Но Осирис уже не слушал его.

– Поднять паруса, – приказал он стоящим в стороне матросам.

Поймав дьявольский взгляд странного мальчика, неожиданно появившегося в их мирной жизни, матросы бросились исполнять его приказы. Когда все было готово к отплытию, Хафра занял свое место на корме, и началось волшебное действо, которое надолго останется в памяти команды «Осириса».

Ночь была спокойной и безветренной, но когда фараон занял свое место, расставив ноги на ширине плеч, и поднял вверх руки, вода и воздух вокруг «Осириса» загудели и задрожали. В один миг мощный порыв ветра наполнил багрово-красные паруса, и судно с легкостью понеслось вперед, вверх по течению, к Абидосу. Его скорость была так высока, что капитан, которого уже поставили у штурвала, с трудом удерживал судно на нужном курсе. Буквально воспарив над темными водами Нила, судно понеслось навстречу одиноким баркам и лодкам, мирно подплывающим к Каиру.

Ветер трепал паруса. Судно скрипело от такой нагрузки, но все же держало курс. Капитан осторожно поглядывал на мощного гиганта, который с такой легкостью поднял сильнейший ветер, способный снести даже небольшое селение, попадись оно на пути потоку. Конечно, каждый египтянин, выросший на магической земле, скрывающей в своих недрах неимоверное количество тайн и загадок, в душе верил в то, что Египет – колыбель цивилизации, в мистические предсказания и легенды прошлого, но, увидев своими глазами силу странного путешественника, случайно оказавшегося у него на судне, капитан впал в ступор, пытаясь переварить в мозгу реальность всего происходящего.

Когда экипаж и пассажиры привыкли к сильной качке, все спокойно разбрелись по разным частям судна. Осирис удобно устроился под соломенным навесом, на уютном диване, покрытом дорогими персидскими коврами. Один из матросов, который вместе со своими прямыми обязанностями выполнял обязанности официанта, приготовил для гостей лимонад. И, приняв из рук услужливого юноши бокал с прохладным напитком, Осирис откинулся на подушки, потягивая сладковатую жидкость через соломенную трубочку.

Хуфу последовал примеру отца и опустился на мягкий диван, подложив под спину подушку.

– Я хочу тебя спросить… – начал Хуфу, опустив взгляд на стакан с пузырящейся жидкостью.

– Спрашивай.

– Ты веришь в то, что Исида предала тебя?

По тому, как Осирис посмотрел на сына, Хуфу понял, как задевает его сама мысль о предательстве любимой женщины. Но факт оставался фактом, Осирис как сейчас помнил ту ночь, когда Исида опоила его, а затем он очнулся в заточении, и долгие годы в ушах у него стоял ее звонкий смех.

– Мне незачем тратить время на догадки, – ответил Осирис. – Я все помню.

– Когда мы пытались разыскать тебя, нам попался один жрец из твоего храма. Он рассказал, что после твоего исчезновения к нему приходила Исида и расспрашивала о тебе.

Осирис вопросительно воззрился на сына.

– Нет в мире существ коварнее и опаснее женщин. Запомни это, мальчик мой, – серьезно произнес Осирис. – Исида была мне верной супругой долгие века, и мне до сих пор трудно поверить, что именно она причастна к моему падению, что она находилась в тайном сговоре с моим братцем Сетом, но отрицать очевидное по крайней мере глупо. Она одна знала, что я обрек Сета на вечное заточение. Она одна знала степень защиты, что я установил на его темницу, и только ей одной было известно место, где скрывается вход.

– Но все же…

– Я понимаю твои чувства, сынок, но мы должны сделать то, что не завершили много лет назад. Я верну власть и великую землю. Я верну на престол законных наследников великих богов. Та-Кемет снова станет великой и процветающей страной, с самыми могущественными правителями, и прославится своими делами. Я верну народу непоколебимую веру в их царей. Но сначала мое сердце жаждет мести. Мести кровавой и беспощадной. Эта женщина заслуживает смерти, и рука моя не дрогнет над ее головой.

Хуфу грустно посмотрел на отца. Исида не была родной матерью фараонов. Фараоны по законам богов были рождены от земной женщины, но великая богиня всегда очень трепетно относилась к мальчикам. Она воспитывала их как своих собственных детей. Дарила им тепло и любовь. Поэтому Хуфу не хотел верить, что эта отважная и чуткая женщина могла предать своего единственного законного супруга.

Много веков назад на земле Та-Кемет царили свои правила и законы. Прежде все фараоны являлись прямыми потомками богов, живым воплощением небесной силы на земле. Но после того, как Осирис исчез, на Черную землю пришел хаос, люди перестали верить в своих богов. Они отвернулись от веры, которая много веков поддерживала порядок и равноправие.

Последней божественной дочерью, правившей на земле, стала царица Нитокрис, но после крупного восстания рабов в ее царстве наступил голод, и смерть поразила каждого посмевшего выступить против своей правительницы. Несколько лет Нитокрис боролась за трон, пытаясь убедить людей, что без божественной силы они погибнут и утратят знания предков, но все тщетно. И когда один из главарей народного восстания напал на младшего брата царицы и зверски убил того, Нитокрис отвернулась от своего народа. Никто до сих пор не знает, куда именно отправилась царица в сопровождении своих самых верных подданных. Просто однажды целый город с придворными, небольшой армией, жрецами и рабами, сохранившими верность царской власти, исчез, не оставив даже следа. В истории этот период отразился лишь столетним затишьем. Ни один источник не мог с точностью назвать причину этой бреши в истории самой великой и непобедимой империи. Сто лет, ни больше ни меньше, понадобилось жителям долины Нила, чтобы возродить жизнь. Но не было уже тех великих дел, боги больше не помогали своим подданным. И лишь тексты, нанесенные на памятники архитектуры древних зодчих, восславлявшие правителей и богов Древнего царства, несли на себе память о тех великих временах, когда на земле господствовали боги.

Многое изменилось с тех пор в долине. Люди осознали свою слабость и пытались вернуть расположение богов, воспевая им молитвы, строя для них масштабные храмы, по площади равносильные современному городу, приносили жертвы, сочиняли гимны, но все было тщетно. Боги оставили людей навсегда.

Битва, которая стала решающим фактором в начале восстания людей, состоялась между Осирисом и Сетом. Преданный коварным братом, Осирис вызвал того на поединок. Много легенд ходило о самом исторически важном сражении, но лишь Осирису было известно, что в тот миг, когда его меч завис над головой Сета, рука бога смерти дрогнула, и он отступил, не сумев убить родного брата. Именно его нерешительность нарушила ход истории, и люди, увидев слабость в своем боге, засомневались в его силе. Тогда и началась история многовекового народного восстания, завершившегося изгнанием богов из Черной земли.

После сражения Осирис заточил тело брата в темнице, а душу спрятал на темной стороне луны, чтобы никто и никогда не смог освободить коварного Сета.

Когда Исида узнала о таком исходе битвы, она пришла к своему законному супругу и опоила его, а затем, использовав его же силу, разделила сущности Осириса, разбросав их в разных концах Черной земли. Фараоны, с трудом удерживавшие свою власть, отправились на поиски отца, но их постигла та же печальная участь. Вот так случилось, что три фараона и великий бог смерти несколько тысячелетий провели каждый в своей темнице. И лишь волей случая им удалось вновь вернуться, чтобы предъявить права на владения Черной землей.

– Как бы больно мне ни было осознавать это, но лишь Исида знала мои слабые места. И лишь она одна осмелилась произнести против меня свои заклинания, – грустно признался Осирис.

Хуфу тяжело вздохнул и сделал глоток лимонада, не желая больше продолжать разговор, так терзавший умы их обоих.

В то время, пока Осирис и Хуфу предавались воспоминаниям, Менкаура воспользовался временной свободой. Лишенный тотального контроля, предприимчивый фараон поймал щупленького матроса, шныряющего туда-сюда по палубе.

– Достань мне божественного нектара, – требовательно проворчал Менкаура, когда матрос вопросительно уставился на фараона.

– Чего? – спросил матрос.

Новые пассажиры «Осириса» разговаривали на странном наречии, конечно, их язык был чем-то похож на современный коптский, но все же отличия были явными, и экипаж судна не сразу понимал, что они требуют.

– Напиток, – растягивая слово, повторил Менкаура.

– А, лимонад, – догадался матрос.

Он уже собирался броситься исполнять приказ, когда Менкаура схватил его за руку и отрицательно покачал головой.

– Да нет же, глупый ты сын барана. Не ту дрянь, которой ты потчуешь моего отца. Мне нужен напиток, разжигающий кровь.

Матрос вопросительно сдвинул брови и уставился на фараона, и тут догадка пронзила его. Он просиял и воскликнул:

– Одну минуту.

Появился он уже с бутылкой виски в руке, гордо размахивая ей в воздухе. Испугавшись, что отец может заметить, что именно матрос ему несет, Менкаура демонстративно вытаращил глаза и хлопнул себя по лбу, предупреждая матроса, что так афишировать царское желание выпить не надо. Матрос попался догадливый. Он осторожно оглянулся, проверяя, не привлек ли его жест ненужного внимания, и спрятал бутылку за пазуху.

Когда заветный напиток оказался в дрожащих от предвкушения руках фараона, матрос растянулся в довольной улыбке и заявил:

– Сто долларов.

Пришла очередь Менкаура удивляться странным словам щуплика. Он посмотрел на матроса сверху вниз и злобно оскалился.

– Что ты сказал? – прогремел он.

Матрос весь сжался от ярости, мелькнувшей в глазах фараона, но позиции свои не сдал. Долгие годы лишений и голода сделали египетский народ бесстрашным там, где дело может обернуться неплохой выгодой, и он, собравшись, повторил:

– Сто долларов.

Непонятно, что осадило фараона: либо наглость, которую проявил отважный человечек, либо алчность, мелькнувшая в его глазах, но Менкаура, уже имевший опыт торговли в новом времени, тяжело вздохнул и спросил:

– А сколько это на золото?

Глаза матросика блеснули, он, закусив губу, воззрился на золотой браслет, отделанный сапфирами, украшавший руку фараона. Менкаура, уловив его взгляд, снял браслет с руки и протянул его матросу. Когда щуплик уже собирался засеменить прочь, Менкаура положил ему руку на плечо и, лукаво улыбнувшись, произнес:

– Составишь компанию?

Первым желанием матроса было отказаться, но, прочитав в глазах фараона твердую решимость найти собутыльника, он поник и кивнул.

– Вот и славно, – протянул Менкаура. – Где мы можем уединиться?

Матрос проводил фараона в трюм, откуда они прошли в небольшую каюту капитана. Скромно обставленное убранство каюты ничуть не смутило Менкаура, наоборот, обрадовало. Фараон сразу распахнул небольшое окно и, усевшись на деревянную скамейку, приставленную к окну и крепко прибитую к полу, он откупорил бутылку и наполнил граненые стаканы, неожиданно появившиеся у матроса в руках.

Разговор у них склеился только после трех полных бокалов с горячительным напитком. Два противоположных человека, которых разделяли не только тысячелетия развития человечества, но и условия жизни в детстве. Менкаура вырос в царской семье, его воспитывал могущественный жрец Осириса. Фараон с детства привык к роскоши и власти. С другой стороны был бедный матрос Отта, названный древнеегипетским именем из-за очередности своего рождения. Он был третьим сыном бедного торговца, самым младшим. А как известно, третий сын в бедной египетской семье был непозволительной роскошью. В отличие от детства Менкаура, окруженного дорогими игрушками, угодливыми слугами и любящими родителями, Отто рос изгоем, его словно не замечали. С детства мальчик привык подбирать со стола объедки, что не доели братья, донашивать их лохмотья. И изо дня в день ловить на себе обреченные взгляды родителей, недовольных тем, что мальчик, несмотря на лишения, наперекор судьбе продолжает жить.

– Долгие годы я боялся даже взглянуть отцу в глаза, – едва сдерживая слезы, признался Отто.

Хмель уже бурлил в крови столь одиноких в своем душевном пространстве мужчин. Фараон и раб, они словно заговорили на одном языке.

Менкаура внимательно выслушал обо всех лишениях, через которые прошел его новый друг, и грустно вздохнул.

– Моя жизнь, может, и отличалась от твоей роскошью, в которой я рос, но ущербность отцовской любви всегда была для меня тяжелым бременем. Твой отец желал тебе смерти, мой же не верил в меня, и порой я мечтал о смерти, чтобы не чувствовать себя ограниченным. Мои братья, ты видел этих великанов?

Матрос понимающе кивнул.

– Они вершили великие дела, держали в страхе свой народ, а я… я не такой… они называют меня пьяницей за мою любовь к вину, а я просто от реальности их совершенного превосходства сбежать пытаюсь. Они не думают, что я устал из года в год, изо дня в день доказывать им, что я могу, что я достоин.