Сара Аллен - Хранитель персиков

По залу прокатился взволнованный рокот голосов.

– Ни одной из вас я не была настоящим другом, – продолжила Пэкстон, ища глазами Кирсти Лемон, Мойру Кинли, Стейси Хёрбст и Онор Редфорд. – Но я обещаю: начиная с этого момента вы все можете смело обращаться ко мне за помощью. В любое время. Ведь именно в этом истинное предназначение клуба, рожденного из клятвы верности, принесенной друг другу перепуганными девочками, которые знали, что им не на кого рассчитывать, кроме как на себя самих. Наши бабушки не сомневались, что их дружба умрет только вместе с ними. А у нас с вами есть такие друзья? И почему, интересно, мы так стремимся заниматься благотворительностью, заботиться о чужих нам людях, вместо того чтобы сначала помочь самым близким? – Пэкстон отступила от трибуны. – Это все, что я хотела сказать.

Она потерла лоб, щурясь от яркого света прожекторов. В зале стояла гробовая тишина, которую внезапно нарушил необычный звук, заставивший всех обернуться.

Это посмеивалась Агата. Ее смех походил на скрежет ржавого механизма, который в кои-то веки снова запустили.

– Молодец, девочка! – довольно проскрипела она.

Празднование продолжилось, но общее настроение было испорчено. Вскоре подали ужин, вручили награды и выслушали еще несколько торжественных речей, но теперь все эти церемонии казались натянутыми и неуместными, и большинству гостей не терпелось уйти. Пэкстон понимала, что ее поступок, да и весь этот вечер, станет притчей во языцех, но была совершенно спокойна: по крайней мере, у местных жителей появилась неисчерпаемая тема для толков и пересудов, а некоторым для счастья большего и не надо. Она знала, что все сделала правильно, и чувствовала себя намного лучше, и даже бойкот, объявленный ей матерью, не печалил девушку.

Многие спешно покидали «Хозяйку», стараясь не встретиться взглядом с Пэкстон. Естественно, думала Пэкстон, сначала людям нужно обсудить произошедшее между собой, прийти к единому мнению, и после этого они разделятся на два лагеря: на тех, кто встанет на сторону Пэкстон, и тех, с кем ей отныне не по пути.

Когда прием закончился, Уилла и Пэкстон проводили Агату до машины. Перед тем как уехать, бабуля Осгуд устроила им экскурсию по особняку. Она безошибочно указывала, куда ее везти, полагаясь лишь на свою память. Вот лестница, по перилам которой они с Джорджи весело мчались вниз. Вот комната Джорджи – здесь они играли в куклы.

А в кухне – вон там – повариха Джексонов пекла в сковороде ананасовый пирог с хрустящей корочкой из тростникового сахара. А в этом книжном шкафу есть потайное отделение – они с Джорджи оставляли в нем друг другу записки.

– Я горжусь тобой, Пэкстон. Теперь в этом доме пахнет по-другому. Он снова чист, – говорила Агата, пока спускалась с крыльца, поддерживаемая Уиллой и Пэкстон. Она слегка пошатывалась: наверное, виной тому были коктейли. – Заявить такое во всеуслышание – тут не у всякого бы пороху хватило.

– Спасибо, бабуль. Думаю, мама теперь до конца жизни будет на меня обижаться.

– Ей же хуже, – отрезала Агата и, перед тем как сесть в машину, добавила: – Похоже на то, что вам с Уиллой удалось его прогнать. Ведь он лишь одного всегда боялся – настоящей дружбы.

– Кто – «он?» – не поняла Уилла.

– Такер. Последние недели от него просто спасу не было. Неужто вы не заметили? Я-то его сразу почуяла – в воздухе все время стоял его сладкий запах. Да и птицы словно с ума посходили.

Агата забралась в салон, и сиделка застегнула на ней ремень безопасности. Уилла и Пэкстон придвинулись ближе друг к другу.

– Бабуля, что здесь на самом деле произошло? Неужели ты и правда его… – Пэкстон осеклась: сиделка могла ее услышать.

– Да, – спокойно подтвердила Агата. – Правда. И не забывайте об этом.

Когда машина скрылась из вида, Уилла и Пэкстон, обменявшись недоуменными взглядами, повернулись к крыльцу, собираясь подняться в дом. Внезапно обе ощутили густой, почти нестерпимый аромат персиков. Через мгновение беловатая дымка взвилась в небо и растворилась в лунном свете, унося его с собой. В этот же миг старый дуб задрожал – это поднялись в воздух бесчисленные птицы, облюбовавшие его ветви, и желтые пятна на их крыльях ярко засветились в темноте, словно огоньки фейерверка.

– Как ты думаешь: совпадение? – Уилла взяла Пэкстон под руку.

– Совпадений не бывает, – ответила Пэкстон.

Так они стояли, тесно прижавшись друг к другу, и смотрели вверх, пока последние огоньки не погасли вдали.

1936 год

Джорджи внезапно проснулась, трясясь от холода. Она не понимала, что с ней. Лето выдалось на редкость удушливым, и даже ночи не приносили желанной прохлады. Но сегодня ее почему-то прошиб озноб. Выступивший пот ледяной коркой стянул кожу. Стуча зубами, девушка выглянула в окно, ожидая увидеть заваленную снегом землю. Все вокруг меняется, сонно подумала она, и уже не первый месяц, но, с тех пор как этот обаятельный волшебник Такер поселился в их доме, сам воздух стал другим. В нем витал дух надежды – надежды на избавление от бремени долгов и на процветание, которые принесет им этот персиковый сад. Отец Джорджи, в добром расположении духа имевший обыкновение ее не замечать, а в дурном – винить в смерти матери, скончавшейся при родах, теперь взирал на дочь со счастливой улыбкой – потому что она нравилась Такеру Девлину. Но сама она не обращала на этого типа внимания. Делала вид, что ничего не замечает, если, столкнувшись с ней в коридоре, он прикасался к ней, или оказывался поблизости, когда она выходила из ванной, или внезапно впадал в ярость, давая волю своему вспыльчивому характеру. Джорджи попыталась рассказать обо всем Агате, но та назвала ее дурочкой и пристыдила: ты, мол, не понимаешь своего счастья. Агата тоже изменилась. Раньше у них не было секретов друг от друга, но сейчас, лишь завидев ее, Агата начинала дрожать от злости, и Джорджи никак не могла взять в толк почему. Теперь ей было одиноко, как никогда: подруги перестали приходить в гости, а на балах вели себя так, словно она невидимка. Поэтому большую часть времени девушка проводила в своей комнате: перешивала старенькие платья, подготавливая себе гардероб на следующий год, расчесывала волосы куклам, наглаживала им передники – и мечтала о том, что однажды все снова встанет на свои места.

Джорджи села на кровати, дрожа от холода. В нос ей ударил запах табачного дыма и персиков. В персиковом аромате не было ничего удивительного: источаемый Такером, он пропитал весь дом. Мистер Девлин говорил, что птицам нравится эта сладость, поэтому они так и норовят клюнуть его, стоит ему выйти на улицу. Джорджи не спорила, но в душе считала, что они клюют его от злости, а не от любви.

Оглядевшись, она увидела крошечный оранжевый огонек. Кто-то стоял у двери и курил. Ее сердце судорожно ударилось о ребра, словно пытаясь сбежать.

Из темноты выплыл Такер. Он поднес сигарету к губам, затянулся – тлеющий кончик сигареты вспыхнул, на мгновение озарив его лицо, – потом бросил сигарету на пол и затушил ее носком ботинка.

Он приблизился к кровати.

Джорджи так и не поняла, что произошло. Всю оставшуюся ночь она пролежала в постели, боясь пошевелиться. Утром девушка слышала, как он спустился из своей комнаты на чердаке, на минуту замер у ее двери и зашагал прочь. Когда в доме стихли все звуки, Джорджи нашла в себе силы встать и умыться. Несколько часов она просидела в спальне, подперев дверь стулом, пока отец не приказал ей явиться к обеду. Прошло две недели. Такер даже не смотрел в ее сторону, и Джорджи уже начала думать, что все позади. Она почти оправилась от пережитого ужаса. Ее мир навсегда потерял былую невинность, но это сделало ее сильнее.

А потом Такер вернулся.

Он мучил ее целое лето. Джорджи кидалась то к одному, то к другому, прося защиты, но все вокруг нее словно бы оглохли и ослепли: Такер позаботился об этом. Она могла надеяться только на себя, но была слишком слаба, слишком нерешительна, чтобы остановить его.

А потом Джорджи поняла, что беременна.

В этот же день она взяла сковороду и, дождавшись ночи, встала у двери.

Когда она ударила Такера по голове, раздался странный глухой стук, словно в соседней комнате что-то упало. Джорджи стояла над ним, как в тумане, словно надеясь, что злые чары вот-вот рассеются и все будет как прежде. Ее начала колотить дрожь. Ничего не менялось. Она по-прежнему была беременна, а на полу лежал бездыханный Такер. Что же ей теперь делать? К кому бежать?..

– Покажи мне его, – сухо приказала Агата.

Когда Джорджи сквозь непроглядный туман, спотыкаясь и падая на каждом шагу, добралась до «Ореховой рощи», все ее тело было покрыто грязью и ссадинами. Она проскользнула в комнату Агаты через задний вход – девушки часто пользовались им, чтобы незаметно улизнуть из дома, – и разбудила подругу, умоляя выслушать и помочь. Джорджи доверяла лишь ей одной. Даже события минувшего лета не могли разрушить их дружбу. По крайней мере, Джорджи молилась, чтобы это было так. Ведь, кроме этой дружбы, у нее больше ничего не осталось.

Всю дорогу до «Хозяйки Голубого хребта» Агата молчала. В спальне Джорджи они обнаружили распластанного на полу Девлина, а на груди у него, словно прижимая его к земле, чтобы он не улетел, лежала сковорода. С невнятным бормотанием Агата опустилась на колени и дотронулась ладонью до лба Такера. Но тут же отдернула руку, будто ошпарившись, и вскочила на ноги.

– Нужно спешить, – прошептала она. – В нем еще теплится жизнь. И он вне себя от злости. Нужно вырыть яму, но поблизости. Далеко мы его не утащим. Яма должна быть где-нибудь во дворе, подальше от склона, иначе землю размоет дождями.

Давай, Джорджи, шевелись.

Что Агата действительно умела делать, так это руководить.

Они зажгли свечу и приступили к делу. Джорджи смешала перец и древесную пыль, которая, благодаря стараниям жучков-короедов, крошечными горками лежала на ступеньках. Повариха ей как-то сказала, что если бросить эту смесь под дверь, то никто не сможет выйти из комнаты. Поэтому Джорджи рассыпала ее перед спальнями отца и брата, надеясь тем самым выиграть время.

Выбрав место подальше и от дома, и от склона холма, девушки принялись копать яму и копали несколько часов кряду. Джорджи на всю жизнь запомнила необыкновенную тишину, царившую тогда вокруг. Город внизу исчез в клубах тумана, и казалось, будто, кроме них, в целом мире не было ни души. Они рыли землю ожесточенно, стараясь скорее похоронить того, кто упивался их беспомощностью, словно этого будет достаточно, чтобы забыть о содеянном им зле.

Половинка луны совершила путешествие через весь купол неба, когда Агата наконец объявила, что теперь яма достаточно глубока.

Вернувшись в спальню, они подтащили Такера к окну, кое-как подняли и вытолкнули на улицу. Схватив негодяя за руки и за ноги, подруги поволок-ли его к яме, а за ним тянулся черный след, словно полоса выжженной земли.

Когда они закончили, уже занимался рассвет. Агата и Джорджи, перемазанные грязью, в оцепенении стояли над могилой, глядя, как из пелены тумана поднимается солнце.

Наконец Агата повернулась к Джорджи и крепко ее обняла. Та не сразу поняла, что подруга плачет. Первый раз за все время, что они были знакомы.

– Агата, милая, – сказала Джорджи, – прости меня.

– Нет! – вскрикнула Агата, отстраняясь. – Не тебе просить прощения! Это я во всем виновата. Что я за подруга, если бросила тебя в беде? Прости меня, ради бога, Джорджи!

– Что мне теперь делать? – растерянно спросила Джорджи. – Что теперь будет, Агата?

– Не бойся, мы со всем справимся, вместе. Отныне я всегда буду рядом и больше никогда не отвернусь от тебя.

– А если вдруг выяснится, что это я убила его?

Агата взяла ее за руку:

– Пока я жива, этого никто не узнает. Обещаю тебе, Джорджи, что так оно и будет.

И семьдесят пять лет спустя Агата сдержала свое обещание.

Под легкий шорох платьев Уилла и Пэкстон поднялись по ступеням портика. Какой восхитительный и необычный вечер! Уилле не верилось, что всего несколько недель назад она даже думать не хотела об этом приеме. И уж точно в ее планы не входило влюбиться, найти себе лучшую подругу и раскопать целый ворох невероятных семейных тайн.

Их ждали. Себастиан с бокалом в руке стоял у открытой двери, и свет, льющийся из дома, создавал вокруг него сияющий ореол. Колин прислонился к стене рядом. Вид у него был непринужденный: приспущенный галстук, руки в карманах. Когда Уилла подошла к нему, он тут же крепко ее обнял, прижав ее головку к своей груди. Себастиан передал Пэкстон бокал и, обвив рукой ее талию, притянул к себе и поцеловал.

Они вернулись в банкетный зал. Пожелав спокойной ночи гостям, которые оставались в «Хозяйке» на ночь, все четверо уселись за столик и до самого утра весело болтали, не обращая внимания на уборщиков, снующих по залу.