстречу яростно пыхтящему зверю. Только оказавшись между ним и Рейном, она замерла в полной неподвижности. Какое-то время женщина и кабан смотрели друг на друга, не шевелясь, как две пчелы, прилипшие к натеку сосновой смолы. Рейн тоже не двигался. Он старался даже не дышать из страха, что это может еще сильнее разъярить зверя и заставит его броситься на Арианну, и только беспомощно косился в сторону копья, притороченного к луке седла. Как и Арианна, оно было за пределами его досягаемости. Арианна... если кабан бросится в атаку, ему ни за что не успеть вклиниться между ней и зверем!

На морде у кабана при каждом выдохе пузырилась пена. Клыки у него были просто невероятные, едва ли не более толстые, чем мужское запястье, а «зубы-убийцы» — коренные зубы — выглядели острыми как кинжалы. Жесткая шерсть стояла дыбом на круто выгнутой мощной холке, маленькие глазки горели красным огнем. И он был белым, этот кабан. Не таким белым, как клубы тумана, а белым, как давний снег, уже успевший покрыться легким налетом пыли.

Зверь нагнул здоровенную голову к самой земле и начал рыть копытами с такой силой, что целый фонтан сосновых игл и обрывков мха взлетел и приземлился далеко позади него. Снова наступила тишина, нарушаемая только звуками дыхания: двойного человеческого, панически частого, и низкого, всхрапывающего дыхания зверя.

Медленно, дюйм, за дюймом, руки Арианны поднялись к горлу, к тяжелой золотой броши, скрепляющей плащ. При этом она слегка повернулась, и Рейн увидел, что лицо ее окаменело от страха. Он нащупал рукоятку кинжала и потянул его из ножен, потом сделал глубокий вдох и напряг мышцы ног, готовясь к броску. Он очень надеялся, что первое же его движение отвлечет внимание кабана от алого плаща Арианны, заставит его броситься в сторону и это позволит ей укрыться за лошадьми.

— Арианна!.. — окликнул Рейн шепотом, собираясь предупредить жену о своем намерении.

Звук его голоса заставил вздыбиться мощную холку кабана. Он присел — и прыгнул вперед, к Арианне, которая как раз сорвала с себя плащ и отбросила в сторону. Шелковое одеяние проплыло по воздуху, наполнившись и захлопав, как поймавший ветер алый парус. Кабан или увидел это, или услышал — так или иначе, в последнюю секунду он круто повернул, взрывая копытами землю, и набросился на упавший плащ, всадив в него клыки.

Запутавшись в объемистом одеянии, он вскоре рухнул ча колени и начал метаться, разрывая плотный щелк. Это позволило Рейну в несколько прыжков оказаться рядом с конем и освободить копье. Не медля, он бросился между Арианной и кабаном, опустился на одно колено и упер древко в землю, молясь, чтобы оно не выскользнуло из потных ладоней. Как раз тогда, когда зверь выпутался из плаща и снова устремился на испуганную женщину, Рейн наклонил копье наконечником вперед.

Железное острие с многочисленными зазубринами, похожими на заусенцы, пронзило крепкую шкуру на груди кабана, достав до сердца. Тем не менее, тот продолжал рваться к Арианне, как слепая машина убийства. Мощь его броска была такова, что копье сломалось и обломок древка высунулся из спины зверя, перебив лопатку. Но и это не остановило его...

Вонючее дыхание ударило Рейну в лицо, перед глазами мелькнули желтые, влажно блестящие клыки. Послышался отчаянный крик Арианны, и кабан навалился на грудь Рейну всей тяжестью, опрокинув его и почти лишив дыхания. Над головой не было видно ни крон деревьев, ни неба, белый туман поглотил все, в том числе и сознание.

***

Ему показалось, что над лицом, легко касаясь кожи крыльями, порхает множество бабочек.

— Ты, здоровенный глупый нормандец! Если ты умер, то, клянусь, я убью тебя!

Рейн открыл глаза. Над ним склонилась Арианна, и ее руки что-то отряхивали с его лба. Он попробовал дышать, но не сумел. На груди лежало что-то невероятно тяжелое, как могильная плита. Он почувствовал, что снова начинает терять сознание.

— Глупый, глупый Рейн! — услышал он. Голос доносился до него как бы из глубины колодца. Потом губы впились в его рот отчаянным, жадным поцелуем. Рейн принял его покорно, потому что все равно не мог ни вдохнуть, ни выдохнуть.

Когда Арианна отодвинулась, он напрягся в попытке наполнить воздухом легкие, и на этот раз почти преуспел в этом. Пойманный запах был запахом ее кожи — нежным и волнующим, но его сразу же заглушила тяжелая железистая вонь свежепролитой крови. Рейн уперся обеими руками в то, что громоздилось у него на груди.

— Помоги мне... надо спихнуть его...

Общими усилиями они свалили в сторону чудовищную тушу. Рейн осторожно уселся и с облегчением обнаружил, что ничего жизненно важного в его теле не было ни сломано, ни разорвано клыками. Вся передняя часть кожаной куртки была залита теплой, противно пахнущей кровью, но это была не его кровь.

Не зная этого, Арианна разглядывала его широко распахнутыми от ужаса глазами. Она открыла рот с таким видом, словно собиралась и дальше распекать его, но нижняя губа задрожала, и она прикусила ее, робко спросив:

— Куда ты ранен?

— Не моя кровь! — прохрипел Рейн, которому до сих пор так и не удалось толком вдохнуть.

Он стащил с себя вонючую мокрую куртку и отбросил подальше в сторону. Щеки у Арианны были влажные. Он смахнул с них несколько нечаянных слезинок. Она плакала из-за него. Его храбрая маленькая женушка плакала из-за него.

— Со мной все в порядке.

— Я в долгу перед вами, милорд, — сказала Арианна, не сводя с его лица потемневших глаз. — Вы спасли мне жизнь.

Рейн чуть было не улыбнулся, но потом вспомнил все, что предшествовало его беспамятству, и вцепился обеими руками Арианне в предплечье.

— Я тоже в долгу перед тобой! — прорычал он, от возмущения начиная дышать полной грудью. — Я должен тебе хорошую порку этим вот ремнем! — Он грубо встряхнул жену, потом не удержался и притянул ее к себе. — Ты, видно с ума сошла, когда побежала прямо на кабана. Что, скажи на милость, подвигло тебя на такой идиотский поступок?

— Он был прямо у тебя за спиной. Я боялась, что он бросится на тебя.

— Ты!.. — Рейн оттолкнул ее, но потом снова схватил за плечи и прижал к груди с такой силой, что она ахнула. Когда он заговорил снова, голос его звучал мягко, почти ласково: — Это был неразумный поступок.

— Согласна. То, что я сделала, разумным не назовешь. — Арианна вздохнула и расслабилась у него на груди, расчесывая пальцами правой руки перепутавшиеся влажные пряди черных волос. — Я могла проститься с жизнью...

Она отстранилась и медленно оглядела лицо Рейна, словно старалась выгравировать в памяти его черты.

— Но я не стану просить прощения за свой поступок, потому что, если придется, сделаю это снова, муж мой. Видишь, я ничуть не раскаиваюсь, а это значит, что ты имеешь полное право меня побить.

Одновременно смеясь и постанывая от боли в каждой косточке, Рейн поднялся, увлекая за собой Арианну. Она была слишком близко, он чувствовал ее, вдыхал ее запах, ощущая от этого легкое сладостное головокружение. Его мужская плоть напряглась, наполнился горячей кровью. Что ж, по крайней мере поцеловать-то ее можно! Его рука непроизвольно прихватила волосы Арианны, до боли знакомым движением запрокидывая ей голову.

Едва ощутив, как ее рот приоткрывается под его губами, он погрузился в него, как в омут, нащупал ее язык, слизнул с него ее вкус. Это был вкус огненно-горячий, чуточку едкий — вкус страха и давнего-давнего голода. Рейн вдруг заметил, что бессовестно мнет ее груди, стараясь поймать между пальцами соски. Он дышал хрипло и шумно и едва мог говорить от неуправляемого болезненного желания.

— Проклятие, проклятие! Я хочу тебя, Арианна... так хочу, что, по-моему, я сейчас умру! — Вместо ответа она приникла к нему, прижавшись всем телом. — Боже милостивый, я просто взорвусь!

— Так сделай же это, Рейн! — зашептала Арианна, обжигая дыханием впадинку на его шее. — Сделай это, сделай это!..

Как будто он мог не сделать этого! Рейн уже не способен был остановиться. Губы их встретились и раскрылись. Арианна втянула его язык в себя, и он позволил ей насладиться его вкусом, как лакомством.

Рейн сделал шаг назад, потом другой и третий, при этом не выпуская ее из объятий и не прерывая поцелуя. Наткнувшись спиной на необъятный ствол старого дуба, Рейн повернулся так, что теперь уже Арианна прижималась к серой от возраста коре. Подол ее платья и сорочку он поднял до самой талии, скатав валиком. Одной рукой он приподнял ее за горячий круглый зад, другая проникла между ног, где тоже было горячо и очень влажно, где все было готово принять его. О, как долго, как ужасно долго он не прикасался к ней! Было совершенно непонятно, как он мог жить без этого.