Иди была подарком небес, и их с Томом ребенок должен был стать началом новой жизни. Семья растет… Он снова будет полезен. Иди всегда обещала ему несколько внуков и не стала долго тянуть с первым. И теперь у него есть внук, родившийся на несколько недель раньше, так как переживания матери привели к преждевременным родам. Но выживет ли он?

Эйб почувствовал прикосновение прохладной руки.

– Господин Валентайн?

Мадлен указала на приближающихся врача и старшую медсестру. Эйб с трудом поднялся на ноги, опершись на свою спутницу.

– Эйбрахам Валентайн? – спросил доктор.

Эйб не мог говорить.

– Это мистер Валентайн, да, – ответила за него Мадлен. – Я подруга семьи. Мисс Делакруа.

Эйб заметил, что медсестра скрутила волосы в плотный пучок, чтобы чепчик ровно сидел на макушке. Она смотрела не прямо на него, а в какую-то точку мимо. Он знал, что у них были плохие новости… чувствовал это сердцем.

– Господин Валентайн, ваша дочь спит, но все хорошо.

Его взгляд оживился, и он внимательно посмотрел на доктора.

– С ней все будет в порядке? – выдавил он.

Мрачное выражение лица врача не изменилось.

– Да, полагаю, она вне опасности. Она сейчас слаба, и ей потребуется постельный режим и покой.

Эйб перевел взгляд на Мадлен, которая улыбнулась со слезами на глазах. Она сжала его руку, радуясь вместе с ним этой новости.

Врач откашлялся.

– Боюсь, не все новости хорошие.

Эйб сглотнул, не будучи уверенным, что не ослышался. Он ждал.

– Похоже, ребенок очень слаб. И мы практически ничего не можем сделать. Одна из сестер твердо верит в новомодный инкубатор, но, честно говоря, я не разделяю ее оптимизма. Не хочу давать вам ложных надежд. Слабый ребенок, родившийся всего на тридцать шестой неделе, если не ошибаюсь, вряд ли выживет, он слишком слаб, чтобы нормально брать грудь.

Эйб потрясенно моргнул, но взгляд, брошенный на лицо Мадлен, которое неожиданно помрачнело, подтвердил, что он не ослышался. Доктор поспешил продолжить объяснения, чтобы заполнить ужасное молчание. Эйб слышал слова утешения. Его дочь сможет иметь еще детей, начать все сначала. Это были всего лишь слова – бессмысленные слова. Он боролся с мыслью, что потеряет еще одного драгоценного Валентайна.

Наказание. За что? Он был верным мужем, любящим отцом. Заботился о своей семье и помогал друзьям. За что, за что, за что!

– …много солнца, хорошее питание, чтобы восстановить силы – ей нужно немного набрать вес. Но больше всего ей сейчас нужен покой.

Эйб слышал все это, но слова кружились над ним, словно ядовитые злобные осы. Он слышал их жужжание, и голос доктора слился в один долгий жужжащий звук у него в ушах. Жало сжало его сердце в кулак, выжимая из него жизнь и радость. Его пронзила жгучая боль, он не мог ни вдохнуть, ни выдохнуть и уже не слышал врача и чопорную медсестру.

Последнее, что он услышал, был удивленный возглас женщины, а затем он упал, держась за руку Нины. Его жена оказалась рядом и куда-то быстро его повела. При этом она улыбалась.

– Пойдем, Эйб, – услышал он и с радостью последовал за ней.

* * *

У Мадлен не было своей семьи в Англии, только несколько дальних родственников во Франции и, возможно, старый дядя в Алжире, который, скорее всего, был жив, и вот всего за один день она обрела новую семью. Между ней и Иден Валентайн возникла связь, она почувствовала это в тот самый миг, когда познакомилась с молодой женщиной, чье имя соответствовало ее красоте.

Ей хватило одного взгляда на дом Иден, чтобы понять, что у девушки великолепное чувство стиля. А после часа, проведенного за изучением гардероба, который не соответствовал ее материальному положению, Мадлен поняла, что у новой знакомой настоящий дар. Мадлен никогда не встречала такой талантливой портнихи… даже в Париже.

У этой молодой женщины было собственное видение. Ее стиль, такой отточенный и строгий, с элементами поразительного шика, привел Мадлен в восторг. Никто в деревне не знал, что когда-то француженка была моделью для сестер Калло. Четыре сестры Калло учились у своей матери, талантливой кружевницы, и были известны своими простыми, но изысканными творениями, которые Мадлен, их любимая модель, блестяще демонстрировала на своей стройной фигуре.

Иден, как и Мари Калло, главный дизайнер дома сестер Калло, шла на шаг впереди большинства остальных домов моды. Мадлен видела по одежде Иден, что новая подруга обладает даром предвидеть будущие модные тенденции, возможно, имеет врожденную способность предугадать, что женщинам хотелось бы носить… что им следует носить.

Она была поражена, услышав, что молодая портниха убеждена, что женщины должны носить то, что хотят, а не то, что им диктуют модные дома. Но кто-то должен показать им новые модели, чтобы их желание оформилось.

Обе тогда рассмеялись.

– И ты можешь стать этим человеком, Иден, – сказала она, все еще не решаясь рассказать ей о своей жизни.

Мать и тетка Мадлен зарабатывали на жизнь стрижкой. Живя вместе с этими двумя женщинами, сложно было не получить некоторые навыки. Эппинг стал для нее тихим убежищем, где ей удалось спрятаться от жестоко преследующего ее мужчины.

Побег стоил Мадлен репутации и жизни любимой модели парижских кутюрье, но она ни разу не пожалела о том, что уехала из Франции. Она знала, что Пьер думает, что она сбежала в Марокко или Алжир, возможно, даже в Швейцарию или Бельгию. Ему бы никогда не пришло в голову искать ее в дождливой Англии.

И вот она стригла волосы, чтобы свести концы с концами, помогала Делии в пабе и постепенно начинала строить свою скучную, предсказуемую, но безопасную жизнь.

Иден Валентайн все изменила. Через несколько часов она не только влюбилась в новую подругу, но и увидела свою новую жизнь, особенно в связи с планами Иден открыть собственный салон. Мадлен знала, что может помочь ей, более того, знала, что может сыграть роль козырного туза в рукаве Иден, с помощью которого та легко начнет продавать свою одежду.

А затем всего за несколько часов жизнь Иден потерпела крах.

Эйб напоминал Мадлен ее деда, его присутствие внушало ей ощущение надежности, но вдруг он начал падать. Она по-прежнему держала его за руку, крепко сжимая ее, пока им сообщали дурные вести, и ахнула, когда он отпустил ее руку и тяжело повалился на зеленый линолеум.

Грузная престарелая медсестра с полными ногами и бесстрастным лицом действовала удивительно проворно и почти мгновенно ослабила галстук и расстегнула воротник Эйба. Доктор быстро расстегнул прекрасно сшитую полосатую рубашку, обнажив морщинистую седую грудь, и приложил к ней стетоскоп, а тем временем сестра как можно скорее убедилась, что дыхательные пути старика свободны.

Они ждали, пока врач слушал.

Мадлен затаила дыхание, прикрыв рот руками.

Наконец доктор вздохнул и вынул стетоскоп из ушей. Посмотрел на Мадлен и мрачно покачал головой.

– Мне жаль, мисс Делакруа. Он умер.

– О, Иден, – прошептала та, медленно качая головой и все еще не веря в случившееся, сразу же подумав о дочери Эйба и о том, как ей сообщить, что она в один день, возможно, потеряла всю семью.

Глава 16

Дуглас Уинтер подошел к богато украшенной креденце[3] и посмотрел, что было на завтрак, который подавался под наблюдением дворецкого, стоявшего рядом и приветствовавшего каждого члена семьи Уинтер, спускавшегося вниз. Он не удивился, увидев, что Дуглас появился первым со своей женой, светской львицей, которая вошла в их семью четыре года назад и, похоже, наслаждалась каждым визитом в Лаксфелл больше, чем предыдущим. Возможно, потому, что с каждым своим приездом Ферн Уинтер, урожденная Даффилд, чувствовала себя на дюйм ближе к тому, чтобы стать хозяйкой поместья Лаксфелл. «Какой неприятный сюрприз ждет ее сегодня утром», – злорадно подумал дворецкий.

На глазах у Брэмсона Дуглас и Ферн Уинтер рассматривали еду, как обычно, жадными глазами. Его поражало, что, если поставить Алекса и Дуги Уинтеров рядом, мало кто поверит, что они родственники, не говоря уже о том, что братья. Они были настолько непохожи, что казалось, происходили из разных семей. У Дугласа были редеющие мышино-каштанового цвета волосы и высокий блестящий лоб, яркие, но маленькие голубые глаза, необычно широкий нос, а над тонкими губами – тонкие усики неопределенного цвета, которые не помогали скрыть впалый подбородок. Кроме того, было очевидно, что Дуги Уинтер раньше времени начал полнеть и выглядел сейчас как дородный джентльмен средних лет. Он непонятно зачем понюхал сваренное вкрутую яйцо и уронил его в яичную рюмку, стоящую у него на тарелке.

Брэмсон улыбнулся, думая о сегодняшнем завтраке, который был намеренно простым по меркам Уинтеров: ни яичницы с маслом и луком, ни яиц бенедикт с копченым лососем. Сегодня повариха миссис Дир приготовила овсянку со сливками, вареные яйца или яйца пашот с тостами и тушеным шпинатом. Бекон, лук, грибы и помидоры отсутствовали, и Дуглас поднимал разные крышки, явно в надежде найти что-то получше.

– Сегодня выбор небогат, дорогой, – сказала его жена, скривив губы, накрашенные кроваво-красной помадой, и насмешливо посмотрела на него тусклыми карими глазами, такого же оттенка, как ее волосы, аккуратно убранные в свободный пучок. Одежда Ферн была ничем не примечательных цветов, но ее оливково-бежевый наряд был прекрасно сшит из дорогих легких тканей. На ней были удобные шоколадно-коричневые броги из мягкой замши. От нее пахло деньгами, но выглядела она уныло. Она напоминала Брэмсону самку дрозда, которая делает все, чтобы угодить семье, но которую так легко не заметить среди ярких павлинов, с которыми ей теперь приходилось жить.

– Хм. Отсутствие сосисок не вернет моего отца и не заставит нас чувствовать себя лучше, – пробормотал он.

– Только хуже, если уж на то пошло, дорогой, верно? – добавила леди-дрозд. Ее муж взял несколько тостов и две ложки сливочного масла и пошел к главному столу. Ферн послушно последовала за ним.

– Доброе утро, Брэмсон, – раздался новый голос. Это была Шарлотта, лицо которой покраснело. – Спасибо за прекрасную постель, которую ты для меня приготовил. Я не осознаю, как сильно скучаю по этому огромному дому, пока не вернусь и не посплю в своей постели. Ой, вкуснятина, яйца пашот. Как здорово.

– Кофе, мисс Шарлотта?

– Да, пожалуйста, – сказала она. – А где Руперт?

– Он здесь, – сказал Руперт, подошедший с сияющей улыбкой. – Я знаю, что сегодня мы все должны быть мрачными, но я уверен, что наш отец огорчится, увидев свою семью в таком плохом настроении. Давайте не будем сентиментальными, а?

– Всем доброе утро.

– Привет, Пенни. Ах, почему у меня так не получается? – протянула Шарли.

– Что? – спросила Пенни, смущенно оглядывая свою одежду.

– Ну, еще полдевятого нет, а ты выглядишь так естественно, великолепно и свежо с прекрасными волосами и идеальным нарядом для этого случая.

– Идеальная Пенни, вот как мы теперь тебя будем называть, – сказал Руперт, отпуская кузине воздушный поцелуй.

Брэмсон улыбнулся Пенни. Как и его хозяева, он любил кузину Уинтеров, которая была их дальней родственницей, и все звали ее кузиной, потому что никто не мог по-настоящему высчитать родство.

– Кофе, мисс Обри-Финч?

– Спасибо, но я в последнее время не завтракаю, – сказала она, улыбнувшись ему.

– Следишь за своим весом, Пенни? – пошутил Руперт, усаживаясь.

– Ты шутишь, Руперт? У нее прекрасная фигура. Я ей завидую, – вздохнула Шарлотта, глядя на свою полную еды тарелку. – Посмотри на меня. Ем за двоих.

Дуглас в ужасе поднял глаза от своей тарелки.

– Я шучу, Дуги.

– А где же твой прекрасный молодой человек, Шарлотта? – поинтересовалась Ферн.

Пока Шарлотта объясняла, где Джулиан и почему у нее еще нет кольца на пальце, Брэмсон глянул на свои карманные часы. Господин Алекс должен спуститься с минуты на минуту. Он поговорил с будущим главой семьи рано утром, и они решили, что лучше будет дождаться матери, которая любит завтракать ровно в 8.45. Оставалась еще минута.

Он улыбнулся про себя, услышав приближающиеся шаги. Но не смог сдержаться и повернулся, чтобы увидеть господина Лекса под руку с сияющей Сесили Уинтер на верхнем пролете лестницы, готовых спуститься.

Брэмсон почувствовал, что его сердце поет от счастья. Скоро все опять будет как раньше, когда господин Лекс возьмет бразды правления в свои руки. Он еще раз бросил взгляд на Дугласа, смакуя эффект неожиданности, который вот-вот произойдет. Он хорошо относился к господину Дугласу, но вся прислуга обожала Алекса Уинтера… так было всегда. «Бедный Дуги», – подумал Брэмсон.

Ферн снова вернула утреннюю беседу к своей любимой теме – самой себе.

– Ну, мы с Дугласом ждем не дождемся, когда у нас появятся дети. Я хочу много детей. Конечно, мы будем всегда рады вам в Ларксфелле, и неважно, сколько у нас будет детей. Вашей матери мы тоже всегда…