Нормандец отстранился от притолоки и сделал шаг. Арианна не раздумывая бросила в него каменной ступкой, которая пролетела разве что пару футов и упала на пол, разбрызгав грязь.

Нормандец подошел к ступке и оценивающе оглядел ее, приподняв светлую бровь. Он снова засмеялся.

— А ты с характером! Люблю женщин, от которых искры так и сыплются. Моя сучонка жена — настоящая застенчивая перепелочка, черт бы ее побрал.

Еще один шаг в ее направлении, и еще. Арианна вжалась спиной в стену и молча смотрела на приближающегося мужчину, чувствуя во рту явственный вкус страха. Когда расстояние, разделяющее их, сократилось до одного-единственного шага, нормандец остановился. От него исходил сладкий запах вина, пота и каких-то пряных благовоний. Вблизи он выглядел не таким молодым: вокруг глаз разбегались лучики тонких морщинок, кожа на щеках была желтоватой и слегка обвисшей.

Арианна посмотрела на распахнутую дверь. До нее было не так уж далеко, но нормандец преграждал дорогу к спасению. Она сделала крохотный шажок влево. Этот маневр как будто прошел незамеченным. Она подвинулась еще чуть-чуть. Хорошо бы отвлечь его ненадолго...

— Если бы ты и правда был женат, ты бы так не поступил, — заметила она. — Прелюбодеяние — это смертный грех.

— Ну да, грех, — согласился нормандец насмешливо. — Потому люди и прелюбодействуют, что грешить сладко.

Он поднял руку. Арианна похолодела, но он пока не собирался прикасаться к ней. Вместо этого он расстегнул брошь в форме усыпаного драгоценными камнями полумесяца, которая скрепляла его плащ пониже горла. Тяжелое одеяние из простеганного шелка с шелестом опустилось на пол. Не обращая на это внимания, нормандец протянул брошь Арианне.

— Я всегда плачу женщинам заранее, потому что это делает их более сговорчивыми.

Неуправляемая ярость вспыхнула в ней, разом освободив от парализующего страха.

— Нормандская свинья! Я раньше убью себя, чем позволю тебе дотронуться! — крикнула она, ударив по протянутой руке.

Ненадолго он отвел глаза от нее, чтобы проследить за брошью, летящей в дальний угол, поблескивая в свете свечи. Не медля ни секунды, Арианна бросилась к двери.

На беду, ее накидка взвилась от этого движения, и край ее тотчас оказался зажатым в руке нормандца. Резкий рывок развернул Арианну, заставив больно удариться спиной о стену. Насильник навалился на нее всем телом, обдавая винным перегаром.

— Уж не собираешься ли ты разыгрывать из себя девственницу?

И он больно поцеловал Арианну. Она забилась, пытаясь вывернуться из-под него. Тогда он стиснул ее голову ладонями, прижав затылком к стене. Его язык скользнул ей в рот, как горячий мокрый кляп. Дыхание пресеклось. Продолжая биться, она выгнулась дугой, но этим только дала нормандцу возможность втиснуться ногой между ее ног. Теперь Арианна чувствовала его возбуждение. Новая волна ужаса едва не парализовала ее. Собрав все силы, она рванулась, и золотая чаша, скрытая под накидкой, чувствительно ударила нормандца по бедру.

— Это еще что за дьявольщина?

Нащупав чашу и ухватив за одну из ручек, он сорвал ее с пояса и отбросил в сторону. Сосуд ударился о стену с громким металлическим лязгом.

Однако чтобы избавиться от чаши, насильнику пришлось на несколько секунд отстраниться, и Арианна не замедлила воспользоваться случаем. У нее было девять братьев, и она прекрасно знала, где находится наиболее уязвимое место мужчины. Она изо всех сил ударила нормандца коленом в пах.

Он рухнул на колени с возгласом боли, зажав ладони между ног. Арианна сделала еще одну попытку добраться до двери, но, как ни корчился ее противник, у него все же нашлось достаточно сил, чтобы поймать ее за лодыжку. Рывок швырнул ее на пол, прямо на бочонок с пивом. Удар головой о железный обод был так силен, что боль буквально просверлила оба виска. Какое-то время и она, и нормандец лежали на полу; его шумное дыхание нарушало тишину погреба, помогая ей бороться с дурнотой. Попытавшись высвободить лодыжку, Арианна добилась лишь того, что пальцы ее врага конвульсивно сжались. Вокруг плясали темные пятна, а когда она попробовала помотать головой, чтобы прийти в себя, в глазах и вовсе потемнело. Круглый бок ступки, казалось, был очень близко, но она не сумела дотянуться до нее, даже изо всех сил вытянув руку.

Арианна в отчаянии устремила взгляд на дверь и с изумлением обнаружила, что за ней все заполнено мерцанием, пульсирующим светом. С земляного пола поднимался искрящийся туман, спиралью тянулся вверх.

— Нет... — прошептала она, мотая головой в надежде, что туман — всего лишь признак надвигающегося обморока.

Не может быть, чтобы сейчас, в самый неподходящий для этого момент, ее посетило видение!

Мотание головой не произвело на туман никакого действия. Он продолжал пульсировать и вспучиваться, и в его мерцающих глубинах — Боже милосердный! — начала проявляться некая призрачная фигура. Еще полупрозрачное, видение висело в тумане, не касаясь пола. Вокруг его головы веером расходилось сияние, похожее на нимбы святых, изображенных на стенах часовни.

Нормандский лорд, разумеется, не видел ни мерцающего тумана, ни призрака. Он поднялся на колени, его рука скользнула вверх по ее ноге, и у нее невольно вырвался короткий истерический смех. Как он мог видеть туманную фигуру в дверях, если это было ее видение? Выходило, что ждать спасения неоткуда. Судорожно подтянувшись на руках, Арианна нащупала край ступки.

Туман между тем пульсировал все сильнее, время от времени устремляясь к двери, чтобы тотчас отхлынуть. Постепенно он темнел, окрашивался в цвет крови. Только вокруг призрака он оставался жемчужно-белым и чистым. Видение подняло руку, указывая... указывая точно на рыцаря!

Свет вокруг фигуры становился все ярче по сравнению с кровавым цветом тумана, на него уже больно было смотреть. Арианна хотела зажмуриться, но не могла отвести глаза от света, который заполнил уже весь погреб. Тем временем рука нормандца нащупала ее грудь. Изо всех сил стараясь сохранить ощущение реальности, борясь с желанием погрузиться в туман и забыть обо всем, Арианна занесла ступку и наудачу опустила ее туда, где должна была находиться голова насильника, но была одна только слепящая белизна.

Ступка опустилась на что-то мягкое. Послышалось возмущенное проклятие.

— Ты заплатишь за это, сука! — прошипел нормандец.

Платье треснуло на груди, пальцы грубо зашарили по телу. В этот момент туман вдруг отхлынул, и призрак предстал перед Арианной так явственно, словно и впрямь был реален. Указующий перст, направленный на рыцаря, внезапно послал вперед луч ослепительного бело-голубого света. Ужасающий жар коснулся Арианны всего на одно мгновение. Словно беззвучная молния ударила в нормандца, объяв его пламенем и осветив самые дальние уголки погреба.

Уверенная, что все это ей мерещится, Арианна закрыла глаза, позволив беспамятству завладеть ею. Последним, что она слышала, был крик нормандца.

Глава 3

Он не был так близко от дома в течение шести лет. Если это можно было назвать домом. Тем не менее, это было место, где он появился на свет и прожил первые пятнадцать лет своей жизни. Это были годы, проведенные на конюшне графа Честера, где он выгребал навоз и увертывался от тумаков старшего конюшего.

Он возвращался только однажды после того, как покинул свой «дом». В тот день — единственный день за всю жизнь — он был полон такой надежды, что буквально все, даже любовь и счастливое будущее, казались осуществимыми, стоило только в них поверить. И случилось это в такой же июль, как этот. Солнце день за днем всходило в безоблачном небе, лавандово-голубом, как ее глаза, и воздух пахнул примулами и морем, и...

Хватит! Намного мудрее и безопаснее никогда не вспоминать о том дне.

Человек, которого называли Черным Драконом, ехал во главе половины своих рыцарей. Он ехал так быстро, как позволял шаг здорового и крепкого боевого коня, и потому значительно опередил основные силы своей армии. Пусть даже Генрих не требовал немедленного его прибытия, было бы неосторожно заставлять короля ждать.

Дорога шла через лес, известный как Уединенный Юл, где горный ясень, сосна и дуб, переплетенные подлеском, образовали местами совершенно непроходимые чащобы. Грозовые тучи давно уползли за горизонт, солнце сияло, но лесное царство, плотно укрытое сверху шатром листвы, было сумрачным и прохладным. Воздух здесь пахнул влажной землей, прелыми сосновыми шишками и распадающимися в кашу палыми листьями, на которые подковы лошадей опускались совершенно беззвучно. Величественную тишину изредка нарушали переливы песенки дрозда, но помимо этого вокруг не раздавалось ни звука. Все это располагало к размышлениям, хотя рыцарь и старался не поддаваться им, не вспоминать, что по другую сторону лесистых холмов находится граница, а сразу за ней лежат обширные владения Честеров... и дом.

Теперь он мог бы наведаться домой. Теперь — когда отец умер.

Если он решится повернуть коня к дому, то вскоре встретится с Сибил. Она, конечно, почувствует его приближение и выйдет навстречу, к воротам замка. Лицо ее будет светиться радостью, потому что разлука оказалась долгой, очень долгой. «О Рейн...» — только и скажет она. Рейн — ничего больше. Но имя, произнесенное ее устами, прозвучит для него прекраснее райских напевов.

Она тотчас отправит слуг за едой и вином, а сама со всей торжественностью проведет его в главную пиршественную залу. Весь вечер она будет играть и петь для него, как в те далекие дни, когда они были еще детьми. А он... он будет смотреть на нее, не отрываясь... но лишь тогда, когда она склонит белокурую голову над молитвенником. Он сделает всё, чтобы глаза их не встретились, иначе Сибил прочтет боль в его взгляде. Они будут беседовать мирно, как добрые друзья, и она спросит его, как он жил последние шесть лет и что успел повидать. Она будет смеяться, когда рассказ его будет забавен, а когда воспоминания станут печальными, в ее прекрасных глазах блеснут слезы сострадания.

Но рано или поздно вечер закончится. Ему останется только беспомощно наблюдать, как девушка, которую он когда-то любил, поднимается по лестнице в спальню. Поднимается без него. Он ни разу не был в комнате, где она проводила каждую из ночей последних шести лет... в постели его брата.

Рейн зло выругался сквозь зубы. Ему бы стоило быть поумнее. Надо держаться как можно дальше от этой части Англии. Конечно, здорово было бы обосноваться в Уэльсе, выпросив у короля Руддлан в качестве почетной награды за службу... если это возможно.

Как и любой пограничный замок, Руддлан больше, чем просто ленное владение. Доставшись умному и честолюбивому хозяину, он может набрать большую силу, превратиться в могущественное баронское поместье... одно из самых могущественных во всей Англии. Разве он, Рейн, не заслуживает стать бароном? Разве он не достоин Руддлана?.. У которого только один недостаток: он находится слишком близко от Честера...

Внезапно тишину нарушил громкий треск, словно сквозь подлесок ломилось обезумевшее животное. Рейн едва успел натянуть поводья, как из кустов в панике вырвалея боевой конь без седока. На шее у него зияла рана, из которой струилась кровь. Заметив всадников, животное взвилось на дыбы, резко мотая головой с раздувающимися ноздрями и налитыми кровью глазами. Чуть позже из чащи галопом выехал рыцарь без лат и шлема, но в кольчуге. Он проскакал мимо Рейна и его людей, не сделав никакой попытки остановиться.

— Засада! Мы попали в засаду! — крикнул он на ходу, вонзая шпоры в мокрые от пота конские бока. — Уэльсцы скоро всех перебьют, и королю не спастись!

Последние слова донеслись уже едва слышно, заглушаемые тяжелым конским галопом. Рейн, однако, расслышал их и поспешно повернулся к оруженосцу, чтобы забрать у него щит и пику.

— Талиазин, поезжай назад и... какого дьявола? — Рейн ненадолго потерял дар речи, уставившись в перепуганное веснушчатое лицо десятилетнего мальчишки, пажа сэра Одо. — Что, черт тебя возьми, ты делаешь здесь? И где мой оруженосец? Отвечай!

— Он... он... — было видно, что парень вот-вот заверещит от страха при виде ярости Рейна, — он оста-та-тался в Руддлане, как вы и при-приказали, сэр. Он велел мне ехать с ва-ва-вами. Он-сказал, в замке есть кое-что, чему нельзя попасть в ру-ру-руки графа.

С точки зрения Рейна, в Руддлане не было ничего, кроме самого замка, что стоило бы держать подальше от загребущих рук Хью. Должно быть, Талиазин остался из-за той зеленоглазой девчонки. Женщины доведут его до могилы, олуха безмозглого! Впрочем, он сам, своими руками доведет его до могилы, как только мальчишка будет в пределах досягаемости!

Рейн послал в замок другого оруженосца, чтобы тот поднял по тревоге оставшуюся половину его людей. Он уже готов был тронуть коня, как вдруг заметил пажа сэра Одо. Ссутулившись на своей лошадке, чтобы стать как можно незаметнее, мальчик старался пробраться в середину отряда рыцарей. Его намерение было недвусмысленным. Рейн яростно сверкнул глазами в его сторону.