Жоан игриво сопротивлялся, придумывая разные возражения и откладывая момент, когда даст жене обещание, которое, как он сам прекрасно знал, обязательно произнесет.

За время плавания у Жоана и Гениса было достаточно времени, чтобы освежить свою дружбу долгими разговорами.

– Бартомеу стал нашим связным в Барселоне, а твой брат Габриэль и Элои специально организовали мятеж, чтобы войска остались в городе, – объяснил ему Генис. – Поэтому мы не встретили сопротивления в Эль Каньет и с легкостью освободили вас. Ты очень счастливый человек не только потому, что у тебя такая семья, но и потому, что у тебя такие друзья.

– Я всю жизнь буду благодарен тебе, – ответил Жоан. – Ты – один из тех друзей, которые делают меня таким счастливым. Тем не менее стоит больших денег привести галеру из Неаполя и потом вернуться назад. Несмотря на твое новое положение второго человека во флоте племянника Виламари, ты не мог один принять подобное решение. Кто помогает тебе и финансирует тебя? Мои неапольские друзья, Констанца д’Авалос и Антонелло?

– Антонелло предупредил нас и сообщил о том, что происходит. – Генис улыбался. – Но денег не понадобилось.

– Неужели…

– Да, губернатор Неаполя, бывший адмирал Виламари, как я уже говорил тебе, никогда своих не бросает.

– Так, значит, он считает меня одним из своих… – пробормотал Жоан задумчиво, пытаясь прийти в себя от удивления.

– Да, и по разным причинам.

Генис не стал объяснять свое загадочное утверждение.


Жоан вел долгие разговоры с Генисом, а Анна в это время любовалась морскими горизонтами, находясь на носу корабля, где тяжелый запах, исходивший от галеры, чувствовался меньше всего. Возможность полной грудью вдыхать морской воздух и скользить взглядом по бескрайним голубым просторам наполняла все ее существо неописуемым блаженством. Сколько же времени она провела в этом мрачном застенке!

– Как прекрасна свобода! – услышала она резкий голос. – Не так ли, синьора?

– Свобода и жизнь, дон Микель, – ответила Анна, придя в себя от испуга, вызванного внезапным появлением валенсийца.

Он заметно постарел, хромота и шрамы свидетельствовали о полной опасностей жизни, о тысячах сражений, тюрьмах и пытках. Она провела в тюрьме только несколько месяцев, а Микель выдержал долгие годы в условиях гораздо худших, чем те, в которых содержалась она. Чтобы выжить в подобных обстоятельствах, ему потребовались исключительные упорство и сила воли.

Анна считала этого человека своим другом, защитником в Риме до того, как ее жестоко изнасиловали, и она решила, что он нес за это ответственность. А потом ей довелось стать свидетельницей того, как он убивал брата Санчи, которого так любила Лукреция. Анна до сих пор помнила безудержную панику, охватившую ее в тот день, когда она чуть не погибла от руки Корельи. Он был презренным чудовищем, и она относилась к нему с отстраненной холодностью, да и то лишь в тех случаях, когда была вынуждена выказать свое отношение к этому человеку. Тем не менее его теперешний вид заставлял сочувствовать ему, и она подумала, что даже чудовище может вызывать теплые чувства. Микель Корелья был таким, каким он был, но она до конца дней своих не забудет того мгновения, когда он возник среди языков пламени, чтобы спасти их жизни.

Отвечая дону Микелетто, Анна со значением заговорила о жизни. Таким образом она хотела бросить ему законный упрек в том, что он лишил жизни стольких людей. Валенсиец сделал вид, будто к нему это не относится.

– Да, жизнь прекрасна, – повторил он.

И, облокотившись на борт судна, задумчиво стал обозревать горизонт. Возможно, он вспоминал те бесчисленные моменты, когда был на краю смерти.

– Спасибо за то, что вы спасли нам жизнь, – сказала Анна, улыбнувшись и положив руку ему на плечо, чтобы придать еще больше веса и значения своим словам.

Впервые за все эти годы она дотрагивалась до него, и Микель ответил ей своей щербатой улыбкой. Анне показалось, что глаза дона Микелетто увлажнились от переполнявших его чувств. Она с трудом поверила самой себе.


Жоан также долго и обстоятельно беседовал с Микелем Корельей.

– После смерти Цезаря наш друг Никколо деи Макиавелли позвал меня к себе. Он долго не мог поверить в то, что Папа предоставил мне свободу. Думаю, что он все-таки что-то получил для Флоренции взамен.

Жоан утвердительно кивнул. Сам Никколо написал ему об этом, и Жоан подумал, что, возможно, угрызения совести заставили флорентийца загладить свое предательство и что он спас его друга, чтобы заставить свою совесть замолчать.

– Я обучал военному мастерству народное ополчение Флоренции, – продолжил Микель. – И работал вместе с Никколо до падения республики. А сейчас у меня новый господин. Человек чести, который заботится о своих людях.

– Не он ли послал вас?

– Да. Именно он, – подтвердил Микель, растянув губы в своей щербатой улыбке.

134

Когда Жоан вошел в замок Кастель Нуово для аудиенции, которую предоставил ему новый губернатор, то с удивлением увидел ожидавшего его Антонелло. Неаполитанец организовал прочувствованную встречу Анны и Жоана с их детьми, работавшими в его книжной лавке, и с братом Анны днем ранее.

– Что вы здесь делаете?

– Виламари попросил меня препроводить тебя к нему.

– А какое отношение имеете вы к новому губернатору?

– Сейчас ты все узнаешь.

Виламари ожидал их, сидя за столом, и предложил им присесть.

– Я благодарю вас, сеньор, за спасение меня и моей жены, – сказал Жоан после обязательных приветствий.

– Я принимаю твою благодарность, но это излишне, – ответил губернатор. – Теперь мы квиты.

– Квиты?

– Я был должен тебе за две жизни – твоего отца и свою собственную, когда ты спас меня в бою.

Жоан задумался.

– Так, значит, вы знали о смерти моего отца и о том, какие страдания нам пришлось пережить… – произнес он, посмотрев наконец ему в глаза.

– Я узнал обо всем, когда ты убил одного из моих людей, и провел переговоры о наказании для тебя с достопочтенным Бартомеу Састре. Он мне все и рассказал.

– И ваша совесть ничего вам не сказала?

Бернат де Виламари беспокойно заерзал на своем стуле и не сразу ответил.

– Я вырвал твои корни, но одновременно дал тебе крылья. – Он говорил с торжественностью. – Жизнь лишенного корней человеческого существа сложна, но необходима для истинного развития его как человека. Поэтому женщины рожают в муках, а их дети приходят в этот мир с плачем. Корни – это пуповина, которую нужно обрезать, чтобы иметь возможность расти, а затем обрести крылья и развить тот потенциал, который заложен в каждом из нас. Если бы ты продолжал жить в твоей деревне Льяфранк, то остался бы безграмотным рыбаком, связанным своими корнями. Я вырвал тебя из твоей деревни, но подарил тебе весь мир.

Жоан осмысливал сказанное: в его памяти деревня оставалась кусочком рая, из которого этот карающий ангел с огненным мечом жестоко вырвал его. Он отрицательно покачал головой.

– Я очень сожалею о том, что произошло в твоей деревне, – продолжал Виламари, – но мои люди голодали, и у меня не было другого способа накормить их.

Губернатор поднял правую руку, чтобы придать еще больше значимости своим словам, его короткий жакет приоткрылся, и Жоан увидел медальон, висевший поверх его рубашки. Равнобедренный треугольник в золотой сфере. Это был медальон Иннико д’Авалоса.

– Медальон губернатора Искьи! – воскликнул он ошеломленно.

– Когда адмирал был назначен губернатором Неаполя, Констанца д’Авалос посчитала, что еще лучше послужит нашему общему делу, уступив лидерство более могущественному человеку, который одновременно является одним из наших, – сообщил Антонелло.

Этим объяснялось присутствие Антонелло и загадочное утверждение Гениса о том, что у адмирала было несколько причин для того, чтобы спасти Жоана. Однако он не мог понять, как этот человек занял место Иннико.

– Одним из наших? – ответил Жоан. – Но ведь он же сторонник рабства!

– Много лет прошло с момента нападения на твою деревню, – вступил в разговор Виламари. – За время долгих переговоров с Бартомеу, твоим покровителем в Барселоне, мы пришли к взаимопониманию, и я осознал, что наши представления во многом схожи. С другой стороны, Иннико д’Авалос был моим другом на протяжении долгих лет, мы вместе завоевали остров Искья, вместе вели переговоры о его передаче Испании, и именно в его порту я со своим флотом неоднократно находил убежище. После стольких бесед мы пришли к общему знаменателю.

– Тем не менее вы продолжали пиратствовать! – воскликнул Жоан.

– Пират – это тот, кто действует исключительно в собственных интересах, – спокойно ответил Виламари, не опровергая обвинения. – Я всегда делал то, что должен был делать для блага моих людей и мощи моих судов. И, таким образом, во имя короля Испании.

– А король имел представление о том, что вы пиратствуете?

– Король рассматривал жалобы пострадавших в мирное время, когда оно изредка наступало, и угрожал мне. Не один раз я был вынужден вернуть захваченное, – ответил Виламари, улыбнувшись. – Но король присылал очень мало денег для содержания флота и требовал свою долю нашей добычи. В мирное время, когда мы не находили работы в качестве наемников, мои люди умирали с голоду. А во время войны он хотел, чтобы мы полностью выкладывались в бою.

– Даже для свершения благого дела надо прежде всего иметь власть, – вступил Антонелло.

– И вы одобряете эти методы? – спросил Жоан.

– Никколо деи Макиавелли, ваш флорентийский друг, утверждает в своих сочинениях, что цель оправдывает средства, – сказал Виламари и посмотрел на Антонелло, который подтвердил сказанное кивком.

– Я не согласен! – воскликнул Жоан. – Благородная цель не может оправдывать преступные действия.

В его памяти возникли жуткие воспоминания о том утре, когда наступил конец его райской жизни в деревне Льяфранк. Он снова услышал выстрел из аркебузы и увидел своего смертельно раненного отца.

– Тебя все еще интересует Платон, не так ли? – спросил его Антонелло.

Виламари вступил в разговор, не дав Жоану ответить.

– Наш друг Жоан Серра де Льяфранк имеет твердую позицию по данному вопросу, – сказал он, удобно устраиваясь в своем кресле. На его лице играла довольная улыбка от предвкушения долгой беседы. – Думаю, нам стоит обсудить эту тему.

КОНЕЦ

Историческое приложение

В этой части читатель найдет перечень основных исторических личностей, являющихся героями книги «Хранитель секретов Борджиа», а также прочие сведения документального характера. Вся информация – в особенности та, что связана с наиболее широко известными персонажами, о которых было написано бесчисленное количество книг, – ограничивается лишь сведениями, имеющими непосредственное отношение к сюжету романа.

Мы не рекомендуем читать эту часть до того, как будет завершено чтение всего романа, чтобы не предвосхищать развитие фабулы.

Исторические личностиПредставители клана каталонцев

Семья Борджиа

Борджиа, точнее Борджа (итал. Borgia) – испанский дворянский род из Арагона (в оригинальной транслитерации – Борха). Но именно ее итальянизированный вариант произношения – Борджиа – стал известен всему миру, а потому он-то и был использован в романе.


Папа Каликст III

Альфонсо де Борха стал называться Каликстом III после избрания его Папой в 1455 году. Уроженец Валенсии, он добился провозглашения Папой отчасти благодаря поддержке короля Альфонсо V Арагонского, завоевавшего Неаполь, а также благодаря своему возрасту и состоянию здоровья.

И в самом деле, на момент смерти его предшественника Николая V Альфонсо де Борха было уже семьдесят пять лет – весьма преклонный возраст по меркам той эпохи. К тому же он производил впечатление очень больного человека. Все были уверены, что он продержится лишь несколько месяцев и будет Папой на переходный период, то есть пока могущественные итальянские семьи, монополизировавшие папскую власть, получат дополнительное время и скоординируют силы, чтобы выставить своего кандидата.

Свидетельством этой монополии является тот факт, что за пятьсот двадцать лет, прошедших со дня смерти Каликста III в 1458 году вплоть до избрания Папой Иоанна Павла II – в 1978‑м, – из пятидесяти пяти пап лишь двое были неитальянцами: Адриан VI – наставник императора Карла I, период папства которого продлился меньше двух лет, и Александр VI – второй Папа из клана Борджиа.

Когда у кардиналов недоставало голосов для избрания нужного кандидата, устраивавшего всех, голосование за того из них, правление которого не должно было быть продолжительным, являлось обычной практикой во время выборов нового Папы. Тому есть много примеров: некоторые понтифики не прожили после своего провозглашения Папой и нескольких дней. Рекорд принадлежит Урбану VII, пробывшему Папой двенадцать дней.