Ответом ему было молчание.

– Откройте, Франсина, во имя Господа, – умолял Жоан в отчаянии, продолжая стучать. – Вы очень нужны мне.

Молчание.

– Пожалуйста, откройте! – крикнул он снова, колотя в дверь.

Послышался шум отодвигаемых засовов, и через некоторое время дверь открылась.

– Да, это точно ты, – вместо приветствия сказала Франсина, оглядев его с головы до ног. – Не знаю никого настырнее тебя. Что тебе нужно? Я занята.

Она выглядела еще более неряшливо, чем тогда, много лет назад. Ее растрепанные волосы были скорее белыми, чем седыми, и она не покрывала голову приличествующей ее возрасту накидкой. Ее светлокожее лицо избороздили многочисленные морщины, и некоторые были настолько глубокими, что у Жоана мелькнула мысль о том, что женщине, по всей вероятности, уже около шестидесяти. Однако глаза ее, прищуренные из‑за бившего в лицо закатного солнца, были красивого зеленого цвета. Из дома вырывался пар от приготовляемого травяного отвара, который Жоан вдохнул с опаской. Не испугавшись неприязненного тона женщины, он взял ее костлявые, но теплые руки в свои и погладил.

– Ради Бога, Франсина, помогите мне, – с мольбой в голосе попросил он. – Чума унесла моих мать и дочь, а сейчас заболела жена. Она умрет, если вы откажете мне в помощи.

Женщина посуровела от такой неожиданной доверительности и с недовольным видом высвободила свои руки. Ее глаза расширились, потом снова сузились, и она, не говоря ни слова, уставилась на непрошеного гостя. Жоан тоже молчал, думая о том, что допустил ошибку, взяв ее руки в свои. Прошло десять лет с тех пор, как он в последний раз видел Франсину, и ее, судя по всему, рассердила такая фамильярность.

– Простите, если побеспокоил вас, – прошептал Жоан. Он отчаянно нуждался в ее помощи и был готов сделать все, что бы она ни потребовала.

Женщина продолжала сурово смотреть на него, а потом он увидел, как увлажнились ее глаза и по щеке скатилась слеза. Франсина вытерла ее тыльной стороной руки и сказала:

– Иди в дом.

Жоан прошел вслед за ней в эту сырую халупу, и она усадила его около стола, освещаемого через окошко закатным солнцем, лучи которого пронзали пар, поднимавшийся от варева. На столе лежали пучки трав, корней, листья и какие-то незнакомые Жоану предметы. Она села напротив него.

– Я не хотел беспокоить вас, – глухо произнес Жоан.

– Ты не побеспокоил меня, – ответила она с удивительной нежностью. – Просто дело в том, что уже десять лет никто не брал мои руки в свои. И последним, кто сделал это, был ты. Это мне очень жаль, я не привыкла к такому обращению.

Жоан смотрел на нее во все глаза, не зная, что сказать.

– Рассказывай, что у тебя происходит, – попросила она.

Не сумев совладать со слезами, Жоан поделился с женщиной своим отчаянием, болью, страхом, поведал о смерти близких и невыносимых страданиях.

– Думаю, что именно я стал причиной обрушившихся на мою семью несчастий, ведь я помог женщине, больной чумой, – завершил он свой рассказ. – И эта вина убивает меня.

– Та женщина кашляла?

– Нет.

– Ты дотрагивался до нее?

– Я обмотал платком руку, прежде чем помочь ей приподняться. Но я вдохнул ее выделения и миазмы, зараженный воздух вокруг нее…

– Ты не виноват! – резко прервала его Франсина. – Все эти россказни про зараженный воздух, вдыхаемые миазмы и выделения – полная ерунда. Хотя бы потому, что неблагоприятное расположение звезд способствует тому, что тот же самый зловонный воздух, которым мы ежедневно дышим, вдруг становится ядовитым. Чума не передается через воздух, за исключением тех случаев, когда заболевший кашляет на тебя зараженной слюной.

– Почему вы так уверены в этом?

– Моя бабушка, прабабушка и ее прабабушки вылечивали чуму травами и прочими средствами, – объяснила она. – А я не смогла спасти свою семью от этой болезни, несмотря на те знания, которыми располагала. Их смерть разрушила мою жизнь, и с тех пор я посвятила себя борьбе против этой напасти. Когда разражается эпидемия и все боятся ее – я радуюсь. Не потому, что люди страдают, а потому, что я снова могу бороться с ней. Чума 1475 года, когда мне было двадцать восемь лет, убила всю мою семью. И после этого Барселона подверглась серьезным эпидемиям в 1483, 1488 и 1494 годах. С 1496 года не было эпидемии такой силы. И я всегда посещала больных, не боясь заразиться, потому что смерть положила бы конец моим страданиям. Я видела очень много людей, больных чумой, и ни разу не заразилась. Я лишь прикрываю рот и нос, когда они кашляют, и всегда мою руки. Многие умерли на моих руках, но я спасла еще больше людей и знаю, как развивается болезнь. Каждый раз, когда выздоравливает один из моих пациентов, я понимаю, что победила эту гадость, и чувствую себя счастливой. Я не пользую богатых. А бедным помогаю и вижу то, чего не видят врачи, лечащие богатых. Я вижу, что перед тем, как заболевают люди, заразу подцепляют кошки и что там, где больше крыс и блох, эпидемия чумы намного сильнее. Эта болезнь не передается через спертый воздух, ее причиной служит нечто, что переносят блохи.

– От них очень трудно избавиться, – заметил Жоан. – Какое бы богатство ни было в доме.

– Поэтому богатые тоже заболевают. Но не так часто.

– Посмотрите мою жену, – попросил ее Жоан.

– Сегодня уже поздно. Может быть, завтра, если смогу.

– Умоляю вас. – Жоан приподнялся, чтобы снова взять ее руки в свои.

Франсина взглянула на него и вздохнула. Она позволила Жоану держать ее руки в своих и на этот раз принимала его ласку.

– Пожалуйста, – снова попросил он. – Пойдемте прямо сейчас.

– В жизни не видела никого более упертого, – процедила женщина хриплым голосом.

113

Порывшись среди пузырьков и ящичков, Франсина взяла корзинку и наполнила ее. Потом она накинула на голову покрывало и сказала Жоану:

– Идем.

Они шли по темным пустынным улицам, освещая себе путь масляным фонарем. Несмотря на неустанную работу могильщиков, перемещавшихся на своей повозке, они постоянно спотыкались о лежавшие на улицах трупы.

– Должно быть, они совсем недавно умерли, – пробормотал Жоан. – У могильщиков не хватает времени забрать всех.

В супружеской спальне, которая зияла пустотой из‑за исчезнувшей кроватки Катерины, они увидели спящую Анну, лежавшую на постели, и Абдуллу, сидевшего рядом с ней. Тускло горела лампада.

– У нее поднялась температура, и я дал ей воды, когда она попросила, – сказал он.

– Она кашляет? – спросила Франсина.

– Нет.

– Это хорошо, значит, болезнь не затронула легкие и воздух не заражен.

Даже не сняв покрывала с головы, Франсина измерила больной температуру, прикоснувшись губами ко лбу.

– У нее сильный жар, – сказала она. – Какой-нибудь врач смотрел ее?

– Пока нет, – ответил Жоан.

– Очень хорошо. Никаких кровопусканий и воздержаний от пищи, – требовательно произнесла она. – Все, чего они добиваются своими рекомендациями, – это ослабляют организм больного и толкают его к могиле. Надо приготовить ей крепкий питательный бульон, и она должна выпить его, как только мы собьем температуру. Абдулла, вы сделали то, о чем я вам говорила в мастерской?

– Да, уже достаточно давно. Я положил отравленные приманки для крыс и пропитал одежду этой вонючей жидкостью.

– Она вонючая, но действует на желудки блох, лишая их аппетита, – безапелляционно заявила Франсина. – Жоан, тебе тоже придется разбросать здесь приманки для крыс и пропитать одежду жидкостью, которую я приготовлю в кухне.

– А окуривания?

– Хуже от них не будет, а если вы откроете окна и проветрите комнату, то свежий воздух тоже поможет больной.

– А что делать с бубонами?

– Мы будем лечить их травяными примочками, чтобы они быстрее созрели. Ни в коем случае нельзя их вскрывать. Порезы от ланцетов и прижигания каленым железом ослабляют еще больше и убивают быстрее. Мы дождемся, когда они вскроются сами и жидкость из них вытечет самостоятельно. Раздень свою жену, мне надо осмотреть ее.

Абдулла из скромности вышел, а Жоан подчинился. Анна проснулась, почувствовав себя обнаженной, и спросила:

– В чем дело, Жоан?

– Мы вылечим вас, Анна. Отдыхайте.

Бубоны выступили у нее на руках и ногах.

– Если они не появятся на голове и на туловище, мы вылечим ее, – пробормотала женщина.

И дала Жоану указание прикладывать холодные компрессы, чтобы сбить температуру, пока они с Абдуллой будут готовить различные отвары и бульон. Франсина сварила обычный овощной бульон с курицей, которую они ощипали, а затем приготовила отвар на основе трав, которые принесла в своей корзинке: эти травы сбивали температуру и одновременно повышали жизненный тонус. Терпеливо и осторожно, чтобы Анну не вырвало, Жоан накормил жену бульоном и напоил тонизирующим напитком.

Франсина продолжала суетиться в кухне, и вскоре оттуда пошел неприятный запах. Она готовила средство, отпугивающее блох, и Жоан почувствовал, как от этого запаха его начинает тошнить. Он еле успел добежать до лохани, где его вырвало.

– Что с тобой? – спросила Франсина.

– Да этот жуткий запах…

Она поднесла лампаду к его лицу и осмотрела белки глаз.

– Голова болит? – спросила она. – А мышцы? Чувствуешь усталость?

– Немного…

– Причина не в запахе, который исходит от моего варева, – категорично заявила она. – Ты инфицирован! Вскоре появятся болезненные бубоны и поднимется температура.

Жоан с ужасом посмотрел на нее, и перед его взором появился образ танцующего скелета с косой, который отражался в зеленых глазах женщины. Они с Анной бросили вызов смерти, а сейчас она подстерегла их обоих.

– Я не могу заболеть чумой, – в отчаянии произнес он. – Я должен заботиться об Анне.

– Об этом не беспокойся, – успокоил его Абдулла. – Мы с Франсиной не оставим вас.

«Франсина… – подумал Жоан. – Я был знаком с ней столько лет, но даже не знал ее имени, пока Абдулла не сообщил мне его. Для меня она всегда была Равальской ведьмой. А теперь моя жизнь и жизнь Анны зависят от нее». Он чувствовал, что голова болит все сильнее, а мысли стали путаться.

– Ложись в постель рядом с женой, – приказала ему женщина. – Жар усиливается.

Жоан свернулся калачиком рядом с Анной и ощутил жар, исходивший от ее разгоряченного тела. Она спала, но даже так он чувствовал себя единым целым с ней.

– Господи, – молился Жоан, – верни нам здоровье, чтобы мы могли поставить на ноги своих детей. И если только один из нас выживет, то пусть это будет она. Но если она умрет, я хочу последовать за ней.


В памяти Жоана смешались все эти дни, когда он метался в горячке: бульоны, тонизирующий напиток Франсины, жуткое варево, приготовленное для блох, постоянное присутствие Абдуллы, боль от бубонов и облегчение от примочек. А также звук колокольчика, сопровождавший повозку мертвых, когда она проезжала под его окном, и вопрос, который каждый раз возникал, когда он его слышал: станет ли эта повозка его последним средством передвижения? Однако были и приятные воспоминания: ощущение теплого тела супруги рядом, когда он был в полубессознательном от горячки состоянии. Это ощущение умиротворяло и успокаивало его.

А самым счастливым стал момент, когда, открыв глаза, он увидел Анну сидящей рядом с ним, полностью одетой и ласково поглаживающей его лоб. Она улыбалась, и в ее глазах читалась не смерть, а радостный блеск жизни.

– Твоя жена вне опасности, – сказала Франсина, появившись за ее спиной, и сурово посмотрела на него. – Теперь твоя очередь. И давай побыстрей, у меня очень много работы. Ты уже десять дней валяешься. Вставай быстрее, лентяй.

Анна улыбнулась, и радость наполнила грудь Жоана.

– Да-да, уже встаю, – сказал он, делая вид, что поднимается, и, взглянув на Франсину, ласково попенял ей: – Не давите на меня, не будьте ведьмой.

На угрюмом лице Франсины появилось нечто вроде улыбки.

Опасность миновала, хотя Жоану понадобилось несколько дней, чтобы суметь подняться с постели, и еще несколько, чтобы выйти на улицу. Однако он не мог пережить потерю Катерины, своей куколки, и матери, воспоминание о которой давило на сердце. Часто он заставал Анну сидящей на постели в слезах и смотревшей туда, где стояла кроватка Катерины. Он старался успокоить жену, хотя сам не всегда мог совладать с собой и присоединялся к ее рыданиям.

Эпидемия чумы еще продолжалась, но звук колокольчика повозки мертвых слышался все реже. Было уже начало ноября, и, похоже, эпидемия ослабевала по мере того, как снижалась температура воздуха. В конце месяца процессии кающихся снова появились на улицах, брошенные тела умерших от чумы постепенно стали исчезать, а в середине декабря начали работать рынки и снова расцвели лавочки ремесленников и всевозможные прилавки у дверей домов.

Семья Серра тоже решила открыть книжную лавку. Чума, возможно, в силу того, что подмастерья под руководством Абдуллы потравили крыс и обработали все антиблошиным средством, не добралась до половины Педро и Марии, и дети Анны и Жоана смогли вернуться к родителям через несколько дней после того, как последние полностью выздоровели. Весть о смерти Катерины и бабушки ввергла их в безудержное отчаяние, которое постепенно вытеснялось радостью от того, что они выжили. Это была странная смесь горя и облегчения. В доме Габриэля – кузнице на улице Тальерс – умер старший сын, но все остальные выжили. В конце декабря оставшиеся члены семьи Серра снова стали собираться вместе по воскресеньям, хотя долгое время им было не до смеха. А вот Бартомеу безумно повезло: в его семье никто не скончался.